Новый глава свердловской ОНК: «Я оказался компромиссной фигурой»

В четверг в Екатеринбурге получили мандаты члены нового, четвертого, состава свердловской Общественной наблюдательной комиссии, которая в течение ближайших 3 лет будет следить за соблюдением прав заключенных. На этом же заседании был избран новый председатель региональной ОНК – им стал Владимир Попов. О том, как он представляет себе стратегию работы комиссии, о своем опыте правозащитника, а также о перспективах довыборов новых членов в четвертый состав Владимир Попов рассказал в интервью агентству ЕАН.

- Владимир Иванович, когда вас выбрали председателем, вы отмечали, что являетесь новым членом комиссии и что вам нужна помощь более опытных ее представителей, в связи с чем вы предложили в качестве своего зама председателя предыдущего состава. Расскажите, пожалуйста, как вы вообще попали в ОНК?

- В правозащитном движении я примерно с 80-х годов. Одно время я активно сотрудничал с обществом «Мемориал». Я был депутатом горсовета на переходном этапе от советской власти к России, того состава, который принял решение о возвращении городу его имени.

Был председателем областного отделения гайдаровской партии «Демократический выбор России». Самое последнее мое политическое деяние – это Союз правых сил, я с покойным Егором Тимуровичем помогал создавать его здесь, на территории Свердловской области.

На рубеже тысячелетий я принял для себя решение, что все-таки надо выбирать между политикой и правозащитной деятельностью, и тут меня пригласила к себе работать Мерзлякова Татьяна Георгиевна.

Тогда она на первый срок свой избиралась. Ей нужно было наладить отношения с правозащитниками. Я 13 лет работал в аппарате главным специалистом. Мне не хотелось покидать правозащитное сообщество, закон это не запрещал, и меня избрали председателем Союза правозащитных организаций. Я совмещал этот пост с креслом чиновника.

Но все-таки Татьяна Мерзлякова не совсем чиновник. Ни разу не слышал от нее фраз «Ты этого не делай!». Но если бы она стала мне запрещать, наверное, ушел бы от нее.

Но в итоге я доработал до пенсии и после выхода на нее я еще 5 лет работал там.

Правозащитное сообщество достаточно сильно проявляло себя все это время. Нам удалось создать несколько достаточно серьезных структур. Например, единственный в стране Областной союз комитетов солдатских матерей. А я был инициатором сбора этих матерей, которые между собой часто ссорились. Они стали проводить ежегодные съезды, где обязательно присутствовало несколько генералов военного округа, и им иногда приходилось отвечать на самые злые вопросы. А со временем пошло очень даже конструктивное сотрудничество.

Потом наконец-то приняли закон об ОНК, который «мариновали» с конца 90-х, и я, будучи председателем Союза правозащитных организаций, стал работать над формированием комиссии первого состава. Тогда мы смогли предложить только 8 человек от 8 организаций, входящих в наш союз, плюс были еще представители от «Сутяжника». В следующем составе тоже были только мы и «Сутяжник». А уже в третий состав пошла волна – мы расшевелили это болото. Народ пошел активно, и самый разный. И третий состав получился практически в тех лимитах, которые положены, – 39 членов из возможных 40.

Нам удалось сдвинуть общественное внимание на эти комиссии в нашей области.

Знаю, что и Челябинская, и Тюменская до сих пор отстают в этом отношении. У меня был проект, который был поддержан грантом «Гражданское достоинство». Я ездил в Тюмень и Челябинск, пытался там расшевелить. Частично это удалось, частично нет, но сейчас больше народу подали документы.

А сейчас меня выдвинули в члены ОНК от Союза правозащитных организаций, председателем которого я являюсь. Точнее, сейчас он называется не союз, а Центр правозащитных организаций – нам пришлось сменить название по формальным причинам. 

- На заседании вашу кандидатуру на позицию председателя выдвинули сразу несколько человек. Причем других кандидатов никто не предлагал. Вы знали, что вас изберут?

