October 13, 2021, 11:50 AM
Людмила Орлова

«Нам больше мешает эпидемия ковида, а не статус ИА»: челябинские правозащитники-иноагенты про новую реальность

С 2012 года некоторые некоммерческие организации (НКО) начали признавать в России иностранными агентами (ИА); с 2017 – средства массовой информации; с 2020 – физические лица. В сводках новостей еженедельно появляются сообщения о внесении Министерством юстиции РФ новых организаций и лиц в реестр. В Челябинской области на данный момент действуют только две организации, признанные иноагентами: Челябинский региональный орган общественной самодеятельности – женское объединение «Женщины Евразии»* и Челябинский региональный орган общественной самодеятельности «Уральская правозащитная группа»*. Управляют ими супруги Татьяна и Николай Щур (ТЩ и НЩ по тексту).

*Выполняют функции иностранного агента.

Также на Щур зарегистрированы Уральский экологический и Уральский демократический фонды. Супруги живут в Снежинске, несколько раз в неделю приезжают в офис, который находится в старом двухэтажном здании со скрипящими половицами. Небольшая комната завалена коробками, детскими столиками, кроватками, игрушками, бумагами. Стеллажи заставлены рядами пронумерованных папок-отчетов. Места работы двух НКО разделены старым лакированным шкафом.

С чего все началось?

ТЩ: Мы жили в закрытом городе Снежинске. В 1993 году Николая арестовали, отсидел полгода: он эколог и раскрыл радиационное заражение. Тогда депутаты шумели, к нам приезжали комиссии. В общем, человек мешал. Они полгода рыли, притянули за уши гостайну. В данных наших опубликованных результатов анализов они взяли где-то другие изотопы, и оказалось, что они не сошлись.

Николай вообще был второй политический заключенный в России на то время. Я ему передачи носила. Ничего не знала: ни что делать, ни к кому обратиться, даже изолятор с трудом нашла! 

Николай работал инженером-метрологом в Российском федеральном ядерном центре Снежинска. Когда он выявил заражение, то поднялась шумиха, Минприроды начало проверять ядерные центры. Тогда Николая арестовали по подозрению в разглашении гостайны (283 УК РФ). Он просидел в следственном изоляторе полгода. 

Первую правозащитную НКО Щуры регистрировали уже в 1995 году – «Челябинский областной общественный фонд экологии». Из Снежинска в Челябинск Николай ездил три месяца подряд: отказывали в регистрации по самым разным поводам.

НЩ: Тогда ноутбуков еще в принципе не было, был системный блок и мониторы. Я это все погрузил в машину, приехал в управление юстиции. Захожу к ним в кабинетик, ставлю компьютер на стол, загружаю все. Было уже поздно, вечер, рабочий день заканчивался. Они на меня смотрят дико. Говорю, мол, у вас же замечания, а мне приходится в Снежинск и обратно гонять, так давайте я прямо сейчас буду править, как скажете, так и напишу. Женщина, которая мной занималась, завтра должна была уходить на пенсию, она мне сказала, мол, вычеркните все, что касается правозащиты, останется фонд экологии. А мы уже получили грант, но мы не могли получить деньги. Я все вычеркнул, она прошила, зарегистрировала, поставила печать и на следующий день ушла на пенсию.

В 1996 году Щуры зарегистрировали Уральскую правозащитную группу. А потом еще две НКО, чтобы иметь возможность существовать не только на добровольные пожертвования, но и получать гранты.

НЩ: Когда мы экологический фонд регистрировали, было модно давать гранты на экологические проекты. А потом мода прошла, стали давать на правозащитную деятельность. И все экологи дружно перерегистрировались, те же люди стали заниматься защитой прав человека. Это профанация.

Настоящие правозащитные организации можно по пальцам пересчитать. Остальные все — фейки. Позже Щуры разделили сферы деятельности и создали еще две организации: «Женщины Евразии» (ЖЕ) и «Рука помощи». Вторую позже переименовали в Уральский демократический фонд.


