Четырнадцатого июня – годовщина первого в истории новой России массового теракта, который стал причиной громких отставок и новых законов.. Почти все боевики, пять дней державшие в больнице Буденновска 1,5 тыс. заложников, сегодня мертвы или в тюрьме. Но даже спустя 26 лет для некоторых пострадавших эта история не закончена. Кто–то периодически смотрит в глаза террористам на очных ставках, кто-то работает в здании, где убивали коллег.
Корреспондент ЕАН побывал в «городе черных платков» и побеседовал с участниками тех событий.
Теракт в Буденновске 14 июня 1995 года около 200 террористов под командованием Шамиля Басаева устроили теракт в городе Буденновск Ставропольского края. Боевики захватили административные здания, в том числе взяли штурмом здание ОВД, захватили в центре города несколько сотен заложников и колонной конвоировали их до краевой больницы. Здесь террористы захватили персонал, и всех пациентов. С 14 до 19 июня банда Басаева удерживала в здании полторы тысячи человек. Спецназ и подразделения МВД несколько раз штурмовали больницу, но отходили с потерями. По данным управления ФСБ России по Ставропольскому краю, в результате нападения боевиков на Буденновск погибли 129 человек, среди них 18 милиционеров и 17 военнослужащих, 415 человек получили огнестрельные ранения. После переговоров 19 июня террористы отпустили большую часть заложников, и с небольшой группой местных жителей выехали в Чечню. Результатом теракта стала отставка директора ФСБ Сергея Степашина и главы МВД Виктора Ерина. Кроме того, был установлен закон о запрете удовлетворения политических требований террористов.
«Гнали как бурлаков»
Александр Рудковский был одним из тех, кого захватили на улицах Буденновска. После ранения он перенес десяток операций и считает, что ему очень повезло. Вот что он помнит о событиях 1995 года:
«Сменился с работы, по пути домой в центре города всех схватили и вместе с остальными согнали в колонну. И как бурлаков погнали в больницу. Мы шли, они ехали, нас сопровождали. Пригнали, распределили сначала в одно отделение, потом в другое. В итоге собрали нас в актовом зале, в подвале.
Потом начался первый штурм, я получил огнестрельное ранение. Мы стояли около окон, как живой щит. Когда началась пальба по окнам, рядом со мной упал человек с дыркой в голове, мы все со страху легли на пол. Боевик приказал подняться, мы не подчинились, и он просто очередь дал по нам.
Многие из мужчин, с кем я был в подвале, погибли. Так что я считаю, что мне очень повезло. Каждый год мы обязательно собираемся здесь, в больнице, и вспоминаем эти события. Друзья поздравляют с днем рождения.
Как мы изменились? В первые месяцы после теракта в газетах нас называли «Буденновск — город черных платков». У нас тогда население тысяч 60 было. Почти у всех знакомые или родственники пострадали в больнице. Многие потом от страха уезжали, у кого-то с головой не все в порядке было. Страх подвергнуться новому нападению держался года три. Потом привыкли.
Я 11 месяцев был на больничном, потом мне предложили на инвалидную группу уйти, но я вышел на работу. Страх есть, но бояться мы не собираемся».
«Первый выстрел был сделан в нашу палату»
Оксана Курилова — заложник, видевшая всех боевиков. С некоторыми она встречается до сих пор на очных ставках и говорит, что благодарна за это судьбе. Вот как она это объяснила:
"Четырнадцатого июня я была госпитализирована, и в день захвата я была здесь. Меня привези около 09:00. И буквально через пару часов мы услышали выстрелы на окраине города. Никто не придал этому значения, мы же не могли предположить, что с нами произойдет. К обеду на территории больницы были замечены люди в форме. Даже тогда мы ничего не подозревали.
Где-то в районе 13:00 я увидела на аллее больницы человека с оружием. Моя соседка по палате его о чем-то начала спрашивать, это ему не понравилось, и первый выстрел был сделан в нашу палату. Тогда уже мы начали понимать, что происходит что-то неправильное, начался хаос.
Агрессию боевиков могли спровоцировать любые слова или поступки. Была масса примеров. Причем если подчиняться, били все равно. Среди боевиков были непредсказуемые люди, с неуравновешенной психикой, с непредсказуемой реакцией. Многие принимали наркотики.
Выживали кто как мог. Кто-то закрывался и отмалчивался, кто-то пытался разговаривать. Но, надо отдать должное, все вели себя достойно. Разговаривали, пытались понять причину такого отношения к людям, такого поведения.
Нам было объявлено о том, что есть соглашение об освобождении заложников, и боевики сказали, что нужны добровольцы для сопровождения их в Чечню в качестве гарантии. Среди других вызвалась и я. Нам со стороны нашей власти объяснили, что это безопасно. Но все прекрасно понимали, что жизнь богаче вымысла и говорить о полной безопасности глупо. Мы понимали, что есть риск не вернуться.
