Поиски, жизнь и смерть Далера Бобиева, который воспитывался в приемной семье Наумовых, потрясли Екатеринбург. Опекунша полгода скрывала смерть мальчика, тело хранилось в гараже. Кроме этого, есть сведения, что приемная мать истязала Далера на протяжении многих месяцев. При этом у Вероники Наумовой было трое своих и еще двое приемных детей.
Трагедия Далера не единственный случай насилия в приемных семьях, однако до реформирования системы органов опеки дело пока не дошло. Юлия Аюпова возглавляет Ассоциацию замещающих семей Свердловской области семь лет. Ассоциация сотрудничает с районными опеками Екатеринбурга в проведении Школы приемных родителей (ШПР), некоторые специалисты опек направляют родителей к Аюповой в кризисных ситуациях. Через работу с командой Ассоциации прошли сотни приемных семей, и специалисты команды знают, как минимизировать риски повторения трагедий в замещающих семьях.
Мы поговорили с Юлией о том, как отбирают кандидатов в школу приемных родителей, какими качествами нужно обладать, чтобы взять под опеку ребенка с опытом сиротства, и можно ли разглядеть в потенциальных опекунах будущих тиранов и убийц. Но главное - в Ассоциации замещающих семей Свердловской области знают, чем помочь госорганам в сопровождении приемных родителей, воспитывающих будущих российских граждан, в восполнении которых так нуждается государство.
Юлия Аюпова
- Расскажите про Ассоциацию, почему возникла идея ее создать?
- Мы с коллегами к тому времени уже год проводили группы для приемных родителей, заметили, что даже за год можно добиться хороших результатов. Необходимо длительное, внимательное сопровождение, формирование доверительных отношений с семьей, через которые можно ей помогать, поэтому и решили создать Ассоциацию. Ассоциация - это объединение приемных родителей и специалистов для сохранения целостности семьи, нормального воспитания детей.
- Как вы думаете, сил Ассоциации хватило бы, если бы родители из каждой второй приемной семьи обращались за помощью?
- Сейчас в организации работают восемь психологов - специалистов по сиротскому поведению, включая меня. Есть еще так называемые опорные мамы, которые изначально пришли к нам с проблемами, а теперь помогают новым семьям. Они ведут группы психологической помощи.
Допустим, что в Свердловской области 5 тыс. приемных семей, - каждой второй мы бы помочь не смогли.
Но уникальность региона в том, что у нас очень много организаций и специалистов, которые помогают в этом направлении: “Дорогами добра”, “Семья детям”, “Аистенок” - Лариса Лазарева… Все вместе мы сформировали крупные реальные сообщества экспертов и оказываем при этом бесплатную помощь.
- Но эффективного взаимодействия с большинством приемных семей не получается?
- Нужен единый алгоритм взаимодействия некоммерческих организаций с государством, с каждым муниципалитетом региона. А начать нужно с Екатеринбурга.
Сейчас это выглядит так: Минсоцполитики выбирает фаворитов - самые симпатичные для них организации, и работает только с ними. Но этого ресурса недостаточно, так же, как если бы они работали только с нами – Ассоциацией замещающих семей.
Все вместе мы вносим очень большой вклад. Эпизодов насилия, жестокого обращения, смертей приемных детей было бы больше, если бы не наши НКО. И этих случаев может стать еще меньше, если мы будем работать как единый механизм. Нужно, чтобы государство видело в нас равноправных партнеров. Семей много — специалистов опеки мало, государственная машина не справляется.
Работа в группе "Родительские компетенции для приемных родителей"
- А что за люди к вам приходят? Их можно объединить по какому-то признаку? Допустим, экономическому - средний класс? Или по уровню образования?
- Преимущественно это люди до 50 лет, чаще всего со средним достатком. Да, почти 100% - это люди с высшим образованием. У них отсутствует убеждение, что психология – это исключительно для психов.
- Много среди них людей, которые уже имели опыт работы с психотерапевтами?
- Небольшой процент. Просто пересекались где-то. Все читали Людмилу Петрановскую
Людмила Петрановская - семейный психолог, педагог. В 2012 году организовала с коллегами ИРСУ - институт развития семейного устройства. Пропагандирует семейное устройство детей сирот.