Признать иноагентами, по идее, могут лишь организацию, у которой есть финансирование из-за рубежа. Но такое было лишь у одной из четырех организаций – у Уральской правозащитной группы.

НЩ: У нас же как в стране делается? Дается сверху план, что в стране, например, должно быть 115 ИА, вот продразверстка, сколько в каждой области. И местные «чекисты» должны думать, кого назначить ИА. Наша Челябинская область была Карлсоном: уже все отчитались, а у нас ни одного иноагента. Потом сюда приехал Игорь Холманских (полпред в УрФО в 2012–2018 годах – прим. ЕАН), сказал, что должно быть 10 иностранных агентов, и вот вам даже список, раз вы работать не умеете. Как передал мне мой источник, в первых же четырех строчках были названия наших организаций. Я тогда спросил: каким это образом, если у трех организаций нет никакого иностранного финансирования. У одной-то есть, ладно. В итоге с «Женщинами Евразии» поступили следующим образом. В фонде «Рука помощи» была программа по уходу за больными сиротами, мы ее передали в ЖЕ. Спустя года три, когда уже все наладилось, когда «Рука помощи» уже стала УДФ, кто-то где-то нашел старый счет и перечислил 7 рублей. Когда нам объясняли, почему мы иноагент, то сказали, что деньги пришли от организации, которая является ИА, а значит, и вы такие же.

Фото: на карте отмечены колонии, в которых побывали супруги-правозащитники

 «Стало меньше силовиков»: итоги формирования ОНК в регионах 

Супруги 6 лет состояли в общественной наблюдательной комиссии (ОНК) по защите прав человека в местах принудительного содержания. Общественники считают, что они «встали поперек горла тюремному ведомству».

НЩ: Все очень просто. Вы можете сколько угодно ругать тюремщиков. Вы можете все что угодно делать, называть их негодяями. Но пока вы не лезете в их экономику, вы никому не нужны, и на вас внимания не обращают. А мы залезли к ним в карман. Они собирали по нашим оценкам с колонии 1-1,5 млн долларов в месяц.

ТЩ: А последней капелькой было «пожарное дело». Когда в колонии, где вообще ничего, никакой производственной базы, разрушенные станки, - и там типа собирали пожарные машины.

Тогда ИК-25 в Златоусте получила подряд на изготовление пожарных машин. Щур поехали на проверку, а оказалось, что технической базы там никакой нет. Вскрылась схема с откатами. Документы Щур передали в прокуратуру, прокуратура – в МВД. Николаю потом источники сообщали, что их НКО тут же поставили на прослушку. Они уверены, что их снова попытаются закрыть теперь, когда выборы прошли, но сделают от этого хуже только людям - тем, что за решеткой и на больничных койках.

В результате общественники приняли решение получить статус ИА самостоятельно, чтобы избежать штрафов.

НЩ: Нас очень долго проверяла прокуратура и никак не находила причин включить в реестр ИА. Они нас изучили, написали рапорт. Источники у нас все открытые, отчеты мы им все отдали – десятки папок. Я им рассказывал всякие истории, которые у нас случаются с этими сиротами, женщины сидели, плакали. В рапорте было указано, что оснований признать ИА нет.

Так НКО пережили две «волны» массового включения в реестры иноагентов. Третьей дожидаться не стали.

НЩ: Я сам подготовил документы, написал письма от трех организаций: прошу включить в список иноагентов. Если бы они сами включили нас в реестр — мне пришлось бы платить по 1,5 млн лично и по 1,5 млн штрафа от каждой организации. Потому что по закону ты сам должен объявлять себя шпионом.Я повез документы, отдал в Минюст, мне их подписали. После этого отдаю им бумаги на проверку. Даже если мы заявились сами, по закону Минюст обязан провести проверку, составить акт, в котором скажут «да» или «нет». На следующий день получил уведомление, что 3 организации включены в реестр ИА. Проверка еще не началась, а нас уже включили. По нашему заявлению.

Щуры даже не пытаются снять статус иноагента. Считают - так безопаснее. 