Мы поехали каждый по своим причинам. Я вызвалась, если так можно сказать, добровольно-вынужденно. У всех женщин рядом со мной были дети, мужчины по разным причинам тоже не могли. Я единственная не имела детей, и меня никто не ждал, мне пришлось. Если бы не набралось достаточного количества желающих, мы снова бы все остались в больнице. Так что мы быстро определились.
Эта страшная ситуация принесла мне много пользы. Во-первых, произошла переоценка ценностей. Во-вторых, тот факт, что я отлично запомнила боевиков, помог привлечь к уголовной ответственности многих из них. Больше десятка человек на следствии я опознала. Невозможно оставлять это все без ответственности. И если я могу способствовать исполнению правосудия, я это делаю. Сейчас я участвую в двух процессах.
Поверьте мне, система правосудия меняет людей, которые попадают туда. На очных ставках это уже были не те герои, которые в нас стреляли. Там не было желания красиво погибать, и совсем не было желания отвечать за свои поступки. Я видела на разных этапах следственных мероприятий, как менялись эти люди. Сначала, после задержания спустя столько лет, они очень удивлялись. Потом приходила агрессия, желание напугать. Мне неоднократно угрожали и сами боевики, и их родственники. Потом наступал страх.
Я бы не сказала, что общественный интерес к расследованию угас. От террористов пострадал не только Буденновск, но другие города России. Интерес есть, но порой не хватает информации об этих процессах. Не всегда оглашается информация о том, что боевиков находят и судят, даже сейчас, спустя почти 30 лет. А это нужно, чтобы донести в массы идею о неотвратимости наказания. Я верю в это, и не боюсь угроз».Что снится детям Беслана? Жертвы теракта — о своих сегодняшних страхах и борьбе с ними (ВИДЕО)
«Мы не разбирали, боевик или наш. Лечили всех»
Вера Чепурина каждый день ходит на работу по аллее, на которой установлены памятники погибшим сотрудникам отряда «Альфа», МВД и врачам. Аллея упирается в большой крест и часовню. Все это делает больничный парк немного похожим на кладбище.
Двадцать шесть лет назад Вера Васильевна работала в этой же больнице ординатором хирургического отделения, сегодня им заведует. Журналистов здесь всегда ведут на первый этаж корпуса, к месту памяти. Небольшой участок стены, изрешеченный пулями, было решено оставить как есть, не штукатурить. Девятнадцатого июня 1995 года, после отъезда террористов, так выглядела вся больница, рассказывает Чепурина. Под обстрелом, без еды и воды врачи пять дней оперировали раненых, помогая и землякам, и боевикам. Вот как запомнила эти события Вера Васильевна:
«Я увидела нашего анестезиолога, он ехал в автобусе, который в городе захватили и расстреляли. Я так обрадовалась, говорю: «О, это наш доктор!» Они его сразу в сторонку. Но к нам пустили только когда другие сотрудники подтвердили мои слова. Врачей не трогали.
Жара была невозможная, до +38, +40 градусов. Народ сидел голодный, всем страшно. Люди после операции. Когда начинали стрелять, все сразу после операции прятались под кровати или кто куда. В обычной жизни человек сутки бы лежал, а тут через час уже бегает по палате.
Много всякого у нас было за эти дни. Мы оперировали раненых, и наших, и их. Особо не разбирались, для нас они в первую очередь пациенты. Думаю, страшнее всего было родственникам, которые остались в городе и не знали, что происходит с нами. Сотовой связи тогда не было, был городской телефон. Мы первые два дня могли связываться, сообщать, что мы тут пока живые.
Со временем воспоминания и ощущения притупляются, конечно, сейчас уже нет такого гнева, какой был в первые годы.
Еще мы очень благодарным москвичам. Они восстановили нашу больницу за полгода. Новое здание роддома построили и оснастили всем - оборудованием, мебелью, привели в порядок территорию, вплоть до цветов. Всё они. Если бы это дело поручили местным властям, мы еще долго бы на развалинах жили. А так спасибо Лужкову. Нашу больницу надо назвать его именем, это мое личное мнение.
Брожений было много. Обвиняли руководство страны, было неоднозначное отношение, когда Ельцин к нам приезжал. Когда мы сидели в заложниках, нам по телевизору показывали, как наш президент поехал на саммит большой семерки. Шестеркой, как шутили у нас. В общем, мы это восприняли отрицательно.
Я могу сказать, что после всей этой истории люди стали сплоченнее и стали жизнь ценить, понимать, что в один момент все может закончиться. Жизнь сейчас непредсказуема. И даже молодежь, с которой у нас часто возникает недопонимание, помнит. Помнит, что в 1995 году врачи, которые сидели здесь голодные, под пулями, выполнили свою работу. Когда надо было кровь перелить, а запасов у нас не было, поднимались изможденные люди и предлагали свою кровь. Такой у нас народ, и об этом молодое поколение знает".
«Работайте, братья!»: как два слова изменили жизнь дагестанцев (ВИДЕО)10 ноября 2020 в 16:02+7 922 143 47 42
