Игорь Чукреев«Нам неважно, кто победит, лишь бы прекратили стрелять»: репортаж ЕАН из Ростова
Ростов-на-Дону наполняется беженцами. После проведенного тут дня начинаешь их выделять. На первый взгляд, все одинаковы: те же люди, с тем же цветом лица, так же одеты, так же ходят. Даже говорят так же, ну разве что у некоторых прорезается заметный южный говор, отличный от жителей, скажем, Сибири. Но это когда заговоришь, а поначалу по виду отличить одного русского от другого в толпе почти невозможно. Как различить на улице, где идет екатеринбуржец, а где — челябинец? Но за день начинаешь их выделять, по припыленной одежде, по особому, чуть стеклянному взгляду, - этих женщин с детьми и стариков, которые сегодня наполняют Ростов и разъезжаются из него по всей стране.
Они идут толпой. Если постоять на пропускном пункте час — мимо пройдет тысяча, если не больше. А этих пунктов, если считать всю границу ЛНР и ДНР, около десятка, и каждый сейчас работает на пределе возможностей. Пограничники, как роботы, проверяют въезжающих, не спят вторые, третьи сутки водители оттуда ведут автобусы, носятся волонтеры, помогая нести сумки женщинам, которые в дороге провели по 6 - 12 часов, и часто с детьми на руках. Россия планирует принять 700 тыс. беженцев.
Отправляясь сюда, на границу, я ехал за ответами на несколько вопросов. Например, что эвакуируемые видели сами? Почему не уехали раньше? Зачем вообще жить в регионе, который уже восемь лет в неопределенном статусе в состоянии войны? Что чувствуют сейчас, чего боятся и на что рассчитывают? И вот какие ответы я нашел за сутки, проведенные в разговорах с людьми в пыльных одеждах.
Вчера началась война, но это не точно
«Бухает» - так описывают они происходящее в ДНР. Если попросить уточнить, добавят: «Бухает, часто, много. Сегодня (19 февраля – прим. ЕАН) было особенно страшно с 23:00 до 3:00. Иногда перерывы на полчаса». Из чего обстреливают, они не могут сказать. Хоть и привыкли к стрельбе за эти годы, но далеко не каждый может определить вид орудия.
Точно они знают лишь одно: до этого взрывов не было — почти 8 лет были лишь снайперские дуэли на границе да автоматные очереди, тяжелая артиллерия не применялась. А теперь: «Бухает».
Когда началась эскалация, ответить затрудняются. Я опросил с десяток человек. Одни говорят — в пятницу вечером (18 февраля – прим. ЕАН). Другие — еще в четверг. Те, кто живет ближе к центру Донецка, уверяли, что первые выстрелы артиллерии зазвучали еще во вторник.
«Да вот как начали писать в новостях, что Россия нападет, когда появились прогнозы про 16-е — тогда и началось», - уверила меня Елена, с которой разговорился в фойе гостиницы, безошибочно определив очередную эвакуированную наметанным за сутки взглядом.
Что будет дальше — они не знают. Они лишь описывают то, что видели.
«Ведь уже почти нормально жить начали. В последнее время даже комендантский час с пятницы до понедельника отменили. Люди жили, ходили в кафе, гуляли — все нормально было. А потом внезапно: эвакуация. Нас никто не предупреждал. Как в бомбоубежища прятаться — объясняли, как при обстреле из автомата на пол ложиться — объясняли. Про эвакуацию никто не говорил», - продолжает рассказ Елена.
«Директор каждый день звонила. У них списки — все сотрудники должны быть эвакуированы. Долбила и долбила — муж в итоге сказал: «езжай», - рассказывает Татьяна, беженка, которую мы с таксистом везем от погранпункта.
Она тоже говорит «бухает». Спрашиваю: раз бухает — почему люди вообще остаются жить в Донбассе?
«У меня родители — куда их? Они дорог не вынесут, за ними и так присматривать нужно, ухаживать. Сейчас муж с ними остался. Их не вывезти», - объясняет она.
