За время пандемии Свердловская область потеряла порядка 40 тыс. трудовых мигрантов — тех, кто не смог пересечь границу. Больше всего страдает стройка, но нехватка ощущается и в других сферах. О том, как коронавирус сказался на региональном рынке вакансий и почему россияне не идут работать вместо мигрантов, даже несмотря на порой высокие зарплаты — ЕАН рассказал директор департамента труда и занятости Свердловской области Дмитрий Антонов.
- Как изменилась занятость, сколько мигрантов к нам не приехали?
- У нас есть определенная зависимость от мигрантов. Я встречаюсь с работодателями, в том числе крупными, и понимаю, зачем им нужны граждане из стран СНГ. Акцентирую на этом внимание: есть мигранты из стран с визовым режимом и из стран без визового режима.
Квота — для стран с визовым режимом прибывания: Китай, Тайланд, Вьетнам — все, что не входит в СНГ. А патенты — для СНГ: Украина, Молдова, Таджикистан, Узбекистан. Остальные страны ЕврАзЭС: Казахстан, Армения, Киргизия, Беларуссия — им ни квоты ни патенты не нужны.
Если помните предыдущий кризис — 2009-2011 годов, тогда был достаточно неповоротливый, громоздкий механизм квотирования. Но цифра квоты мигрантов начиналась от 120 тыс. человек на область при безработице в 96 тыс. человек. Тогда квота была исчерпана. Это были мигранты: 60% — без визы и 40% — визовики .
Потом, прямо перед введением патентов, наступило некое равновесное состояние, когда мы имели квоту порядка 30-40 тыс. граждан из стран ближнего зарубежья и порядка 15-16 тыс. — визовиков.
Сейчас мы имеем ситуацию абсолютно противоположную, в том числе и в связи с введением патентной системы, мы получаем заявленные квоты примерно на 5 тыс. визовиков, из них выбирается по факту где-то 2,8 тыс. Разница в 50 раз.
- Но если на улицу выйти — там за 10 лет мигрантов меньше не стало.
- Мы понимаем, что если мы имеем квоту по визовикам порядка 5 тыс., то патентов мы продаем порядка 40 тыс. (согласно данным УФМС, озвученным УМВД Екатеринбурга, в городе проживает 132 тыс. мигрантов, но УФМС регистрирует всех, в т.ч. из стран СНГ, — прим. ЕАН).
Кстати, чтобы было понимание: с этих патентов мы имеем примерно 1,2-1,4 млрд руб. в год поступлений в бюджет. На эти деньги можно построить семь детских садов, к примеру.
Не стоит забывать и о том, что у России есть официальные международные обязательства, в рамках ЕврАзЭС подписаны договоры, мы обязаны обеспечить этим гражданам доступ к нашему рыку труда.
- Как на рынке труда отразилось перекрытие границ?
- Сказалось, как и во всем мире: раз границы закрыты — значит, свободной миграции рабочей силы нет. Мы сейчас с теми же строителями начинаем работать в ручном режиме. Мы отдаем себе отчет, что у нас Универсиада, большие стройки, ЕКАД и потребность в иностранной рабочей силе достаточно высокая.
Как работает логика квотирования: работодатель подает вакансию, которая увязана с информационными системами служб занятости. Вакансия публикуется, и служба занятости начинает работу по ее заполнению. И только в том случае, когда вакансия не закрывается, работодатель имеет право привлекать иностранцев.
Дословно это работает для визовиков. И этот же принцип заложен в алгоритм для без визового режима.
На законодательном уровне утвержден принцип приоритета трудоустройства граждан России перед иностранными гражданами. Он провозглашён также статьей 17 Закона о занятости населения, согласно которой право привлечения на территории Российской Федерации иностранной рабочей силы является приоритетным правом Российской Федерации.
- Можно говорить о том, что эти 45 тыс. вакансий для мигрантов по квотам плюс патентам — это те вакансии, от которых отказались россияне?
- Да. И есть сегменты рынка труда, которые используют только иностранную рабочую силу. И мы понимаем, что даже внутри иностранной рабочей силы есть своя специализация. Есть страны, чьи граждане традиционно работают в строительстве, есть — клининг, общепит и так далее.
Внутри себя они не пересекаются — смешанных бригад ни на одном объекте нет. Так сложилось исторически.
Такая ситуация характерна для всех стран, кто встроен в глобальную экономическую модель.
- Как на все это повлиял коронавирус?
- Конечно, трудовых мигрантов стало меньше из-за того, что нет въезда. Стройки не встали, но в диалоге со строителями мы понимаем, что производительность пострадала. Где-то издержки растут, себестоимость.
