Пришлось разрезать тело умершей матери, чтобы спасти ребенка: врач о спасении пострадавших в Спитаке
Сегодня, 7 декабря 2018 года, исполняется ровно 30 лет со дня страшной трагедии в Армении. Спитакское землетрясение, произошедшее в 11:41 по местному времени, унесло жизни 25 тыс. человек. Еще 19 тыс. стали инвалидами, около полумиллиона жителей республики лишились крыши над головой. На помощь пострадавшим тогда устремились врачи и спасатели из многих стран мира – Франции, Швейцарии, Кубы и, в первую очередь, со всего СССР. О том, как спасали раненых и что тогда пришлось пережить врачам, в интервью ЕАН вспоминает врач-нейрохирург клиники «УГМК-Здоровье» Валерий Манащук. После спасательной операции он был награжден орденом за личное мужество.
- Валерий Иванович, расскажите, как вы оказались на месте трагедии?
- Я тогда закончил Киевский медицинский институт и поступил в Военно-медицинскую академию в Ленинграде – ныне Санкт-Петербурге. Когда произошло землетрясение, из Ленинграда был сформирован целый борт Ту-154 с военными специалистами: врачами разных профилей, медсестрами. Мы, взяв оборудование и инструменты, которые можно было перевезти самолетом, вылетели в Ереван. Там нас распределили на группы. Я попал в группу, которая далее передислоцировалась в Ленинакан (ныне Гюмри. Этот город, как и Спитак, очень сильно пострадал от стихии, - прим. ЕАН.). Там на базе частично уцелевшей больницы мы и оказывали помощь раненым. С момента землетрясения до нашего прилета прошло примерно 3-4 дня.
- Насколько сильно был разрушен город?
- Он напоминал какую-то фантасмагорическую выставку. Дома полуразрушены: бывает, смотришь снизу на какое-то здание - полквартиры нет, а на второй половине висит ковер, в углу стоит диван. И ты на все это смотришь снаружи.
После ЧП возле каждого полуразрушенного дома стояли ящики с водой, минералкой, хлебом, консервами, чтобы каждый мог подойти и поесть. Были развернуты полевые кухни.
Мы, врачи, жили в той же больнице, в которой и работали, спали все вместе на топчанах в уцелевшем после ЧП кабинете физиотерапии. Дежурить мы должны были посуточно, но по факту отдыхали меньше - по 6-8 часов. Работы было очень много.
В больнице был большой холл. Там с одной стороны стояли койки для больных, с другой - сомкнутые столы, на которых лежали перевязочные материалы, капельницы, растворы, шприцы, гипс, – все, что было необходимо для проведения интенсивной терапии. Сюда привозили разных специалистов-спасателей и медиков – из Франции, Испании, Кубы. Разумеется, приехали из разных концов республики армяне – очень много людей откликнулось на беду. Например, у нас был санитар – молодой армянин, который, узнав о случившемся, взял отпуск на своей основной работе и приехал помогать людям. Уцелевшие местные жители жертвовали одежду, одеяла, помогали раненым всем, чем могли.
Работа у спасателей была очень трудная – они по кусочкам разбирали завалы. Однажды меня позвали, чтобы оценить состояние больного, который находился под завалом, уже виднелась его рука, похоже, что человек был мертв, но мне сказали: «Подождите, часа через три подойдите». Спрашиваю: «Как через три, почему так долго?» А мне отвечают: плиты - это как карточный домик, надо очень аккуратно их убирать, чтобы они вновь не обрушились на человека, поэтому это занимает так много времени.
- Какую помощь в основном приходилось оказывать людям, которые долго – вплоть до нескольких суток - находились под завалами?
- Как правило, у таких пострадавших какая-то конечность была сильно сдавлена – приходилось ампутировать. Дело в том, что при синдроме раздавливания с поврежденной конечности начинается интоксикация организма, потом могут возникать и сосудистые расстройства в миокарде, в головном мозге. У военных медиков даже такое понятие «убитые, но не умершие» - когда сердце человека еще работает, но травмы не совместимы с жизнью. Мы боролись за каждого человека, делали все, что могли.
