Все персонажи и события вымышленные, все совпадения случайны.
В закрытом на реконструкцию здании Политехнического музея под видом диспута «А нужна ли нам сатира?» состоялся товарищеский суд над Максимом Галкиным.
Место было выбрано не случайно. Ведь именно здесь, почти 90 лет назад, на этот вопрос уже пытались ответить товарищи Маяковский, Ильф и Петров, Кольцов, Зозуля, а также не до конца примкнувший к ним Блюм.
Сегодня вопрос вновь стоял как никогда остро, и министерство культуры, опасаясь («А не перегнули ли мы палку, так остро реагируя на выступление Галкина?»), вдумчиво подошло к списку участников.
Участники собирались неохотно и малочисленно, кого-то, вероятно, отпугнул факт собрания в закрытом музее, а кого-то - отсутствие фуршета, но уже первый выступающий развеял все опасения организаторов, отразив остроту проблемы в разрезе здорового оптимизма.
- Нет, - сказал телеведущий Соловьев. - Такая сатира нам не нужна. В последнее время такое ощущение, что у нас ряд юмористов стремятся как можно больше дерьма на собственную страну вылить и считают это сатирой. Сатира не в количестве дерьма, это вообще разные субстанции! Что вы там себе постоянно под нос напеваете, господин Харламов? «Дом Соловьева на озере Комо»? – телеведущий с неприязнью посмотрел на ухмыляющегося юмориста. - Это уже не смешно… Не, ну ребята, это же нельзя, ну вы же не можете действительно быть такими… ну-ну, ладно, прекращайте…
- Да что ты с ними сюсюкаешь, это же подонки, бесы! – депутат Жириновский медленно входил в роль и выходил из себя. - Мы тут Галкина собрались судить? Так давай судить, а не сиськи этому мять!
- Попугай! – вдруг голосом чеширского кота продекламировал Гарик Харламов. – Владимир Вольфович, у вас из ширинки попугай лезет!
- Вот все у этих придурков ниже пояса… А, что? Какой попугай? Сам ты попугай! Это член партии с 1989 года!
Большой желто-синий попугай высунул голову, внимательно посмотрел на Галкина и отчетливо сказал: «Вовка – дурак!» - потом нахохлился, закрыл глаза и приготовился слушать. Вопросы сатиры его явно интересовали.
- Наследник, - Жириновский ласково потрепал птицу по голове. Попугай дерзко укусил лидера партии за палец. – Ай, яй… смотри, Галкин, такой же гаденыш, как и ты! Руку кормящего кусает… Ну что ты скалишься! Ээкхэ … не стыдно? Не стыдно ему, посмотрите-ка! Сидит тут, зубами сверкает… Да тебя, Галкин, расстрелять мало! Ты ж Иуда, предатель! Тебе ж родина, партия все дала… и жену, и работу, и деньги, и славу.
- Хотели даже народного артиста дать, - вставил Соловьев. - И, кроме шуток, я б только за!
- А ты что? - продолжал обличать депутат. – Ты-то что? Решил к нам задом повернуться? Польстился на успех Зеленского? Тоже президентом захотел? Кхм… Не выйдет! К нам задом поворачиваться не стоит! Кхе-кхе… Во избежание, так сказать, творческих недоразумений! Был у нас уже один Пугачев, тоже вот ко всем задом, а к лесу передом… и ничего, казнили на Болотной…
- Коллеги, - радостно закричал актер Ефремов. - Разрешите мне в порядке выступления, для поднятия всеобщего настроения дать Соловьеву в ухо!
Предложение Ефремова отклонили, но сам факт подействовал на телеведущего удручающим образом. Очень захотелось в Екатеринбург. Местные бесы были там на порядок приятней и обходительней.
"Ух ты! А весело тут", – подумал Харламов. И с надеждой уточнил у Ефремова: "Есть чё? Пойдем, - заговорщически подмигнул артист. – Надо и Макса позвать".
…Следующий диспутант, литератор Быков успокоил разволновавшихся было участников, с ходу заявив, что сатира необходима.