Есть «российские» бригады высококвалифицированных строителей: установка арматуры, монтаж — они готовы работать, но остальные работы, которые выполняли гости из СНГ — простаивают. Потому что монтажник с 70 тыс. рублей не пойдет на работу, на которой будет терять в деньгах.
- Какие еще сферы пострадали?
- Дорожное строительство, клининг. Начинают кафе восстанавливаться. Торговля пока держится, но у них есть ограничения по санитарным требованиям. Но та торговля, где мигранты задействованы — крупные продуктовые сети, повседневный спрос — там ситуация стабильная, у них кризиса и падения не было.
- Насколько сокращение произошло? Мне называли цифру, что мы потеряли до 40 тыс. мигрантов.
- Цифра похожа на правду. Ну, может в реальности она чуть меньше. Точнее сказать сложно, поскольку сейчас с коронавирусом экономика просела везде.
- А вообще потери экономики в рабочих местах в Свердловской области как выглядят?
- По цифрам: у нас на начало года было 119 тыс. безработных. Сейчас, кстати, 89 тысяч — это самые последние данные. Из них пособие получали 40 тысяч человек.
Это очень большая цифра, абсолютный рекорд по зарегистрированным безработным.
Есть общая безработица, определяемая по методологии Международной организации Труда (МОТ).
Она определяется Росстатом как статистический оценочный параметр — людей интервьюируют по специальной процедуре, и по совокупности они либо относятся к безработным, либо нет. По этой методике безработным может считаться, к примеру, увольняющийся в течение двух недель, работающий, но меняющий работу в течение двух недель, работающий, но обращавшийся в кадровое агентство, замеры проводятся в диапазоне возрастов от 15 до 72 лет.
Это официальный статистический параметр, который свободен от всех искажений. На него практически невозможно влиять, и он дает картину, максимально приближенную к реальности.
А зарегистрированные безработные, которые находятся в нашем ведении — это люди, которые получили статус безработного и имеют право на получение материальной помощи.
Так вот мы говорим о зарегистрированной безработице в 119 тыс. человек, из них пособие имели право получать 40 с небольшим тысяч.
Эти 80 тыс. чел, стоящих на учете, но не получающих пособие — скорее всего те, кто формируют серую занятость.
- Получается, у нас безработные — это не те, кто не имеет работы, а те, кто смог зарегистрироваться в качестве безработного?
- Такой формулировки еще не слышал, но зарегистрироваться в прошлом году смогли практически все, кто хотел.
У нас безработица по методологии МОТ и регистрируемая практически совпали. Обычно оценочная в 2-3 раза выше регистрируемой. Здесь они у нас совпали с разницей в 10-20 тыс. человек. То есть, мы зарегистрировали всех, кто хотел. А еще эти цифры дают нам реальный масштаб серой занятости.
- Ну да, обычно ожидаешь, что регистрируемый параметр от реальности отличается раза в два-три.
- Сейчас эти параметры сравнялись, согласно независимым исследованиям. Если по 2019 году смотреть: 21 тыс. у нас была зарегистрированная безработица и порядка 80 тыс. была по методологии МОТ, расхождение в 4 раза.
- То есть, год назад у нас официальная безработица была 20 тыс. человек, а по методологии МОТ — 89 тысяч. Но по официальным данным на начало 2021 года регистрируемая безработица достигла отметки в 120 тыс. человек и почти совпала с данными по МОТ. Фактически безработица выросла не в 6 раз, как это принято считать, а в полтора — с 89 до 140 тысяч?
- Да. Причем самое удивительное: уровень массовых высвобождений (увольнение сотрудников по инициативе работодателя, – прим. ред) был даже меньше, чем в 2019 году. Крупные предприятия устояли, работают, никаких массовых сокращений там нет. Каток пандемии проехался по малому бизнесу.
- Увеличение числа безработных на 60 тысяч человек — это в основном потери малого бизнеса?
- Да, это очень похоже на правду. Можно понагнетать, что 40-50 тысяч — это россияне. А сколько еще «схлопнулось» по мигрантам? Можно смело добавлять 15000 рабочих мест. То есть за пандемию мы потеряли порядка 65 тыс. рабочих мест.
Есть постановление президента о восстановлении уровня занятости, на Свердловскую область план — 55 тыс. человек.
- Исходя из вышесказанного получается, что как только будут сняты все ограничения, как только торговые центры снова заработают в полную силу — эти рабочие места мы и получим.
- Да, думаю, что за год эта цифра восстановится.