- нашу богиню. Я без сарказма, она наш супервизор, ведущий эксперт по привязанности в России, мы ее очень любим. Петрановская внесла огромный вклад в развитие института приемной семьи в нашей стране.- Сколько семей за эти семь лет обратилось в Ассоциацию?
- 270. Добавлю про специфику, это в основном мамы, а не папы.
- Обращаются ли в Ассоциацию мамы, которые в одиночку воспитывают и собственных детей, и приемных?
- Таких небольшой процент. К нам обращаются чаще всего тогда, когда уже пожар-пожарище. Для профилактики обращаются крайне редко. Второй год мы выпускаем слушателей собственной школы приемных родителей, и на каждой встрече мы им говорим: только стало плохо - сразу идите, разберемся.
- Сколько семей в одном выпуске ШПР
ШПР - школа приемных родителей. 80-часовые курсы, которые обязан пройти каждый кандидат, который хочет взять ребенка под опеку. Минсоцполитики организует ШПР в том числе с привлечением специалистов из НКО. Аюпова настаивает - программа сопровождения замещающих семей должна включать в себя регулярные занятия приемных родителей с психологами на постоянной основе. Такие группы проводят в Ассоциации. Минимальный срок - учебный год с сентября по май.
?- 15 семей, и это просто пшик в никуда. Занятия проходят несколько месяцев, раз в неделю. В ШПР кандидаты узнают об особенностях сиротского поведения, о правах и обязанностях приемных родителей, особенностях здоровья детей с опытом сиротства. Дальше они проходят диагностику, экзамены и, если все хорошо, могут принять ребенка в семью. Многие так и не решаются, это, я считаю, тоже очень хороший результат: меньше возвратов, значит ребенок попадет в действительно надежные руки.
Мы обучаем родительским навыкам, но они забываются. Ребенок взрослеет, и каждый день приносит новые вызовы-сюрпризы. Если за это браться системно, встречи должны проходить на постоянной основе.
Поэтому для всех уже действующих приемных родителей есть возможность прийти к нам в Ассоциацию и продолжать обучение. У нас есть и группы, и индивидуальные консультации. Многие после ШПР считают, что справятся и сами. В итоге — трагедии.
Основное, что страдает у ребенка в детском доме, - это привязанность. Приемный родитель сначала налаживает именно ее. Как налаживать привязанность, мы рассказываем в Ассоциации. По сути, мы выступаем для родителей «донорами привязанности». Какими бы они ни приходили к нам, с какими проблемами и тяжелыми мыслями — мы не осуждаем, а принимаем, внушаем надежду, рассказываем о более тяжелых случаях, помогаем справиться и сохранить ребенка в семье.
Сначала мы учим родителей выявлять негативные эмоции, управлять ими и принимать свои чувства. Потом родители выдыхают, возвращаются в семьи и могут продолжать воспитывать детей. Не гнев, не полет на метле по квартире - необходимо нормальное, простое общение. И когда ребенок что-то вытворяет, то они говорят: «Моя маленькая, ты бесишься, ты злишься, ты гневаешься, тебе больно, это бывает…» На обучение терпению и принятию нужно время. Мы поняли, что необходимо работать долго, но не так, чтобы родители к нам все время приходили и говорили: «Дай!», а чтобы они сами подучились и стали опорными родителями для других.
К нам приходили семьи в очень плохом состоянии, на грани возврата - были готовы вернуть детей хоть сейчас. Некоторые уже на лавке в опеке сидели с детьми: все, забирайте в приют. И мы оттуда прямо возвращали – до сих пор эти дети в семьях.
Команда Ассоциации
- Есть ли сейчас заявки, которые вы не можете обработать в силу ограниченных ресурсов?
- Да, не все можем. У нас элементарно не хватает денег на оплату психологов для всех заявок.
- И тогда вы передаете этих родителей коллегам в другие НКО?
- Да, так и поступаем. Авторитет в нашей сфере, один из самых уважаемых специалистов, пионер движения - Лариса Владимировна Лазарева («Аистенок» – прим. ЕАН). Она - реальный активист. Ее организация покрывает не только приемное родительство, но и шелтеры
Шелтер кризисный центр, приют. Временное пристанище, в котором людям помогают решить различные вопросы - от юридических до устройства на работу. Распространены в России для женщин с детьми в ситуации домашнего насилия.
