December 24, 2008, 09:51 AM

Оперный театр превратился в «секонд-хенд» (Стенограмма пресс-конференции в Пресс-центре «Европейско-Азиатские новости» от 23 декабря 2008 года)

<P align=justify>Пресс-центр ЕАН: Добрый день, уважаемые коллеги! Сегодня у нас в гостях сотрудники Екатеринбургского<IMG style="MARGIN: 5px; WIDTH: 202px; HEIGHT: 150px" height=150 alt="" hspace=5 src="http://eanews.

Пресс-центр ЕАН: Добрый день, уважаемые коллеги! Сегодня у нас в гостях сотрудники Екатеринбургского
оперного театра. Тема всем известна – не первый год в «оперном» продолжается конфликтная ситуация. В пресс-релизах есть открытое письмо руководству театра, которое наши гости писали ровно год назад. В нем излагается вся конфликтность этой ситуации. Прошел суд. И сегодня наши гости расскажут, довольны ли они его решением и будут ли они продолжать отстаивать свою точку зрения. Разрешите представить гостей: Станислав Иосифович Фесько – главный художник театра, Леонид Александрович Якушев – режиссер-постановщик, Павел Иванович Коблик – режиссер-постановщик, Владимир Матвеевич Бочаров – дирижер. Также у нас присутствуют другие сотрудники театра, с которыми вы сможете пообщаться после пресс-конференции в индивидуальном порядке. Павел Иванович, вам первое слово.

