October 15, 2014, 10:12 AM

Неизвестный Федорченко: из бухгалтера в кинорежиссеры

В преддверии Римского кинофестиваля бывший работник секретного завода, бизнесмен из лихих 90-х, инженер-экономист Алексей Федорченко рассказал о том, как его покорил мир кино.

Его фильмы не раз были признаны лучшими на международных фестивалях, в том числе и на Венецианском. Ему стоя аплодировал Тарантино. В своих картинах он переплетает реальные истории и судьбы с мифами, создает документальные сказки. Все это о режиссере Алексее Федорченко можно узнать, вбив его имя в поисковик.

Но мало кто знает, что в 90-е он буквально отвоевал Свердловскую киностудию у бандитов и кредиторов. Затем спас ее от банкротства. Тогда еще не были сняты фильмы «Первые на Луне», «Овсянки», «Небесные жены». Алексей был бухгалтером и о кино даже не думал.

Сейчас его приглашают на Римский кинофестиваль с новой картиной «Ангелы революции». О своей насыщенной жизни в настоящем и нескучном прошлом уральский режиссер рассказал корреспонденту агентства ЕАН.

– Алексей, можно вас поздравить, вы вновь отправляетесь покорять Рим. Когда вы узнали об этом?

-Спасибо. В конце сентября была пресс-конференция, там я узнал, что фильм в конкурсе. Хотя посылал его уже давно, но до последнего было неясно, пройдет он или нет. Римский фестиваль в этом году неконкурсный, то есть не будет жюри. Единственный приз от зрителей. Это очень здорово, во многом из-за этого я и согласился. Ты показал свой фильм, знаешь, что он хороший, на этом все. Не соревнуешься со своими друзьями, не споришь, кто лучше. Потому что как ответить, что прекраснее, березовый листок или Килиманджаро? Нет критериев.

– Насколько я знаю, в «Ангелах революции» задействовано много артистов из «Коляда-театра». Одну из главных ролей сыграл Олег Ягодин. Как Николай Владимирович к этому отнесся?

– Он сначала ревновал, и ревнует до сих пор. Но поскольку я очень люблю его театр и его самого, то он терпит. Однажды Коляда участвовал в документальном проекте «Я местный», показывал свой театр, свой город. И ко мне зашел.

«Вот, это Алексей, он любит мой театр, ходит все время. Актеров ворует!» - говорит Коляда. А я ему отвечаю: «Ну, я ведь учусь у вас. Может быть, однажды что-нибудь поставлю». Ему приятно стало, ответил, что подумает, и рассмеялся. Нам с ним нечего делить, мы, скорее, добрые соседи.

– Какие у вас отношения сложились с Екатеринбургом и с местным зрителем?

- С городом у меня отличные отношения. Он мне нравится все больше и больше. Он дорог мне. Я не собираюсь отсюда уезжать, хотя предложений поступало и поступает много до сих пор. А зрителя я не делю на своего и не своего. В каждом городе принимают фильм по-разному. Например, на показе «Первых на Луне» в Москве люди плакали. А в Варшаве на этих же моментах ухохатывались.

– Для вас важен успех?

– Наверное, важен. Успех – это своего рода оценка твоей работы. Но я, к счастью, почувствовал, что такое слава, в нормальном возрасте, будучи взрослым человеком. Когда фильм «Первые на Луне» получил один из главных призов в Венеции, то я около года со всего мира получал по 10-20 сообщений, обо мне говорили, писали статьи. Ты так сразу начинаешь раздуваться. А потом сообщений становится все меньше и меньше, через год одно-два приходят, а потом вообще ни одного. Сегодня нет, завтра, послезавтра. А потом, бац! И про какого-нибудь футболиста Алексей Федорченко написали (смеется). И это может сломать, если у тебя некрепкая психика.

– К вашим фильмам можно относиться по-разному. Но никто не станет отрицать, что их сюжеты неординарны и порой мистичны. А в обычной жизни или на съемочной площадке вы сталкивались со сверхъестественным?

– Была интересная история на съемках «Первых на Луне». Мы снимали на острове Борнео. Мне нужно было положить главного героя на индонезийском кладбище, он там умирает, и идет дождь. И тут наш местный проводник спрашивает меня, мол, когда нужен дождь. Я ему отвечаю – завтра в пять вечера. Тот говорит: «Без проблем». Берет сто рублей и уходит. Наступил день съемок, актера положили, а дождя нет. Пять минут ждем, десять, полчаса. В общем, только на следующий день ровно в пять вечера небо раскрылось, и пошел дождь. Проводник тогда спросил, какое сегодня число, начал извиняться, отдал деньги. Оказалось, дни перепутал.

Есть еще одна знаменитая история. Снимали «Небесных жен» в Марий Эл. Поехали сначала к губернатору, потом к министру культуры, а потом к главному жрецу республики. Он зажег свечи, преломил хлеб, мы выпили вино. Жрец прочитал заговор на марийском и говорит: «Все, теперь травы, леса, солнце и ласточки будут вам помогать». Так все и было: если нужен дождь, то идет дождь, если нужно солнце, то светит солнце. За исключением одной новеллы. Я снимал две свадьбы, которые ехали по лесной дороге на холме навстречу друг другу. Они должны были встретиться в определенном месте. А шел дождь, поэтому телеги разъезжались все время, чуть ли не врезались друг в друга. И так два раза. Я отменил съемки, решил, что не надо эту новеллу снимать. И ласточки не было обещанной. Я про нее вспомнил, потом сразу забыл.