, и семьи в тяжелых жизненных ситуациях. Государство с ними, конечно, коммуницирует, к их экспертизе прислушивается. Но на этом поле, к счастью, появились и другие НКО с накопленной, мощной экспертизой. Нужно выходить за привычные рамки и сотрудничать. «С семьями должен работать закрепленный специалист» - про взаимодействие с органами опеки
- Вы упомянули случаи, когда семьи приводили детей обратно в опеку, чтобы оформить отказ. Специалисты сами звонили в Ассоциацию, чтобы вы подключились?
- Да, мы с несколькими опеками работали и работаем. Проводим по их заказу ШПР. И специалисты с нами на связи.
- Получается, госресурса недостаточно?
- На одном специалисте в районном органе опеки - по 200-300 семей. Никто при такой нагрузке не справится. Они успевают сказать только общие правильные слова. Это просто невозможно эффективно выстроить: беседы, погружение в семью, пристальный мониторинг.
А если они начинают погружаться в каждую из 300 семей, то выгорают моментально, как головешки. Через полгода, максимум восемь месяцев, они уже полностью опустошены.
Психологи в отделах опеки постоянно ротируются. Их нагружают работой, которая к ним никакого отношения не имеет. Отчетность, бумаги – все, как у учителей в школах. Когда тут работать психологом?
Прибавьте к этому несоблюдение гигиенических норм нагрузки. Невозможно быть в потоке страдания всю неделю. Люди, которые не работают психологами, живут совсем другой жизнью, чем ты, когда заходишь с утра в эту реку человеческих страданий, а вечером выходишь из нее. В результате – события реальной жизни воспринимаются с учетом уже этих искажений.
Психологи также выгорают, поэтому уходят очень часто - погрузиться не успевают, а значит с семьей начинает работать новый человек.
И тут мы снова возвращаемся к привязанности. Я считаю, что с семьями должен работать закрепленный специалист, который знает семью, а семья знает его и ему доверяет. Это ведь тоже про проивязанность.
- По закону специалист из опеки посещает семью, в которой ребенок более-менее прижился, один раз в полгода. Что за этот визит он должен проверить, и насколько эти мониторинги эффективны?
- Кроме условий проживания, согласно модели сопровождения семьи, обязательна беседа не только с ребенком, но и с родителями. По результатам семья заносится в зеленую, желтую или красную зоны. Зеленая - в семье кризиса нет, желтый сектор - это тревожные события, например, двойки, или ребенок в школу не ходит, или он грустный. А красный - что-то случилось. Я не считаю, что это информативно. Ресурса хватает, к счастью, хотя бы на это.
«Главное – научиться принятию»: кто может стать приемным родителем
- Любой человек может взять под опеку ребенка?
- По закону?
- По внутреннему ресурсу.
- Нет, далеко не любой. Я так и не решилась. Это означало бы для меня сократить внимание к собственным детям, пока для меня они - главный приоритет в жизни.
- А какими качествами для этого нужно обладать?
- Есть определенные свойства личности. Эмпатически отнестись к переживаниям ребенка – это характеристика личностных свойств.
Многие думают, а на самом деле заблуждаются, что понимают, что испытывает ребенок в детском доме. На самом деле, когда они смотрят на брошенного ребенка, они чувствуют личную травму, свою боль.
Понимаете, был опыт принятия от собственной мамы? Это качество в детстве не передается иначе. Впоследствии это качество можно развивать в отношениях, где с принятием относятся к тебе и ты учишься этому.
«Если я ошибся, и на меня за это не орали, не говорили: «Тупица, зачем только набрала детей?!» Наоборот, мне говорят: "Ты ошибся в воспитании, это бывает, тебе грустно и стыдно, давай брать ответственность и исправлять».
И если я смотрю на ребенка, то понимаю, что он так себя ведет, потому что ему больно, или его поведение такое, потому что он про маму свою вспомнил. Эмпатия, принятие – это как раз тренируемое: научиться видеть, что стоит за поведением ребенка.
Например, мальчик в приемной семье поджег собаку. Это фасад. Хочется собачку спасать, ребенка - в приют и сожалеть всю жизнь, что ввязался в историю с замещающей семьей. А можно за этим поведением увидеть, что, когда ему было четыре года, в кровной семье об него окурки тушили и никто никогда не интересовался, больно ли ему.