ПК: Ситуация, в общем и целом, ясна. Тем не менее, некоторые основные моменты мне бы хотелось подчеркнуть. Нас категорически не устраивает ситуация, которая сложилась в последнее время в нашем театре. Это касается и внутреннего состояния театра, его атмосферы, и того, что театр представляет собой вообще в представлении города, области, страны. Я думаю, мы можем говорить о стране – поскольку театр наш довольно известен. Вообще говоря – это не только наше личное дело – не только ущемление наших личных интересов и прав, членов художественного руководства театра. Здесь нам бы хотелось привлечь внимание и прессы, и общественности к тому, что происходит в театре. А в нем не все здорово, с нашей точки зрения. Корень проблемы лежит в том, что нарушена идея русского репертуарного театра. В двух словах: существует 2 основные модели современного театра – русский репертуарный театр, который предполагает наличие стационарной труппы: свой оркестр, свой хор, свои солисты, свои постановщики, и модель антрепризного театра, которая предполагает, что на определенный период времени собираются яркие и сильные исполнители, делают спектакль, он прокатывается, быть может, вывозится на гастроли и на этом жизнь этого спектакля заканчивается. На сегодняшний день в нашем театре возник очень странный конгломерат – смесь элементов репертуарного театра и антрепризного. То есть, вроде это стационарный театр со свое труппой, с другой стороны, все постановочные группы режиссеры, дирижеры, художники, хормейстеры - это люди приглашенные. Мы хотели бы сказать, что не видим ничего плохого в том, что в театр приглашаются другие постановщики – это нормально. Художественная ротация должна существовать, и это всегда было в нашем театре. Время от времени приезжали яркие личности – режиссеры, художники, и результатом этого были достаточно известные и сильные постановки, но когда это превращается в правило, когда гости превращаются в оккупантов – это уже другая история. Здесь дело не только в ущемлении наших личных интересов, дело в том, что ломается структура русского репертуарного театра. С актерами надо работать, их надо серьезно готовить к их ролям. Как можно это делать, если люди приезжают на пару недель, на ходу в авральном режиме выпихивается спектакль, и они уезжают... Кто будет ими заниматься с актерами? Мы, по сути, отстранены от постановочной работы. Нас вообще с приходом Андрея Шишкина изолировали в принципе от творчества, от принятия решений в репертуарной политике театра. Репертуарная политика – во многом – будущий успех театра. Как происходит выбор того или иного названия – это вообще очень странная история. То ли это директор сам решает, то ли импресарио, скорее всего, второе. Поскольку нам это никто не объясняет, мы вынуждены только догадываться. За два с половиной года присутствия Шишкина в театре, он не соизволил ни разу встретиться с художественным руководством театра. По крайней мере, с теми, кто находился в театре на момент его прихода, потому что значительная часть этого руководства вынуждены была уйти из театра. Но те, кто остался – они перед вами и с нами со всеми он не встретился ни разу. Спектакли определяются исходя из требований импресарио. Например, импресарио говорит – сейчас в Португалию надо срочно свозить такой-то спектакль. И независимо от того, нужна ли эта постановка на сегодняшний день публике и театру – спектакль делается. Например «Тоска» для Португалии. И тут выясняется, что Португалии уже не нужна «Тоска», а нужна «Мадам Баттерфляй». Срочно перестраиваемся и делаем «Баттерфляй». Это при том, что свой такой спектакль у нас есть и, как говорит объективная критика, старая постановка ничем не хуже, а возможно и лучше новой. Но необходимо поставить новый спектакль, затрать на него достаточные средства, и везти в Португалию именно эту постановку. Такое ощущение, что театр превратился в какого-то лакея, официанта, который выполняет заказы импресарио. Мы работаем на двух-трехнедельные гастроли, а дальше публика, жители города и области, должны кушать то, что было приготовлено для другой публики: для ЮАР, Таиланда, Португалии и так далее. Одно дело, если бы это были действительно новые, эксклюзивные постановки. Наш театр всегда был на острие творческой мысли, не случайно еще в советские времена наш театр называли лабораторией современной оперы, театр всегда пробивал, как ледокол, и шел впереди, сейчас же мы плетемся где-то в арьергарде, в хвосте. У нас идут повторы, мы превратились в «секонд-хенд» в театральном мире– у нас идут спектакли, где-то когда-то поставленные – в Уфе, Челябинске, декорации «Мадам Баттерфляй», который идет в Красноярске, оказались у нас. Мы вынуждены хлебать холодную похлебку из чужой миски. Нас эта ситуация категорически не устраивает. Что мы могли сделать? У нас было 3 выхода – положить документы на стол директору, чего он от нас и ожидал, вероятно, и что сделали многие наши коллеги, не выдержав такого отношения (нежелания общаться, вместе работать). Могли сделать вид, что все хорошо, и ждать у моря погоды, пока непосредственный учредитель в лице министерства культуры освободит господина Шишкина от занимаемой должности. Мы выбрали путь не самый простой, наибольшего сопротивления – мы подали заявление в суд, отстаивая свое достоинство, свое право на труд и свою художественную честь. Главное, чего мы добились – привлечение внимания прессы, а самое главное – частное определение суда, конторе указывает учредителю театра – министру культуры РФ Авдееву о многочисленных нарушениях, которые имеют место в театре. В сущности, мы добились главного, ради чего все это было затеяно.

СМИ: Станислав Иосифович, было бы интересно послушать вашу точку зрения как человека в суде не участвовавшего. Вы тоже обеспокоены ситуаций в театре?