Татьяна работает в школе, ей за 60.
В этом тексте не будет фамилий. Только имена. Тут все немного на нервах, и даже пограничники на взводе и, заслышав лишние вопросы, хватаются за автомат. «Время нервное» и одно предупреждение от ФСБ за излишнее внимание у меня уже есть. Поэтому, хоть и это и не совсем по правилам, фамилий в этот раз нет. Тут и журналистом-то лучше не представляться.
Путь от границы
На границе не то чтобы хаос, но что такое эвакуация 700 тыс. человек? В ДНР, судя по всему, готовились заранее, всерьез просчитывали такой сценарий. С нашей стороны продумали не все, и это заметно.
Постепенно налаживается — да. Вчера (19 февраля – прим. ЕАН), по словам таксиста, на то, чтобы найти желающих уехать от погранпункта, достаточно было постоять минут пять. Сегодня мы просидели около часа, все более организованно: на границе встречают не только волонтеры и МЧС, но и автобусы, которые развозят людей по временным пунктам содержания. Суеты меньше, и желающих сесть в наше такси приходится долго ждать.
Большая часть тех, кто выезжает сегодня, — это люди, у которых нет денег и родственников или друзей по эту сторону границы. Просто так получилось, что они жили на Украине и, когда все началось, родственники и друзья остались с той стороны. Эта часть беженцев, в общем-то, и не может позволить себе такси, а даже если и позволит — им не к кому ехать. Поэтому они ждут автобусы и едут в эвакуационные пункты.
Еще есть сироты. Пока стоял на границе, уехала пара автобусов, забитых только детьми, ну или почти только ими, с двумя-тремя женщинами. Видимо, это детские дома с воспитанниками, чьи родители погибли еще в 2014 году, когда все только началось.
Есть те, за кем приезжают родственники или друзья. Есть те, кто может себе позволить пожить несколько дней в гостинице — их немного, но они тоже есть.
Наконец, есть те, кому есть куда податься. Как Татьяне и ее подруге, тоже Татьяне, которая из своей зарплаты 20 тыс. рублей смогла найти 2 тыс. на такси, чтобы ехать не в эвакуационный пункт, а на вокзал и оттуда к дочери в Белгород.
В дороге я их расспрашиваю. Вопросов к ним много, в том числе и про то, как организована эвакуация.
В общих чертах это выглядит так. Есть списки работающих и получающих пособия — всех, кто где-либо официально зарегистрирован. За каждым предприятием был закреплен транспорт, большей частью свой — у школ, к примеру, автобусы, на которых возят детей.
Руководство предприятий лично отвечает за то, чтобы сотрудники из списка сели в эти автобусы, — звонят, уговаривают, угрожают, кричат, умоляют. В школе такому не учат, да и вообще в жизни, как вести себя в такой ситуации, не знает никто, импровизируют на ходу. Довозят до границы. А дальше принимает Россия.
Россия старается. На вокзале Ростова, куда привозят большую часть эвакуированных, волонтеры встречают, помогают чем могут, разговаривают, поддерживают, объясняют. Под штаб волонтеров временно реквизирован ресторан.
Но их не хватает на погранпунктах. Судя по тому, что рассказывают сами добровольцы, в пятницу мобилизовали молодежное крыло ОНФ и «Единой России», тех, кто обладает необходимыми качествами и навыками и, вероятно, при этом был одобрен ФСБ для работы в приграничной зоне. Но, судя по всему, никто не ожидал столь масштабной эвакуации, никто не готовился к ней, и волонтеров оказалось недостаточно.
Сейчас объявлена запись. В первую очередь требуются медики, кто может квалифицированно при необходимость оказать изможденным людям первую помощь, а еще требуются физически крепкие молодые люди — в течение 12-часовой смены таскать сумки от границы до палаток МЧС, где беженцы накапливаются в ожидании автобусов.
Людей и информации критически не хватает.