Видеть за поведением потребность и с потребностью разбираться – это тренируется, этому мы и учим.
- Существуют ли методики: а) которыми можно протестировать потенциального опекуна и б) которые позволят понять, насколько комфортно ребенку в семье и главное - не грозит ли ему реальная опасность?
- Методики, конечно же, есть. Психология, клиническая психология, психотерапия - благодаря им накоплен огромный диагностический материал. Но, давайте честно, никто не дурак - испытуемый чаще всего дает предпочтительный для него ответ.
- Но по ребенку ведь можно увидеть?
- Понимаете, ребенок жалуется, а что потом с этим делать? Все время детей изымать из семьи? Дальше же нужно контакт налаживать с приемными родителями, как-то достучаться, чтобы они, наконец, услышали, как нужно с детьми жить. Поймите, я представляю, каким может быть поведение ребенка с опытом сиротства. Мягко говоря, оно может очень удивлять взрослого и сильно его фрустрировать.
- Какие проверки сейчас проходят потенциальные приемные родители? Как их проверяют на так называемую благонадежность?
- Есть различные диагностические материалы, тесты, проводится консультирование, все обязательно проходят Школу приемных родителей. Но, к сожалению, жизнь красочнее замысла. И происходят ситуации: мама пришла с работы уставшая, что-то у нее произошло, элементарно - голодная вернулась, а дети дома кавардак устроили - она сразу наорала на них. Кровный ребенок на это одним образом отреагирует, а для приемного - триггер. Злая мать - для него триггер. И он на это порой так реагирует, что волосы дыбом.
Я не видела пока таких семей, которые целенаправленно берут детей, чтобы их мучить. Отсутствие постоянного сопровождения, отсутствие контакта - из-за этого все происходит. На первом этапе мы можем исключить тяжелые психопатологии, например склонность к педофилии. Или, например, мы не понимаем мотивации приемного родителя: для чего ему сейчас ребенок? Вот такие крупные проявления на первой диагностике мы можем исключить. Если мы в такой диагностике принимаем участие, мы - на стороне государства, тоже несем ответственность за подпись под рекомендацией.
Кстати, история Далера Бобиева про это же. Его приемная мама тоже прошла все диагностики и ребенка получила в семью. Более того, я не могу утверждать, но она, видимо, имела какой-то контакт со специалистами опеки, что могла убедить, что с Далером все хорошо, когда он уже был мертв. Понимаете, для меня это про глубокий контакт с семьей. Один загруженный по уши специалист опеки это не вывезет.
- Эти диагностики недостаточно рабочие?
- Они рабочие, но они только основное выявляют. Травмированные дети с опытом сиротства особенным образом реагируют на все, и в первую очередь - на насилие. Иногда малейший крик или шлепок запускают воспоминание о травме, и потом до ребенка не достучишься, какими бы до этого ни были выстроенными отношения.
Если во время диагностики и тестирования мы поняли, что у приемного родителя есть опыт пережитого насилия, скорее всего, он его реплицирует и повторит. Проблема в том, что в той или иной степени у каждого человека этот опыт есть.
Мы в Ассоциации в прошлом году проводили программу по работе с авторами насилия в детско-родительских отношениях. Весь год работали с семьями, у нас есть хорошие результаты. Но нужно продолжать.
- Если такие маркеры поведения можно выявлять во время первой диагностики, почему не поставить в анкете пометку, что основные вопросы сняты, но приемный родитель в какой-то момент может сорваться? Почему не обращаться затем к этому ресурсу?
- У них (у органов опеки – прим. ЕАН) нет другой возможности, кроме как проверять раз в полгода. И потом, я повторяю, опыт разного рода пережитого насилия был у многих, кто-то с ним работал, кто-то нет. Нужно сотрудничать с семьей, чтобы избежать повторения насилия.
«Подходы нужно менять» - про государственный запрос и пути решения проблемы
- Существующая система органов опеки может эффективно работать? И если да, то что для этого нужно? Сколько специалистов опеки, какой квалификации?
- Сейчас схема и методы следующие: проверить во время получения заявки – научить в Школе приемных родителей – контролировать с помощью специалистов опеки. Эта схема применяется из года в год, и каждый год мы получаем дикие истории. Значит, в схеме что-то неправильно. Сейчас в требованиях Министерства социальной политики по ШПР - 80 часов лекций. Но интернет полон подобных лекций, смотри – не хочу. Это вовсе не главное.
