Специальный корреспондент ЕАН Игорь Чукреев работает в Донбассе. Очередной репортаж журналиста из Бугаса — отсюда велся обстрел Донецка, город несколько дней назад освободили ополченцы ДНР. Игорь добрался до населенного пункта в составе международной репортерской группы. О том, как работают итальянские и французские коллеги, что чувствуют люди, неделю сидящие в подвале, — в материале ЕАН.
В Донбасс я поехал, чтобы понять несколько вещей. Во-первых, разумеется, что тут вообще происходит, прочувствовать это на себе, желательно, без особо неприятных последствий. Во-вторых, думаю, это прозвучит несколько странно, но тем не менее: чтобы понять, ради чего научились жить люди, почти десять лет живущие на войне. Думаю, сейчас, когда вся страна немного шокирована санкциями, самое время задуматься, что такое жизнь и измеряется ли она моделями айфонов.
Наверное, это очень странно — искать то, что позволяет жить в прифронтовой полосе. Но так сложилось: военная пресс-служба Народной Милиции ДНР (далее - НМ ДНР) на второй день моего приезда в Донецк организовала поездку на фронт для журналистов. Со мной поехала группа итальянских корреспондентов. Такие вот «Приключения итальянцев в России». По дороге мы отстали и заблудились.
На фронте для журналистов дресс-код: бронежилет и каска. Это обязательно. От снаряда не защитит, но от осколков убережет. «Не спеши, позже наденем, успеем еще, будет остановка по пути для этого», - объясняет мне Лукас. А еще потому, что в машину нас набилось пятеро вместе с водителем, в брониках мы попросту не поместимся. Они тут уже две недели – больше моего понимают.
Мы стоим возле пресс-центра НМ ДНР в Донецке, ждем команды на старт.
Пока ждем, знакомлюсь с Кристалл — француженкой. Она из группы репортеров, живущих тут уже шестой год и все это время пытающихся объяснить соотечественникам суть происходящего в ДНР и вокруг нее. На родине их уже прокляли.
Нам дают зеленый свет. Мы едем в Бугас — город, который войска ДНР освободили несколько дней назад, но на его окраинах и вокруг до сих пор продолжаются бои.
Из Донецка выезжаем просто. На блокпостах предупредили о пресс-туре. Потом что-то меняется — заканчиваются блокпосты. На трассе становится очевидно, что ехать впятером на одной легковой машине не лучшая идея. Да еще с брониками. Мы отстаем, теряем из виду машину впереди, догоняем, снова отстаем, теряем из виду, находим, на очередном повороте теряемся окончательно.
За окном - поля. В основном, открытая местность. Контролируемая, но бывает всякое. А еще бывают снайперы. Погода решила добавить драматизма: испортилась, посыпал снег, неожиданный для Донецка. Говорят, это редкость в марте, тут в феврале-то уже озимые всходят. Заснеженные ростки создают пейзажи, как в фильмах про войну — погода решила сегодня тоже стать режиссером. Я злюсь: не люблю драматизм, слишком художественно все выглядит, но поделать с погодой ничего не могу.
Мимо проплывают шахтные отвалы. Вчера в гостинице беженка рассказывала мне, как на оккупированных националистами территориях их снайперы с таких вот насыпей охотились на людей.
Я матерюсь все сильнее. Дышу. «Да тут безопасно», - заверяет меня Сергей, наш водитель. Я ему верю: он прошел всю кампанию 2014-2018 и завтра снова уходит в военкомат, его опыту я доверяю. Понимаю, что гарантировать сейчас не может никто и ничего, и дышу.
Страшно — это на карусели. Там паника, головокружение от высоты, мысли о железках, которые могут рассыпаться. Для кого-то — это полеты на самолетах, для кого-то — пауки. Но, когда сидишь и ждешь выстрела снайпера, это какое-то иное ощущение. В голове опустошающая пустота — именно так, через тавтологию, и мигает единственная надпись: "Паника — все, расслабляться".
«Мы на фронте так говорили: не боится только дурак, а дураки тут не задерживаются», - успокаивает меня Сергей. Разговариваем о жизни.