Была уже весна, я монтировал фильм. Монтаж сложный, смотрим уже какой-то сороковой вариант. И вдруг в соседнюю комнату залетает ласточка. Я остановил монтаж и больше к нему не прикоснулся.

– Удивительные истории! И я знаю, что не менее удивительно складывалась ваша судьба в 90-е годы. Они для вас были «лихими»?

– Очень! У меня первые стрелки с бандитами случились в 91-м году, тогда я занимался каким-то бизнесом. В общем, как все. Потом испугался, потому что убивали каждый день кого-нибудь. Подумал, зачем оно мне надо? Пойду лучше на киностудию, на спокойную работу (смеется). И началось! Студию захватили другие бандиты, пришлось несколько лет разруливать.

–Чего они от вас хотели? Забрать территорию?

– Там была такая ситуация, наш директор занялся нефтяным бизнесом. Одна сделка получилась очень удачной. Он купил квартиры сотрудникам, вложил деньги в кино. А вот со второй прогорел. В итоге ему пришлось брать у разных банков кредиты под залог недвижимости. Когда директором Свердловской киностудии стал Негашев, он сразу позвал меня замом по экономике. На тот момент вся студия была заложена-перезаложена. По разным корпусам сидели пять бандитских группировок. Никто из них не платил, естественно. И вот с 94-го по 98-й год мы занимались серьезными разборками.

– Страшно было?

– Иногда очень страшно, семьи прятали. Я вот все хочу кино об этом снять. Сейчас начинаешь рассказывать, кажется смешно. Потому что случались удивительные вещи! Как мы получили деньги на фильм Ярополка Лапшина. Но получили даже не деньги, потому что их не было, а освобождение от налога на имущество из областного правительства. Мы его завели на один завод, добыли шпалоукладчик, шпалоукладчик меняли на нефтекачалки, их – на трамвайные пары, белорусскую мебель – на какой-то вексель. А потом вексель оказался в руках у грузинской мафии в Москве. В итоге мы с ними поговорили, и я вексель у них забрал (смеется).

– А до разборок с грузинской мафией как складывалась ваша жизнь?

– В 88-м закончил УПИ. У меня инженерно-экономическое образование. Пошел работать на завод. Я считал трудоемкость антиСОИ. Была у американцев такая СОИ, стратегическая оборонная инициатива. А наши придумали антиСОИ, чтобы ракеты все-таки пролетали ядерный американский щит. И вот я считал трудоемкость этого процесса. У меня была первая форма допуска. Проработал два года и понял, что больше не могу. Во-первых, график с 8 утра по 8 часов не для меня. Во-вторых, было невозможно выйти, все очень секретно. А мне как молодому специалисту нужно было отработать еще год. Но тогда уже появились первые компьютеры, и я предложил перевести на них работу, чтобы меня взамен отпустили. И меня отпустили.

– У вас был какой-то план, куда идти дальше?

– Нет, ушел в никуда. На киностудию устроился случайно, зарплата в 2,5 раза меньше, чем на заводе. Но свобода была нужнее. Я стал работать экономистом в объединении документальных фильмов «Надежда». Эта творческая организация была одной из лучших в стране, очень крутая. Как раз там родилась уральская школа документального кино во главе с Валерием Савчуком.

– Но вы тогда не снимали кино?

– Нет, и даже мыслей таких не было. Просто варился в этом замечательном «компоте», смотрел фильмы хорошие. Я считал деньги, был хорошим бухгалтером. И мне это нравилось. Вот сведешь баланс, а чувство – как будто оперу написал (смеется).
Но в скором времени родился сын, его нужно было кормить. Я занялся бизнесом, начал продавать утюги, моноблоки, шоколадки. Некоторое время пытался работать и там, и там. Но надо было выбирать, потому что студия рухнула, появились бандиты. В это время ко мне пришел Негашев и сказал: «Давай попробуем киностудию вытащить!» Ну, давай попробуем. Тем более что с бандитами я обжегся и работать в бизнесе не хотел. Пришли на киностудию, а она вообще пустая! Все за полгода разбежались. Негашев вышел в коридор и сказал мне: «Выбирай любой кабинет!» (смеется)

– Отвоевали киностудию?

– Буквально. По-разному было, в 97-м году студию признали банкротом. Появился внешний управляющий, который нам сильно мешал. Мы собрали всех кредиторов и показали им наши мультики. Они сказали «классно» и сняли с нас банкротство.

Тогда началась сделка века. Мы сдали старый корпус, который на самом деле студии не принадлежал и вообще был памятником архитектуры. Получили разрешение через правительство Москвы, через Ельцина сдать его в аренду на 50 лет! А деньги взять вперед. Мы тогда погасили огромные долги, миллиарды, наверное. И к 98-му году киностудия была чистым предприятием. После этого начались рейдерские захваты. Пять гектаров земли в центре города – это очень большие деньги. Плюс всевозможные проверки, искали, за что посадить. Но не получилось у них ничего.

– И слава богу! А то не видать бы вам Римского кинофестиваля сейчас.

– А кто его знает (смеется). В жизни возможно все!

Интервью записала Елена Пулинович, Европейско-Азиатские Новости.

Комментировать
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
18+