У Ассоциации есть альтернативное предложение.
Специалисты запишут видеолекции, в которых расскажут про теорию привязанности, детско-родительские отношения, возрастные особенности, права ребенка и приемного родителя. Действительно ли родитель посмотрел эти лекции, проверяем с помощью тестов. Тем самым мы сэкономим время потенциальных родителей и преподавателей. 80 часов, отведенных на Школу приемных родителей, лучше потратить на психотерапию кандидатов и работу в группах. Это хоть как-то поможет осознанно принимать ребенка в семью и относиться к нему по-человечески.
- А государство сейчас проводит такие беседы с кандидатами?
- Да, они беседуют. Но было бы эффективнее эти 80 часов потратить на психотерапию. За это время можно мощно проработать все вопросы, хорошо продвинуться в плане психообразования. И эффективность даже можно будет замерять: какие у приемных родителей на выходе отношения. Существует программа работы с авторами насилия, специалисты Ассоциации в прошлом году все обучились этому.
- Российская программа?
- Да, автор - Стас Хоцкий
Станислав Хоцкий Преподаватель Санкт-Петербургского института практической психологии «Иматон», председатель Экспертно-Методической Комиссии социально ориентированной НКО «Ассоциация консультантов, работающих с авторами насилия в близких отношениях «СОЛЬ»
с коллегами. Мы адаптировали ее под работу с авторами насилия в детско-родительских отношениях. У нас доказательный подход: начинаем работу, собираем вопросы, проводим диагностику. В сентябре приступили к работе, в конце мая снова всех продиагностировали и увидели, как приемные родители изменились. На групповых занятиях, на консультациях мы понимаем, что они поменяли свое отношение и деструктивных эпизодов стало меньше.- Сколько осознанному приемному родителю потребуется времени в месяц, чтобы этим заниматься?
- Еще раз - чем заниматься? Психотерапией или чем?
- Психотерапией, чтобы уделить внимание вопросам насилия и жестокого обращения, и профилактикой, чтобы обращаться не тогда, когда уже все пропало, а когда родитель только почувствовал какое-то напряжение с ребенком.
- Раз в неделю - личная терапия, два раза в месяц - группа по профилактике выгорания: занимаются телом, учатся расслабляться, переживать накопившийся стресс, управлять эмоциями. И второй раз они приходят на группу по родительским навыкам.
- То есть чтобы избежать или хотя бы минимизировать насилие и жестокое обращение с приемными детьми, нужно программу, о которой вы рассказали, сделать обязательной?
- Как только она станет обязательной, то мы сразу съезжаем с темы привязанности. В этом вся сложность: я понимаю, что приемной маме надо ходить к нам, но заставить ее не могу и не должна. Я слушаю, что она рассказывает о том, как живет, что делает, что происходит, и говорю: «Вам надо походить к нам». А она: «Ну да, я понимаю…» А вышла и забыла все.
Как только я скажу, что, если она не будет ходить, я позвоню в опеку, она придет, но это все будет в песок, потому что доверие будет утрачено.
Как только мы сделаем эти вещи обязательными, все схлынет вообще. Помните, царь Мидас к чему притрагивался – все золотом становилось… Стишки даже есть нехорошие про то, что все превращается в одну субстанцию. Вот все сразу же превратится в это же, как только начнутся обязательства и угрозы.
Обязательства у приемных родителей и сейчас есть. Занесли их в желтую зону, значит, надо обязательно ходить. Только это все без особых результатов. Надо поменять позицию, отношение к приемным родителям, не оказывать на них давление. Со стороны государства сделать это сложно. Государство осуществляет надзор, я понимаю это. Но могут помочь в этом некоммерческие организации. Если чуть-чуть усилить НКО, тогда к нам гораздо больше людей сможет обратиться. Сейчас мы на свои собственные средства снимаем на Вайнера всего два кабинета.
- И нет выхода?
- Почему?
- Потому что абсолютно точно государству нужно, чтобы были опекуны и их становилось больше. Тем более принят закон Димы Яковлева
Закон Димы Яковлева устанавливает запрет на усыновление российских сирот гражданами США. Действует с 1 января 2013 года. Принят после смерти Димы Яковлева, которого приемный отец - гражданин США, оставил на жаре в автомобиле.