СФ. Я тоже обеспокоен. Действительно, театр превратился в непонятное заведение культуры – не культуры, не знаю чего. Потому что все эти постановки берутся спонтанно, не спонтанно – никто не знает. Мы не знаем, какие постановки на протяжении года у нас должны быть и будут ли они вообще. Нам хотелось бы тоже принимать участие в репертуарной политике и знать, что мы будем делать. Хоть театр и федеральный, но из Москвы зритель не приезжает. Зритель наш – местный. Во-первых, 90 процентов всех нынешних постановок – это перенос. «Пиковая дама» - последний спектакль – он 84 года выпуска, а у нас 2008 год и не 20, а 21 век. Мы должны жить в 21 веке и хотя бы на определенный этап опережать время. Пусть спектакль будет спорным, пусть будет много шуму, пусть его будут ругать, хвалить. Хоть какое-то движение вокруг театра - ну никаких движений нет. Выпустили «Пиковую даму» – мертвая тишина. Как будто его и не было. Не поругают, не похвалят. Я не обижен Шишкиным, у меня на него обиды нет. И не в порядке жалобы сейчас все это делается. Я знаю себе цену. Обидно за сам театр, за зрителя обидно. Многие знают, где я работаю. Все спрашивают, говорят об этом. Много зрителей, которые не просто зашли в театр, есть уже «свой» зритель, который ходит, знает всех артистов, кто художник, знают даже, кто в цехах работает. Профессиональный зритель, который любит театр. Не за что-то, а за то, что это просто театр. Он с детства посещал театр, детей водил, внуков теперь водит. И хотелось бы, чтобы нам не «нафталин» сбрасывали. Я за то, чтобы приглашали – мы тоже посмотрим, поучимся – учится никогда не поздно и нужно. С коллегами лишний раз встретимся. С хорошими режиссерами, художниками балетмейстерами. Увидится пообщаться, посмотреть, как они работают, показать им свои работы. Со стороны Шишкина было сказано, что мы просим очень большие деньги и ему проще пригласить кого-то, чем нам платить. Мы вообще никаких денег никогда не просили – у нас не было разговора даже о постановке, не говоря о деньгах. Мы в состоянии заработать. Я, например, могу заработать и без театра. У меня это неплохо получается. В прошлом году я сделал 4 спектакля в других театрах. У меня свои выставки – мне есть чем заниматься, и у меня на все время хватает. В театре я не работаю и не на работу туда прихожу – прихожу как домой. Театр - это мой дом. В театре надо не работать, в театре надо жить. Если кто-то приходит туда, как на работу – это уже не сотрудник театра. В театре люди живут, а когда живешь – надо что-то делать. Также, как дома, когда потолок валится - значит надо что-то делать, иначе придавит. И зрителю тоже хочется, чтобы и завтра и послезавтра, все больше ходил, чтобы интерес был. А когда все серенько, какой может быть интерес?

СМИ: Господин Шишкин приводил в пример ситуацию с продажей билетов и увеличением прибыли по сравнению с 2004 годом.

СФ: Вы знаете, это видимо билетная политика иная. Здесь я ничего не могу сказать, поскольку в эти дела не встреваю. Какая посещаемость? Сколько зрителей? Я за этим не следил, я больше за творчеством слежу.

СЯ: Маленькое дополнение к вашему вопросу. При ныне ушедшем в мир иной Владиславе Вяткине, который возглавлял театр 23 года, у него была одна политика – политика общей доступности театра. И билеты стоили умеренную цену, туда мог прийти и студент, и любой человек, которому стало интересно прийти в театр, и пенсионер. Сегодня цены выросли в 2-3 раза – вот вам доходность. И еще маленькое дополнение по поводу доходности – вернусь к сказанному Павлом Ивановичем, по поводу постановок спектаклей. «Пиковая дама» - премьера прошла недавно. Она состоялась по одной причине – благодаря очень высокопрофессиональной труппе, которая досталась Шишкину от Вяткина. Благодаря очень трудоспособной и выносливой труппе. Такие спектакли, как «Пиковая», за такое количество времени не ставятся. Репетиции начались 20 ноября через 2 дня режиссер оказался не в форме (вы понимаете о чем я), через 2 дня продолжились репетиции. Вылилось это в следующее – у людей было забрано 3 выходных дня, которые театр оплачивал в двойном размере, людей вызывали по 3 раза в день. Артист не может так работать. Но спектакль состоялся. Откуда такие выгоды и деньги? Любое предприятие существует для кассы – заводу надо продавать продукцию, оперному – билеты. Какие могут быть выгоды, когда театр 12 дней был на замке, и за 12 дней не прошло ни одного спектакля. Вот откуда у нас зритель – мне сомнительно. Да, билеты выросли по сравнению с тем, что было в 2004 году.