Каждый день через нашу больницу проходило 20-25 человек, состояние которых оценивалось как тяжелое, и им требовались операции или интенсивная терапия. А всего мы в Ленинакане находились около 10 дней. Помимо нашей больницы там были еще развернуты и другие пункты помощи пострадавшим.
На пятый-шестой день после землетрясения пациентов привозили меньше, потому что все меньше людей оставалось в живых. Тем не менее спасатели не теряли надежду найти раненых. Проводились специальные минуты молчания, чтобы услышать стон или крик из-под завалов. Применялись служебные собаки, чтобы понять, где находятся пострадавшие. Раскопки шли постоянно, но медленно, потому что сложно было разгадать: какую плиту поднимать первой, какую - второй, чтобы никто не пострадал еще больше.
Наверное, самый последний пострадавший к нам поступил только на 11-е сутки после землетрясения. Это была пожилая женщина, которой, не побоюсь этого слова, повезло – она все эти дни находилась в замкнутом пространстве, была согнута, но могла шевелиться. К счастью, тогда было нежарко – ночью 3-5 градусов тепла, поэтому она смогла обойтись без воды и выжить. Ее спасли.
- Наверное, пострадавшим приходилось оказывать не только медицинскую, но и психологическую помощь?
- Вы знаете, первое время, что удивительно, почти не было людей с инсультами и инфарктами. Шоковое состояние, которое было у людей, пролежавших под завалами несколько дней, давало им импульс на выживание. Конечно, люди страдали, но сам факт того, что их вызволили из этого каменного плена, они уже воспринимали как какой-то глоток воздуха, дорогу в жизнь. Наверное, находясь под завалами, они много чего передумали, многое выплакали, выстрадали и потом, как могли, боролись за свою жизнь.
- Сами врачи, наверное, тоже испытывали тяжелые переживания…
- Конечно, было тяжело. Помочь хотелось всем. Однажды даже нашлась работа патологоанатому. Заваленными оказались ребенок и мать. Женщина была уже была мертвая, а ребенок остался жив, он находился за матерью, и, чтобы его извлечь и спасти, пришлось частично расчленить труп женщины. Ребенок был маленький, плакал.
Также страшно было, что ЧП повторится, и люди, жизнь которых мы только что спасли, снова окажутся в опасности.
- А были еще толчки?
- Да, пока мы там находились, трясло еще раза три-четыре. Мы выбегали из больницы, выносили наших пациентов из зала интенсивной терапии, которые не могли эвакуироваться сами. К счастью, эти толчки были не очень сильными, не опасными для жизни, но все равно стоял гул, где-то осыпалась штукатурка. К счастью, никто больше не погиб. Мы ждали по 20-30 минут на улице и снова заносили больных в больницу.
- Куда отправляли пациентов, которым была оказана первая помощь?
- Их эвакуировали в больницы других городов Армении, в российские медучреждения. Самолеты прилетали за ними один за другим. На военных самолетах увозили людей, которые были в тяжелом состоянии.
- Вашу жизнь, как врача, участие в ликвидации последствий этой трагедии как-то изменило?
- Вы знаете, оно оставило очень глубокий след, научило думать о каждом пациенте, при лечении каждого оставлять частичку души. И сегодня, в день годовщины со дня спитакского землетрясения, я хочу обязательно вспомнить своих учителей, с которыми мы вместе тогда были в Армении. А именно - Бориса Всеволодовича Гайдара, впоследствии начальника военно-медицинской академии, главного военного нейрохирурга России. В дни оказания помощи пострадавшим в Армении он руководил нашей нейрохирургической службой. Также основы оказания помощи людям во мне заложили Валерий Евгеньевич Парфенов и Виталий Александрович Хилько, именно благодаря этим людям я стал тем, кем стал. И хочу сказать им за это огромное спасибо, мы всегда должны помнить наших учителей.
Фото: pixabay.com, nssp-gov.am, armeniagogo.com, worldhistoryproject.org/СС BY-SA