, кроме того, усыновление иностранцами сопряжено с трудностями. Российские граждане готовы далеко не все, значит будут люди из определенных слоев. Стигматизация психотерапевтической помощи присуща людям определенного склада, взглядов и убеждений. Такие люди тоже будут брать детей под опеку. - Но это не значит, что они не могут стать приемными родителями.
- Но при этом их тоже нужно как-то сопровождать, а они этого не хотят, скажут, что им не нужны никакие психологи – справятся сами.
- Вы правы, такие тоже есть. Мы в прошлом году работали в области, там тоже есть приемные родители. Но люди там совсем другие, они от екатеринбургских родителей сильно отличаются. По их словам, им опека говорит: возьмите ребенка - у вас зарплата будет. Там мотивация взять ребенка совершенно другая.
- То есть вы должны работать с разными социальными слоями, с разной мотивацией.
- Мы, конечно, не ругаем за мотивацию, работаем с тем, что есть. Я знаю, что есть такое мнение, что берут детей ради денег. Но если серьезно, это очень маленькие деньги. Странный способ заработать, потому что это же 24/7.
Не знаю, может быть, я словами какими-то не теми доношу. Но я все равно верю, что сопровождение таких семей, которое построено на сотрудничестве государства и некоммерческих организаций, с использованием ресурсов НКО, - это сотрудничество для того, чтобы максимальное количество семей было под присмотром.
- Именно под присмотром?
- Да, под присмотром. Особенно если мы понимаем, что в приемной семье есть риски жестокого поведения, которые мы заметили на первичной диагностике.
Они же долго ходят в группы, привыкают, смотрят, слушают, и потихоньку начинают происходить тектонические сдвиги, по одному миллиметру в год. Это так и случается. И да, раньше она кричала и била, а теперь только кричит. А мы радуемся и этому - тут уже наша норма тоже сдвинута. И вот так потихонечку, привлекая комьюнити, нужно осуществлять сопровождение с помощью некоммерческих организаций.
Но при этом надо НКО тоже поддерживать и видеть в нас партнеров. Сейчас количество семей, которые к нам пришли, – это капля в море. Но это сотни за время нашей работы, это уже серьезная выборка, чтобы понять, что методы Ассоциации по сопровождению семей эффективны.
- Мы только что поговорили о том, что не можем применять насилие и заставлять приемных родителей ходить на личную терапию и на группы. Фактически это три часа в неделю, при этом все живут в разных местах, у кого-то есть транспорт, у кого-то - нет. У меня такое ощущение, что готовы к осознанному самообразованию будут только определенные люди. А вот, прошу прощения, такие люди, как мать Далера, не стали бы этим заниматься. Как донести до представителей определенных слоев, что это необходимо? Если мы не можем применять аппарат насилия, если в опеке не могут. Как нам достучаться до них?
- Я в этом отношении очень верю в теорию комьюнити: многие к нам пришли, потому что они были в соседних комьюнити. Они понимали, что здесь к ним нормально относятся, можно прийти с проблемами и их решить. Наверное, у матери Далера было какое-то свое комьюнити…
Понимаете, душа моя жестко против сегрегации и давления.
- Хотя здесь мера ответственности гораздо выше, чем если ты просто нарушил ПДД…
- Наверное, если бы я работала в министерстве, то тоже рассуждала бы с позиции надзора и наказаний, и, допустим, мне нужно было бы обязательно сделать так, чтобы приемная мама и ребенка взяла, и четыре часа каждый месяц ходила на терапию. А вот если она придет ко мне как к психологу ... Я, конечно, как профессионал буду строить с ней контакт. Но если она не хотела прийти или пришла только потому, что на нее надавили, у нас работа и терапевтический альянс не сложатся. Значит, не будет продвижения в теме насилия и жестокого обращения, потому что здесь пчелы против меда оказываются. Абсолютно. Понимаете, мы хотим насилие и жестокое обращение остановить запретом. Мы хотим насилие насилием побеждать. Это тренд, на мой взгляд, провальный. Нормальный человеческий контакт, сотрудничество, понимание, принятие работают на профилактику насилия гораздо больше.