СФ: Еще один момент – когда пришла новая дирекция – вдруг стали выпускать афиши, а на ней нет информации о главных специалистах, в частности обо мне. И только вот в ноябре стали появляться. Прошло 2 года. И никто ничего не объясняет. Почему, зачем, надо - не надо. Я сейчас занимаюсь цехами – у нас очень хорошие, сильные, мощные цеха, производство. Театр – штучный товар, каждый человек – штучный товар, и то, что они работают у нас в театре - это большая честь для театра. Это специалисты высочайшего класса. Я знаю не с чьих-то слов, а сам вижу – езжу по разным театрам, к нам приезжают художники. И те, кто приезжает – дают очень высокую оценку нашим производственным цехам, которые производят декорации, костюмы. Поэтому потенциал у нас хороший – люди профессиональные. И так их использовать некрасиво и неправильно.

СМИ: Будете ли вы оспаривать решение суда?

ЛК: Вы знаете, скорее всего, нет. У нас есть время подумать. Примерно половина срока прошла, данного нам для подачи апелляции. Дело в том, что 2 основных момента в нашем иске – помимо того, что нас сняли с сайта с приходом Шишкина в театр. Все художественное руководство просто сняли без объяснения причин. Сейчас адвокаты пытаются доказать, что нас там и не было – ну да бог им судья. Такие вопросы нас не очень интересуют. Портретов наших нет в фойе – ну нет и нет, мы переживем. Нам не очень приятно, что прошло 2 года, а никому из нас включая главного художника, не дана ни одна работа - . Мы тоже не сидели на месте – понимали, что пришел новый человек в театр, перед ним учредитель поставил определенную задачу. Он должен разобраться в ситуации, попробовать, быть может, даже ошибиться. Мы дали ему достаточно времени для проб и ошибок. Год назад мы предложили камерный репертуар. Беда в том, что наш театр увлекается полотнами типа «Пиковой дамы», «Хованщины», полотнами, которые сейчас не совсем соответствуют возможностям театра. Да, у нас сильная труппа, да, сильный исполнительский состав. Но в театре много молодежи, нарушена преемственность поколений. В театре всегда замечательно, когда есть старики, среднее такое крепкое звено, и молодежь. И когда переходит от поколения к поколению опыт - это замечательно. У нас этого нет. Так получилось на смене эпох, еще в период перестройки, когда поднялся железный занавес, большое количество ведущих исполнителей столичных театров уехало за рубеж. Возникло много вакантных мест, и из провинции, из нашего театра, в частности, возник отток людей. Они стали уезжать и в столицу, и за рубеж. В результате у нас сейчас достаточно молодой состав труппы. Мы считаем, что с этими ребятами надо работать, а такие полотна как «Хованщина», «Пиковая» – могут просто поломать неподготовленного певца и актера. Мы предлагали камерный репертуар, который позволял бы театру выезжать с гастрольными поездками по области. Раньше все это было. Сейчас театр выезжает только по окраинам Европы. Кто-то из критиков сказал «по задворкам» - не хочу никого обижать. Кроме того, у нас большая беда с детским репертуаром – дети - наш будущий зритель. Однако за 3 сезона не было даже разговоров о создании детского спектакля – это провальная ситуация.

СМИ: Как реагирует учредитель в лице министерства культуры на ваши проблемы?