ТЩ: Чиновникам рекомендовано не иметь дел с ИА. А куда они денутся? Кроме «Женщин Евразии», нет ни одной организации, которая содействует усыновлению детей, занимается уходом за детьми-сиротами в больницах. По идее, нас там быть не должно, но договор с городской соцзащитой продлевается, потому что ниша без нас совершенно опустеет.

 

Фото: а на этой карте обозначены маршруты нянь от дома и до мест дежурств.

«Женщины Евразии»

Сейчас в штате организации 14 официально нанятых нянь и несколько волонтеров, всего три бригады. Все няни проходят отбор и обучение, слушают спецкурсы и лекции. Всех строго отбирают: у каждой няни должна быть не только санитарная книжка, но и хорошие рекомендации.

ТЩ: Сейчас у нас в одной больнице 8 детей, в другой — один, но тяжелый. И если наши люди сейчас уйдут, то эти дети останутся одни. В начале этой программы к нам пришла девушка, рассказала про то, что дети эти чуть ли не синие, лежат и уже, говорит, «уходят»... И просила нас их взять.

НЩ: Едой этих детей было картофельное пюре, разведенное до такой консистенции водой, чтобы через соску можно было сосать. Вот этим их кормили. В 6 часов вечера палату закрывали на ключ... Выключали свет, а утром, в 6, включали.

ТЩ: Врачи не могут открыто заявить, что, например, памперсов им не хватает: в нашем государстве ведь все есть! Соцработник приезжает и мы ей тихонечко все нужное даем.

Источники средств

ТЩ: У нас есть деньги, потому что мы ведем группу в Instagram. Гранты мы не получаем с тех пор как стали иноагентами. Подавали пару раз заявки, но вскоре поняли, что их даже не читают. Зачем мучиться и что-то выдумывать? У нас сейчас на счете 6 млн рублей благотворительных средств, на год должно хватить. Есть очень хороший партнер - крупное промышленное предприятие, оплачивает нам одну няню уже больше четырех лет. Три партнера хороших просто собирают для нас деньги.

Общественники стараются не принимать старые вещи, однако не отказываются, например, от уже использованных ранее, но добротных кроваток. Организацию нередко пытаются обвинить в продаже собранных вещей. Такие сплетни опровергаются актами, а в соцсетях при сборе детской одежды людей просят срезать бирки, чтобы не было лишних вопросов.

Мы редко просим лекарства – иногда бывает, что в больнице их попросту нет. Публично не просим, потому что был такой случай несколько лет назад: написали нам список необходимых медикаментов, без всякой задней мысли я в соцсети опубликовала пост с просьбой о помощи. В больницу наехала куча журналистов, стояла медсестра, завотделения и говорили, что все хорошо. Тогда Горздрав расшумелся. И у нас попросили так больше лекарства не искать.

Как статус иноагента сказывается на деятельности?

ТЩ : Нам пришлось закрыть уникальную программу по содействию усыновлению. По этой программе наша соцзащита давала списки с информацией о том, какие дети подлежат усыновлению. Мы с журналистами 74.ru, с которыми у нас был договор, выезжали в дом ребенка, делали сюжет, который появлялся на портале. Когда мы стали иноагентом — нам перестали предоставлять эту информацию. Думаю, это связано с «законом Димы Яковлева».

Многие ИА жалуются на сложную отчетность, но, по словам Татьяны Щур, у них с этим проблем не бывает - спасибо дисциплинированному бухгалтеру. 

Т Щ: Пока никто из наших партнеров от сотрудничества не отказался. Сборы в Instagram стали больше, в соцсетях много неравнодушных людей. Недавний прекрасный случай: наша няня, одна из ветеранов, стала пенсионеркой, у нее случилось разрушение тазобреденного сустава, она работала, превозмогая боль. Я в итоге записала ее в платную клинику, а на приеме выяснили, что необходимо провести реконструкцию сустава за 80 тыс. рублей. Мы в Instagram за двое суток собрали необходимую сумму, партнеры помогли. Теперь нам хватит и на операцию, и на реабилитацию. Собрали даже больше и решили сделать фонд, из которого будем оплачивать потребности в лечении сотрудников.