- Не буду лукавить. Ко мне подходили разные люди до этого, которые изучали новый состав. Я тут оказался, прямо скажу, какой-то компромиссной фигурой. Потому что здесь есть, и это чувствуется, разные группы.

Основная проблема всегда в том, что люди очень плохо слушают друг друга. Правозащитники народ ершистый, колючий, иначе бы они не были таковыми, и между ними бывают очень серьезные расхождения. Часто бывает так, что и тот делает очень полезное дело, и этот, но друг друга они терпеть не могут. И если этот скажет «А», то другой обязательно скажет «Б» и никогда его не поддержит.

Масса полезного делалась людьми, как бы это назвать, радикально правозащитной линии. Я многих из них привлекал в ОНК, например, Вячеслава Башкова, которого я уговаривал идти в третий созыв. Люди, которые очень остро ощущают, что происходят нетерпимые вещи, требующие немедленного вмешательства, они нужны. Но нужны и те, кто более склонен к системной работе. Если мы будем все время только бегать, мы пятерым поможем, а сотни пострадают.

Задача моя как председателя – дать возможность реализоваться всем направлениям в течение этих трех лет, даже если их представители будут друг друга шпынять.

- Как вы представляете себе стратегию работы ОНК?

- Стратегически надо строить работу так, чтобы она носила системный характер, – подтянуть как можно больше структур, которые бы участвовали в этом деле. Все, кто имеет возможность ходить в исправительные учреждения с какими-либо целями, они должны это делать, и должны это делать регулярно. Здесь и депутатский корпус определенную роль может сыграть. И подталкивать его в этом направлении могут общественные наблюдательные комиссии.

Стратегически надо умножать армию людей и организаций, которые способствовали бы гуманизации уголовно-исправительной системы. Главная задача состоит в том, чтобы человек не утратил те социальные навыки и связи, которые у него неизбежно ограничиваются в колонии, чтобы потом он мог найти место в обществе.
Закрытость приводит к рецидивам. Человек, отсидев лет 10, выходит в совершенной иной мир. Он помыкается, потом ударит кого-нибудь по голове и опять сядет – там свой мир, свои порядки, он там все знает. Он там авторитет, он там реализуется как личность. Это же ужас!

У нас даже матерям сидящим ограничивают количество часов, которые они могут пообщаться с ребенком. А ребенок-то за что сидит? Там создают что-то типа детских садиков-интернатов внутри. А зачем? Детям, наоборот, надо с нормальными людьми общаться. Можно было бы, к примеру, вывозить их на автобусе, а ночуют они пусть рядом с мамой.

Надо создать вариант социальных связей, которые бы, с одной стороны, не исключали ограничение, но и не отключали человека от общения с другими людьми.

Был такой Валерий Федорович Абрамкин. Советский диссидент, сидел за антисоветскую деятельность. У него был интересный лозунг: «Верните тюрьму народу!»

Общество не должно считать людей, которые сидят, какими-то инопланетянами. Они часть этого народа, и они потом вернутся в этот народ.

- Владимир Иванович, на заседании прозвучала информация о возможном донаборе членов в свердловскую ОНК четвертого созыва – кого бы вы хотели видеть в ее рядах?

- В прошлый состав комиссии входили 39 членов, а сейчас 34. Документы подавали на большее число, но часть людей по формальным причинам – с этим еще надо разбираться – не прошла. Но вроде бы сейчас будет вторая волна, и вроде бы федеральная общественная палата готова к довыборам. Я думаю, мы будем выдвигать представителей организаций – часть тех, кого по каким-то формальным причинам отклонили. Например, журналистка Татьяна Шарафиева из Серова хотела этой темой заняться, до сих пор до конца не понял, почему она не прошла. Насколько я помню, там были достойные люди из старого состава, такие, например, как Василий Рыбаков. Количество членов ОНК в Свердловской области можно поднять до 40, и это нам будет не лишним. Европейско-Азиатские Новости.