Его дочка с 5 лет умеет разбирать и собирать автомат — сейчас ей 11.
Завтра он идет в военкомат вместе с сыном: «Пусть лучше со мной, чем дома сидеть и бояться. Да и все равно уйдет, а так под присмотром хоть — так хоть остановлю, если на эмоциях побежит: «Ура!» На эмоциях — это самое страшное. Те, кто накручивает себя, а потом вскакивают - и "Ура!". На войне надо думать, ждать. Под обстрелом — лежи. Главное не дергаться», - рассказывает он.
Я не помню, в какой именно момент надел бронежилет. Ах да: на выезде, пока мы стояли и ждали сбор группы, достал его из багажника. Сначала он лежал у меня на коленях. В какой-то момент я его надел. Это было несложно. Бронежилет оказался теплыми, согревал, как свитер, жаль только, каска осталась в багажнике.
Мы повернули не туда. Сначала на смену открытым пространствам пришла дорога, обе стороны которой заросли бурьяном. Длинный такой туннель с горками и туман, ну или какая-то снежная взвесь, похожая на него.
По-настоящему страшно становится, когда дорогу преграждает шлагбаум с табличкой «мины».
«Да нет, это про обочины», - объясняет Сергей.
Мы проезжаем вторую табличку. А затем утыкаемся в тупик. Какой-то разбитый железнодорожный состав. Пейзаж, как в контр-страйк. Вот только ощущение, что бои и перестрелки тут были максимум день назад. Мы разворачиваемся и едем обратно. Когда проезжаем шлагбаумы, я выдыхаю. Я думаю о девчонках-официантках в кафе, где мы утром завтракали. О том, что им тоже страшно: все парни ушли на фронт, даже кеги с пивом им теперь приходится таскать самим, как рассказывала мне барменша, в глазах которой при этом читалось что-то про то, как не хватает обычных разговоров ни о чем.
И тем не менее мы заблудились. Экспрессивный здоровенный Анджело требует ехать быстрее, что-то говорит про то, что не важно куда, лишь бы быстрее, Лука пытается созвониться хоть с кем-нибудь и прояснить возможный маршрут — связь тут так себе, и не особо получается. Джорджио просто молчит. Коллективными усилиями, в том числе и наконец-то дозвонившись, мы вырабатываем маршрут. И снова пустая дорога между бурьянами. Пустая — это пугает: по безопасным хотя бы относительно периодически ездят местные или войска ДНР. Потом такие же пустые улицы. Но нам повезло, и первым это замечает Лука: "Направо, я вижу коллег". Там ходят бронежилеты с надписью «пресса».
Мы проходим инструктаж. Националисты лупят из танков прямой наводкой. Безопасная зона — за зданием. Поэтому здание снимать нельзя. Все остальное можно, включая бронетехнику. В домах вокруг есть уцелевшие жители. Мы отправляемся искать.
Сдуру я захожу в подъезд и начинаю стучать в квартиры. Более опытные коллеги сразу спускаются в подвал. Иду за ними.
Вы обращали внимание на железные двери в подвалы своего дома? А спускались туда? В этом лабиринте нет света: свечи не жгут, а электричества давно нет. В темноте безопаснее. Проходы завешены — так еще темнее и безопаснее. Настолько безопаснее, что одну из занавесок я принимаю за стенку и долго не могу понять, откуда доносятся голоса.
Дом похож на двухподъездную пятиэтажную хрущевку. Кто мог — давно уехал. Ютиться в подвале осталось пять человек.
«Неделю тут сидим. Как стрельба началась. Раньше тихо было, а теперь стрельба, сидим тут. Еда закончилась. Вы хлеба привезли?» - спрашивают они толпу журналистов.
Я надеялся найти тут ответы на вопросы о том, во что верить, как выживать. Люди, просидевшие в подвале неделю, этого не знают, у них вообще нет мыслей, только одна, которую они повторяют раз за разом: мы хотим, чтобы все закончилось. Отсюда 8 лет обстреливали Донецк.