- Господа, я не ожидал попасть на товарищеский суд. Я планировал поговорить о сатире. Вы только что слышали выступление Жириновского. Хоть кто-то понял, это была сатира или он говорил всерьез? Вопрос не праздный, потому что сатира меняется, традиционные приемы сатиры работают все хуже... они сливаются с повседневной абсурдной жизнью так, что уже не понимаешь, над чем смеяться, а над чем плакать…
- Кто вообще всех этих клоунов позвал? – закричал Жириновский. – Им бы все плакать, рыдать…тьфу… нытики, смотреть противно! В нашей стране есть только три великих сатирика: Жириновский, Соловьев и Киселев! Кхе… хм… Я в сатире и юморе с 1988 года! Столько лет людей смешить… да вы все под стол пешком… меня учить… хрр… хмм.
- Однозначно! - спародировал Галкин, и три человека в зале громко засмеялись.
Быков снова завладел микрофоном и, как ни в чем не бывало, продолжил:
- Так вот, сатира меняется. На смену преувеличению приходит самобичевание, гротеск заменяет самооговаривание, сарказм – самонасмехательство. Метасатира и постирония уже повсюду. Творчество Жириновского, Соловьева и Киселева тому яркий пример. Галкин же почувствовал запрос своего зрителя. Людей, которые испытывают когнитивный диссонанс, понимают, что все немного не так идет, как им показывают по телевизору.
- Заканчивай эту пургу нести, умник! Иди на базар, цыганам зубы заговаривай, – не унимался Жириновский.
- Сатирическая психотерапия Салтыкова-Щедрина, Чехова, Гоголя, Маяковского, Зощенко, Булгакова, Хармса, Довлатова и многих других - как раз про недостатки этого мира, про то, как сделать лучше и мир, и себя. Она дарит чувство сопричастности и снимает онтологическую раздвоенность. Сатира исцеляет, и только поэтому необходима. Я кончил. Всем спасибо.
Актер Ефремов вскочил, встрепенулся и, закатив глаза, смачно продекламировал:
- Быков кончил - мент родился,
А Мединский возбудился!
Чем сорвал свою порцию рукоплесканий и неуверенных смешков, которые, впрочем, быстро стихли.
Перед диспутантами действительно предстал министр Мединский.
Понять, возбудился он или нет, было решительно невозможно, однако выступил министр весьма хитро.
Поблагодарил выступающих, проигнорировал эскападу веселого актера и с обезоруживающей прямотой заявил, что плохая сатира не нужна, а потом с той же прямотой отметил, что хорошая сатира нужна.
После провел длинный и витиеватый исторический выпад против плохой сатиры, которая вредна и бессмысленна. Похвалил Соловьева за непримиримую борьбу с идеологическими диверсиями и за суверенный обскурантизм.
Часть присутствующих полезла гуглить незнакомое слово, подозревая, что на сатиру скоро прольется золотой дождь. Другая часть благостно выдохнула.
- На хорошую сатиру денег дам всегда. На плохую – никогда! - сверкая глазами, закончил министр.
По шепоту в зале стало ясно - и правда возбудился. А значит, за судьбу сатиры можно не переживать.
Однако актер Ефремов переживал. Он где-то успел раздобыть рясу, кадило и мегафон и с блаженным видом глубоким баритоном затянул песню «Вечерний звон, вечерний звон, а Соловьев ваш му…звон!»
С криками «Товарищ, вы перегибаете палку!» организаторы из министерства культуры кинулись на смутьяна, опрокинув строительные леса и бак с краской на других участников и зрителей.
- Попугай! - орал Харламов. - Держите попугая!
- Живодеры, куда вы меня несете! - визжал Жириновский.
- Сатира – дурак! – истерично кричал попугай, запутавшись в волосах Галкина.
Образовалась куча мала, поверху которой восседал актер Ефремов. С гордым видом победителя он отбивался ногами от вцепившегося Соловьева, целясь в ухо, а в руках знаменем ввысь тянул самодельный плакат на перегнутой палке: «Галкин с Алкой, Мединский - с мигалкой». Никто в этой суматохе не понимал, что это значит, но всем было очевидно, что зреет скандал.
«Вот это я понимаю, - хорошая сатира, такая сатира нам нужна, - думал довольный министр культуры, уезжая с мигалкой от греха подальше. - Тут и денег не жалко. И люди пар выпустят, и режиму ничего не угрожает. Ле-ги-ти-ма-ци-я, - с выразительным уважением произнес он, подняв указательный палец вверх. - Да и Галкин теперь крепко задумается.
Хорошо это я все придумал. Нужно повторить…»