«У меня коллега вчера повез беженцев в Таганрог, где пункты содержания эвакуированных. Приехали в один — там все занято, не принимают больше. Поехали в другой — то же самое. Три часа он с ними кружил. А что делать, не бросать же? И никто не мог объяснить, куда ехать. Еле-еле как-то потом разобрались, я так и не понял как», - рассказывает таксист Сергей.
Единого центра, который бы аккумулировал информацию, помогал отставшим, потерявшимся или просто растерявшимся, нет. Развозят куда придется и как получится.
Ну то есть какой-то центр, наверное, есть — кто-то же собирает информацию про все эти регионы, которые каждый час заявляют о том, что готовы принять сколько-то тысяч человек. Кто-то принимает решение об отправке автобуса, который повезет людей в санаторий или на вокзал, где их посадят на поезд, который отправит их дальше. Но вот какой-то системы информирования для тех, кого везут, нет. Им не объясняют, не говорят, куда они поедут. А это тоже важно. Если бы был сайт, оперативно предоставляющий списки регионов, санаториев и свободных мест, многим было бы проще. Многие из них даже не смогли бы на него зайти — «симки» с этой стороны границы у большинства не работают, но само знание, что информация существует и ее можно относительно просто посмотреть, их бы точно успокоило.
Никто не знает, что делать, если кто-то из беженцев добрался до Ростова самостоятельно. И не многие в такой ситуации сообразят, что можно прийти на вокзал и там спросить, где сидят волонтеры. Где размещать людей, тоже понимают не все.
Регионы сейчас отчитываются, кто и сколько готов принять. Спеша покрасоваться, иные главы регионов не очень задумываются о том, что они предлагают. Я не знаю, как везде, но пару историй про то, что привезли в спешно открытый санаторий, в котором нет ни отопления, ни воды, ни электричества, успел услышать. Одна семья даже на полном серьезе собиралась ехать обратно в Донбасс от этих условий.
Наши «администраторы» порой словно играют в компьютерную игру «Цивилизация» и представляют себе не людей, а неких юнитов, которых надо перевезти из точки А в точку Б, не вникая в детали.
«Два часа провели на границе в буферной зоне. Дети кричат, плачут, пить хотят. Как им объяснишь? Конечно, это был ужас», - рассказывает Елена из гостиницы.
У нее нет претензий к России — она все понимает. Она даже отмечает, что границу, буферную зону, проехали относительно быстро — пограничники проверили документы у всего автобуса всего за два часа, хотя обычно это занимает гораздо больше времени. Да, буферная зона не место для волонтеров. Да, там не развернуть палатки с питьем и перекусом, не предусмотрено это никакими уставами, и людей для этого нет. Да, пограничники делают все возможное, и работа с этими автобусами, полными плачущих детей, и так требует от них запредельной выдержки. Да, эвакуация - это не турпоездка, и ее невозможно сделать приятной.
Но все-таки вопрос: неужели вообще нельзя найти по несколько человек на каждый из десятка пропускных пунктов, чтобы там хотя бы обеспечивали детей водой? Верю, что делают все возможное. Надеюсь, находят возможность подумать и об этом.
Ужасы войны
Глядя на все это, на трудности эвакуации, спрашиваю: от чего бежите?
Они толком сами не знают. За восемь лет жизни в условиях, приближенных к боевым, они привыкли к дисциплине. Раз эвакуируют — значит надо. Пока, говорят, кроме «бухают», страшного ничего нет.
Надеются, что и не будет. Надеются, что через пару дней, через пять дней, через неделю все успокоится. Что будет, если этого не случится, стараются не думать.
В том числе и потому, что там остаются мужья и сыновья — мужчин в возрасте от 18 до 55 лет из ДНР не выпускают. Говорят, уже даже с 17 лет не выпускают, а многие старше 60 и сами отказываются ехать. Им уже разосланы повестки.
Кто-то будет делать окопы, кто-то возьмет автомат или получит технику, в зависимости от имеющейся специальности.
- Что будет, если украинцы прорвутся, - все спрашиваю я.