Я выхожу на улицу. Где-то рядом бахает выстрел. Представитель пресс-службы милиции ДНР кричит, что надо бежать за здание — я бегу. Мы стоим с Сергеем за толстыми стенами, он со своим опытом подсказывает, где безопаснее.
Я оглядываюсь: итальянцы были вроде позади, но куда-то делись. Они вернулись в подвал. Им нужны фотографии войны. Как и многие тут, они верят, что страшные кадры могут кого-то напугать, что-то остановить. Я верю, что спецоперацию можно остановить, лишь перестав бояться и научившись любить. А тут уже нет ни страха, ни любви, тут я сейчас не найду ничего.
Матерясь, я возвращаюсь за итальянцами — проверить, услышали ли они, поняли ли про безопасную зону. Они просят помочь с переводом вопросов для прячущихся в подвале. Я объясняю им, что те напуганы, устали, про права человека и, что если те скажут нет — значит, нет. Парни соглашаются, прячущиеся в очередной раз на камеру повторяют про неделю и хлеб. «Да вы двадцатые уже», - говорят они в конце, даже не осознавая, что со мной разговаривают уже второй раз.
Старший группы командует: "Домой". Мы садимся в машину. Вокруг бои: где-то стреляет наша артиллерия, где-то отвечает украинская. Дорога проходит спокойно. Движемся мы осторожно. По дороге выясняется, что ехать медленно не так уж и плохо: несшиеся впереди коллеги пробили колесо. Запаски нет — оставили дома. А у нас нет ремкомплекта заклеить им баллон. Пробуем накачать — бесполезно. Посовещавшись и перебрав все варианты, делаем единственное полезное — уезжаем, уменьшая размер потенциальной мишени, оставляя их под прикрытием отряда ДНР дожидаться военной машины.
По дороге несколько раз останавливаемся, присматривая друг за другом. Отмечаем и снимаем неразорвавшиеся снаряды по обочинам, пейзажи. Останавливаемся снять зачищенный блиндаж. В кустах лежит бывший боец ВСУ, накрытый брезентом, — мы замечаем его по торчащим из-под ткани ногам. По очереди покрикиваем на Джорджа, решившего подобраться поближе и глядевшего в объектив, а не под ноги, и борющегося с рефлексами фотографа, но те явно побеждают. Проезжая мимо очередного освобожденного города, слышим где-то за домами разрывы от кассеты "Града": бум-бум-бум-бум-бум. Анджело говорит, что надо ехать, Лукас предлагает выскакивать и ложиться, Сергей останавливается, прислушивается, ждет немного... Как взрывы стихают — мы едем дальше. «Мы на окраине, а они по городу лупят», - говорит он. Объясняет, что у украинцев много боеприпасов — выпустить тонну снарядов в надежде попасть хоть в кого-нибудь для них не проблема, вся Европа помогает им с этим.
Этим утром я стоял на балконе гостиницы и гадал: как звучат взрывы? Местные говорили мне, что в этом районе они, как хлопки. Этажом ниже кто-то работал со степлером. Я вслушивался, пытался понять: правда ли степлер — и на всякий случай внутри замирал при каждом стуке.
После поездки, высадившись возле гостиницы, я несколько раз услышал громкое «бум». И обнаружил, что даже не вздрагиваю теперь. Мне стала понятна реакция местных: каким-то выработавшимся чутьем я по звуку решил, что далеко и безопасно, да и падать уже поздно.
Чуть позже с коллегой на балконе мы слушали взрывы кассет "Градов" где-то на окраине и обсуждали свои истории. Я рассказал о наших блужданиях. «Знаю-знаю, мы тоже там к украинцам чуть не уехали вчера», - поделился он. А еще историей о том, как выглядит дорога, по которой только что проехал и над которой рвутся мины, За городом такие истории - обычное дело, это даже не считается особо опасным, по крайней мере, среди тех, кто находится в Донецке.
В голове - шум и пустота. И какая-то мысль, рождающаяся там. Что-то про то, что войны начинаются из страхов, чтобы победить войну — надо победить страх и, желательно, кого-нибудь обнять.