ЛК: Учредитель не так давно сменился – до недавнего времени учредителем театра было федеральное агентство во главе со Швыдким, а поскольку оно расформировано – то учредителем стало министерство культуры. Пока мы не знаем, но очень надеемся, что в связи с иском будет какой-то импульс для привлечения внимания, что в театре не все в порядке, что он болен, что необходимо приехать представителю министерств и разобраться в ситуации. Вторая часть иска – нам навязывали вести спектакли, которые мы не должны были вести – поставленные другими постановщиками. И дело не в том, что мы не хотим помочь театру. Мы вели в свое время с Леонидом Александровичем спектакли, поставленные другими режиссерами. К нам приезжал и Бертман, и Исаакян – известные в «оперном мире» люди. Ставили спектакли. В частности, Бертман ставил «Царскую невесту». Мы с ним были в замечательных отношениях, вместе учились в ГИТИСе, и он попросил меня по-дружески взять присмотр за его спектакль. Я с удовольствием это сделал – прежде всего, это надо было театру, а во-вторых, – нормальные человеческие отношения. В других случаях, если директор Вяткин подходил и говорил «Ребята, надо сделать» – мы делали. Театр - такое производство, где, с одной стороны, жесткая дисциплина, с другой стороны, это дом. Нельзя в театре все мерить буквой закона, нельзя в театре мыслить пунктиками и приказами. Надо мыслить человеческими взаимоотношениями и отношением человека к театру. Если не так, то человеку делать нечего в театре. Но когда мы видим, что нас полностью изолируют, исключают из творческого процесса, если нас в упор не видят, если мы пишем открытое письмо, на которое в течение года директор не отвечает, равно как и на служебные записки, если директор отвергает без разговора все, что мы предлагаем, тогда извините, мы снимаем с себя всю ранее взятую ответственность по ведению чужих спектаклей. Мы проиграли в этой части иска, но через несколько дней директор издал приказ, которым снял с меня и моего коллеги Леонида Якушева ведение чужих спектаклей – это к вопросу, собираемся ли мы подавать апелляцию – да нет..

СМИ: А как сейчас в театре происходит аттестация?

ЛАЯ: На этот вопрос ответит дирижер Александр Григорьевич Аранбицкий.

АА: Вы знаете, аттестацию нельзя вырвать из общего контекста – это следствие той политики, которая проводится в нашем театре. Вернее, отсутствия политики. Аттестация - очередное тому подтверждение. Специалисты должны судить специалистов. У нас эта процедура дошла до абсурда, когда мне выставляют баллы начальник отдела кадров, юрисконсульт тетра, замдиректора театра. И только один специалист – приглашенный дирижер. Все эти люди - зависимы от директора, и как он им скажет, так оно и будет. Они его не ослушаются. И все это подается под соусом объективности. Это в продолжение о непродуманности в театре. В городе с такой мощной театральной инфраструктурой - неужели нельзя сделать так, чтобы режиссеры аттестовывали режиссеров, дирижеры… в городе их масса. Тогда будет заинтересованный профессиональный разговор. А так мне было странно, когда юрисконсульт и начальник отдела кадров выставляют мне баллы. Почему они делают заключения о моем профессионализме?

СМИ: Вы не подаете апелляцию, и не согласны с решением суда, что планируете делать дальше?

ПК: Мы пока выжидаем, посмотрим, как поведет себя та сторона. Мы очень надеемся на реакцию со стороны учредителей. Что он может изменить? Для нас очевидно одно – директор, который работает в театре, не знает театр, и не любит его, не видит нас и не видит многих других. Многие уже ушли, история известная - ушли 30 артистов хора и 20 артистов балета. В этом сезоне ушла наша ведущая балетная пара. Понимаете, когда человек приходит в коллектив, тем более руководитель, он должен понять микроклимат коллектива, понять, по возможности, каждого сотрудника, понять, что так, что не так. Театр, как человек со своей группой крови, со своими традициями историей. Я убежден, что если сейчас спросить Шишкина, за какие спектакли театр получил государственные премии за свою почти столетнюю историю, он не ответит. Потому что ему это не интересно, ему и сам театр не интересен. Он преследует только свои личные интересы – своя идея карьерного роста. Но она не совпадает с нашими мыслями о театре, который должен работать на город, на область.

 

Комментировать
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
18+