- Вы фильмы про наши события видели? «Солнцепек»? Автобусы с обычными людьми, которых расстреливали украинские военные? Про девчонок, которых насиловали. Про людей, которых сжигали? Про то, что привязывали на шею камень и бросали в воду? - отвечает Татьяна, пока едем от границы в Ростов.
- Ну это же кино, художественный вымысел?
- Все эти годы мы регулярно находили «братские могилы».
- Говорят, все изменилось?
- Я в базе «Миротворец» (сайт, где украинцы в публичный доступ выкладывают списки людей, сотрудничающих с Россией - прим. ЕАН), - отвечает 60-летняя школьная учительница.
- Когда у нас выборы были, когда мы «Единой России» помогали — нас записывали и говорили, что эти данные никуда не попадут. А после выборов все, кто участвовал, оказались на сайте. Но и без этого: для них паспорт ДНР — это уже сотрудничество с Россией. Просто выведут всех из домов, кто остался, и расстреляют, спишут на войну.
- Будет резня. Для тех, кто идет с той стороны, тут нет «своих». «Свои» давно уехали на Украину. Они больше пяти лет сидели на границе и ждали момента, когда отомстить. И там же отмороженных полно. Вот те, кто зверствовал в 2014, — они же все там, - отвечает Елена, не очень довольная приемом в России .
Опять говорю про художественный вымысел.
«У меня брат на машине ехал. По ней дали очередь из автомата. Пробили бензобак. Он так и не смог выбраться — сгорел в машине», - отвечает Елена.
И добавляет, что с 2014 года до сих пор десятки тысяч людей числятся «пропавшими без вести» и даже списков нет — никто не знает, как их составлять. Никто не знает, что случилось с этими людьми.
На пропавших без вести заканчиваются и все остальные подобные разговоры.
Зачем сидели, чего ждали?
«А куда ехать? В Россию? А куда? Кто хотел, особенно помоложе — те уехали. Остальные: средняя зарплаты — тысяч 20 в рублях. Если повезет — 30-35. Но свое жилье, родственники, друзья, знакомое окружение. В Россию? Муж уехал на Север — 70 тыс., да, у вас много платят. Но надо снимать жилье, надо как-то отправлять деньги, надо как-то жить, и это тоже стоит денег», - пытается объяснить Мария, женщина лет 40, с которой я разговорился возле гостиницы.
«В городе почти мирная жизнь была в последнее время. Да, шахты позакрывались. Но работа есть. Да, мы перестали быть промышленным регионом, у нас в основном торговля и услуги сейчас. Но предприятия работают. И химические, и металлургия. Да, у них часто меняются собственники, но город как-то живет. А еще сельское хозяйство — поля, конечно, сначала разминировать пришлось, но сейчас и зерно выращиваем, и молочное животноводство есть», - перечисляет Елена.
Выживают как могут. Да, есть и случаи, когда умудряются получать пенсию и от Украины, и от России, — таких немного. Кто-то крутится на контрабанде — республика непризнанная, поэтому легально завезти товары невозможно, так что тут это даже не преступление. Кто-то служит в армии. Кто-то нашел работу. Кто-то не может уехать из-за больных родственников. Кто-то слишком стар, чтобы надеяться начать жизнь с нуля где-то еще. Кто-то просто привык.
Тут хороший климат. В Ростове сейчас +10. Снег тут вообще лежит меньше пары месяцев в году. В ДНР, говорят, немного холоднее. И это тоже важно — сложно из такого климата переехать туда, где полгода зима, а навыков выживания нет, как и нет денег на теплую одежду и все прочее, необходимое в суровых северных условиях.
Кто мог — уехал. Остальные — выживают как могут.
«На что надеетесь?» - спрашиваю периодически у всех.
«Что станет тихо. Нам, в общем-то, не важно, кто победит — достаточно, если прекратятся обстрелы и все постепенно наладится. Пусть не сразу, пусть несколько лет уйдет, но этого будет достаточно. Хотя нет, важно: если придут украинцы — для них мы враги. Поэтому хотим, чтоб пришла Россия, — она не станет расстреливать», - отвечает Татьяна.