«Женщины Евразии» также помогают организовывать ярмарки, берут на себя бюрократические издержки (сначала принимают на свой баланс, например, технику, а потом передают в детские дома), помогают другим НКО с отчетностью и советами.

 

 «Надевают перчатки, раздевают и начинают бить»: как пытают в колониях на Урале (ВИДЕО) 

 «Уральская правозащитная группа»

НКО борется с насилием в закрытых учреждениях: тюрьмах, колониях, психиатрических учреждениях. Юрист НКО каждую среду в приемной следственных изоляторов консультирует родных арестованных и раздает книжечки «Правовая неотложка» (с обязательной пометкой об издании ИА).

ТЩ: 6 лет мы отработали в ОНК очень активно, перевернули систему наших тюрем. Считаю, что в Челябинской области нет системных пыток с 2012 года, когда в Копейской колонии из-за побоев и поборов взбунтовались осужденные. Это была мирная акция протеста: они вышли и стояли. Сейчас, конечно, напридумывали всего, нескольких осудили за организацию беспорядков, которых там не было. Это вообще, по-моему, единственный известный случай мирного протеста в системе тюрем России, когда удалось без конфликтов что-то изменить. Сидят сейчас спокойно, никаких избиений больше нет, до этого на Урал заключенные боялись ехать. Страшно здесь у нас было. Мы многим тогда помогли. Родственники до сих пор обращаются по самым разным делам.

Нам не столь важно, справедливо осужденный или несправедливо, мы в эти дела не лезем. Нас волнуют права человека. 

«Уральская правозащитная группа» с Алексеем Севастьяновым (экс-омбудсмен по правам человека в Челябинской области) закрывали детскую колонию в «Атляне». По словам Татьяны Щур, подростки разделились на две части: сильных и слабых. Первые били, унижали и насиловали вторых. Общественникам ребята рассказали всю правду - их отправили в другие регионы, а «Атлян» превратили в колонию для взрослых.

Несовершеннолетние после пыток боялись, что во взрослой колонии их ждет судьба «опущенных». Татьяна Щур попыталась наладить с зэками диалог и об этом.

ТЩ: Одно из моих сильных разочарований в жизни было в 2012 году, когда мы много находились в колонии №6 после бунта. Я решила с взрослыми мужиками поговорить по-матерински, если можно так сказать. Вот с этими зэками, которые против пыток.

Я рассказала этим «благородным зэкам», что там творилось, говорила: это страшнее, чем у вас было. Вот скажите, пожалуйста, придет к вам такой парень, его изнасиловали там эти «активисты», которых вы сами ненавидите, которые сейчас от вас прячутся в штабе, которые вас мучили. И что? Вы будете его за это принижать и презирать? Они на меня смотрят пустыми глазами и один с усмешкой. Все, вопрос снят. Поняла, что мораль там не ночевала. Какие бы они ни были из себя расхорошие…

Помимо заключенных, Уральская правозащитная группа помогает любым нуждающимся – юристы учат, куда и с чем обращаться, чтобы защищать свои права.

Многие организации-иноагенты не выдерживают давления и совершают добровольный самороспуск. Некоторые, как, например, Уральский демократический фонд, смогли добиться исключения из реестра. По данным Минюста, в Челябинской области есть еще одна НКО-иноагент – региональное диабетическое общественное движение «ВМЕСТЕ». Однако, по данным ЕАН, эта организация находится в процессе закрытия.

На платформе Change.org создана петиция с требованием отменить закон об иноагентах. На момент публикации ее подписали более 176000 человек. Если вы считаете, что этот закон приносит обществу больше вреда, чем пользы, если вам небезразлична судьба благотворительных и правозащитных организаций, а свобода слова для вас не пустой звук - подпишите петицию.

Есть новость — поделитесь! Мессенджеры ЕАН для ценной информации

+7 922 143 47 42

Источник фото: Людмила Орлова для ЕАН
Комментировать
Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
18+