- Еще один вопрос на тему миграции. Работодатели предпочитают брать на работу мигрантов, объясняя это тем, что если взять на эту же позицию свердловчанина, то он уходит в запой с первой же зарплаты.
- Не совсем так. Это, конечно, удобная для работодателя позиция. Да, есть такие примеры, в основном в сельской местности.
Но и эксплуатацию человеком человека никто не отменял. До сих пор, к сожалению, имеет место такая история, что соблюдение трудовых прав в отношении мигрантов считается менее обязательным.
Понятно, что если строитель договаривается с главой диаспоры — то дисциплина строже. Да, возможно, с алкоголем там проще. Возможно, норма выработки у них другая — они и по 12 часов могут работать фактически, а не так как у нас определяет Трудовой кодекс.
Но мигрантское сообщество сейчас тоже поляризовано. Мигранты сегодня показывают порой белую зарплату и по 70, и по 80 тыс. рублей. И есть мигранты, которые готовы работать за любые деньги. Но, в конечном счете, всегда выигрывает профессионализм.
И понятно, что привлекая мигранта, работодатель ищет баланс между стоимостью, профессионализмом и управляемостью. И если на эту позицию поставить россиянина, который осведомлен о своих правах, без ошибок пишет заявление в трудовую инспекцию, знает, как на Госуслугах можно послать жалобу в прокуратуру в случае нарушений, то работодатель выберет то, что проще. Про эти факторы при выборе работника тоже не надо забывать. Они влияют.
- То есть, у мигрантов страха больше и прав меньше, и их можно больше эксплуатировать и меньше платить, а то и вовсе без денег оставить. Какое решение проблемы?
- Надо разбираться с серой занятостью. Эта борьба идет уже 15 лет. Но нормативная база пока не особенно изменилась. Есть спорные моменты, что и как определять.
На эту тему есть прекрасный пример — новое законодательство об охоте. Они там начали с того, что определили понятие «охота», и у них получилось, что фактически если ты просто находишься на территории охотугодий — то уже занимаешься охотничьей деятельностью.
-Где лицензия?
-Нет?
-Значит протокол составим.
Мы скоро придем к тому, что если ты находишься на территории, определенной как рабочее место, то ты работаешь.
- Мигрантов стало меньше, занимают ли их рабочие места россияне и вернутся ли эти позиции к мигрантам после коронавируса?
- Сложно прогнозировать, но замещение россиянами есть — на стройке, в транспорте, в общепите. Может быть, оно не такое масштабное, как мы хотели бы, но есть.
Когда восстановится — я не берусь прогнозировать. Откроют границы — восстановится, оставят какие-то ограничения — значит, нет.
- Мне вот какая история непонятна. Работодатели часто рассказывают следующие истории: нужны люди разбирать металлолом — черновая работа, тяжелая, вахтовым методом, но платят от 60 тысяч в месяц. Хорошие деньги, но приходится брать мигрантов, потому что русские предпочтут работать за 15 тыс., но возле дома. Действительно такое есть?
- Да, и это можно описать так. Все мы работаем за деньги — это важный показатель работы. Но есть еще два момента: насколько легко эти деньги даются и насколько они большие. И тут много мифов накручено. Считается, что легко — это офисная работа с небольшими издержками, рядом с домом. И если мы построим диаграмму — мы все наши профессии можем по этим параметрам раскидать.
И увидим, что в представлении россиян надо стремиться к работе вроде юриста, психолога, коучера, блогера. Да, это во многом мифология, но вот такие вот представления.
А маленькие деньги при существенных нагрузках в представлении россиян — это слесарь, токарь и так далее. И эта вот матрица живет у каждого в голове. Хотя это все давно уже не так. Мы можем сюда еще один параметр добавить — представление о возможности социальных лифтов, престижность. Это уже часть мифов о высшем образовании.
- Сложилось впечатление, что в какой-то момент система перевернулась и то, что считается престижным — перестало быть прибыльным. А то, что было непрестижно — люди там стали очень прилично зарабатывать, часто даже больше тех, кто идет по «престижной» специальности.
- Рынок труда живой, он меняется. Все траектории можно проанализировать, что надо сделать, чтобы изменить эту матрицу, обеспечить изменение представлений о профессиях.
Вот, к примеру, токарь — считается, что это небольшие деньги. При этом через год многие предприятия дают субсидию на жилье. Да и на входе там — 40 тыс., а через год-два уже 70 и понимание перспектив. То есть там вполне прилично платят, но из-за мифологии все еще держится в обществе представление, что это не так.
Есть новость — поделитесь! Мессенджеры ЕАН для ценной информации
+7 922 143 47 42
