На прошлой неделе в Доме добровольца на базе Свердловского областного медицинского колледжа прошло первое заседание пресс-клуба, который организовала Екатеринбургская епархия. На мероприятии обсуждалась система реабилитации участников СВО и их семей после боевых действий. Одним из докладчиков стал протоиерей Андрей Канев, помощник командующего войсками ЦВО по работе с верующими военнослужащими. Отец Андрей регулярно посещает зону боевых действий, знает, что за люди воюют, и может предположить, какими они вернутся домой. ЕАН расспросил священника, как христианство сочетается с войной, как подготовить общество к встрече с ветеранами и почему он считает, что афганский и чеченский синдромы нам не грозят.
- На мероприятии в Доме добровольца вы говорили, что русский народ – это народ-воин. Что это значит?
- Наш народ северный. Мы живем в северной стране и без преодоления, вложения больших сил и жертвенных усилий Россия бы не возникла. Если сравнить условия жизни каких-нибудь южных стран, где все растет само, где теплое море и так далее, это одно. А у нас нужно биться за хлеб, за тепло, за дом, бороться с врагами, которые постоянно к тебе лезут. У нашего народа заложен дух преодоления. Вот это я называю дух воина. А поскольку наш народ - воин, значит, об этом надо говорить, это надо осмыслять. История нашей страны - история войн, впрочем, как и история всего человечества.
- Часть общества, и так не слишком воцерковленная, но называющае себя православными, разочаровалась в РПЦ из-за поддержки СВО. Как христианство и заповедь «не убий» сочетаются с войной?
- Да очень просто. Мы не сегодня родились, не сегодня появился этот вопрос. Надо просто взять и изучить социальную концепцию РПЦ, которая около 20 лет назад определила на современном языке свое отношение к разным явлениям социальной жизни общества, жизни человека в разных сферах и т. д. То есть это все уже давно есть, но надо расшифровать, потому что люди не знают. Есть библейская заповедь «не убий», о чем она говорит? Она запрещает убийство человека по каким-то корыстным, преступным причинам. Например, убийство из-за ревности, зависти, желания ограбить человека и т. д., то есть охватывает весь спектр преступных, противоправных действий, которые наказываются законом и сейчас.
Вот поэтому с древних времен государство обладает правом лишать жизни человека в наказание за преступление, объявлять войну.
И, соответственно, военнослужащие, которые участвуют в войне, объявленной государством, а значит - в законной войне, и уничтожают противника, не нарушает заповедь «не убий». Если это все делается честно, благородно, действительно по-настоящему, по всем общепризнанным законам войны. На войне можно нарушить заповедь «не убий».
Но иногда и на войне это является преступлением. Например, убийство своего по каким-то корыстным мотивам, из-за обиды, ревности, ненависти… Убийство мирных жителей, безоружных пленных - это уже воинское преступление, которое тоже карается законом. Вот это и есть нарушение заповеди «не убий». А если идет честный бой, противники с обеих сторон по-честному воюют, то в этом случае нарушения заповедей «не убий» нет. Вот это мы должны четко понимать.
Поэтому христианство и война логично, органично сочетаются. Потому что церковь понимает войну как зло и в то же время, живя в реальном мире, понимает, что абсолютный пацифизм не приведет ни к чему хорошему. Приведет к тому, что просто потеряешь территорию, веру, народ, свой язык, культуру и близких. Поэтому христиане обязаны участвовать в войне.
Церковь через священников участвует в войне не в качестве водителей танков, самолетов, вертолетов, а как средство, позволяющее военнослужащим христианам сохранять свою душу во время войны. Так трактуется не только в православии, а в любом течении христианства. В мире есть целое протестантское государство – Великобритания, которая, как мы знаем, не чурается участвовать в любых конфликтах.
Но мне вот самому интересно спросить у тех людей, которые из-за СВО разочаровались в церкви: с 14-го года ты интересовался, что происходит? Ты знаешь, что там шел настоящий геноцид народа, когда людей реально убивали, в том числе и за то, что они русские. Когда постоянно велся просто тупой обстрел Донецка или Луганска. Легко, сидя у себя в теплом кресле, попивая вкусный кофе, рассуждать, а почему мы начали войну? Надо понимать предназначение России. Мы вообще можем себе позволить защищать слабых или нет? Я считаю, что мы обязаны так делать. Говоря про народ-воин, я как раз утверждаю, что настоящая христианская страна имеет право защищать слабых.
- Как это все объяснить людям, чтобы они понимали цели и задачи СВО? И как вы их понимаете?
- Цели и задачи СВО совершенно понятны, они обозначены президентом: денацификация и демилитаризация Украины. А православным христианам это особенно понятно на примере того, как на Украине при помощи иностранных спецслужб была создана альтернативная неканоническая православная церковь Украины, а традиционная Украинская православная церковь, которая существует века, стала в августе 2024 года незаконной. И поэтому сейчас идет травля верующих и священников, происходят убийства, грабежи. Мы все видим в средствах массовой информации, как в древнейшей русской святыне - Киево-Печерской лавре - идут концерты, съезды националистов. Вплоть до того, что сейчас намерены вскрывать раки с мощами святых для инвентаризации, чего не делали даже немцы. Это все делается с одной целью – лишить украинцев православной веры.
- За три года СВО как изменились люди «за лентой» (зона боевых действий – прим ЕАН.) и здесь?
- Все это время идет отрезвление, потому что я понимаю, что начало СВО стало для многих неожиданностью. Причем неожиданность, в том числе и в войсках, была на самом деле.
Я находился в войсках, когда началась СВО, и видел все своими глазами. Никто тогда не собирался захватывать территории, ресурсы и так далее. Это планировалось как некая полицейская операция: что мы придем, погремим танками, все успокоится. Мировоззрение тогда было другое.
Отрезвление людей началось после мобилизации, которая позволила кому-то пойти на фронт, а кому-то - сбежать и показать, кто он такой. А среди них были и такие, кого даже не вызывали, не собирались мобилизовать. Произошел отток так называемых звезд, некоторые из них сейчас сидят тихо, а кто-то поносит Россию. Происходит переоценка всего: явлений, целей, мыслей, смыслов.
Общее впечатление у меня, конечно, есть. Когда, допустим, солдат заходит в освобожденный населенный пункт и видит убитого ребенка, штык-ножом прибитого в шкафу. Он как будет относиться к происходящему? У него меняется мировоззрение, правда? Поэтому да, меняется.
Есть ли жестокость или озверение среди военных? Вот как раз церковь и работает в этом направлении, на войне всегда так было. С начала появления христианства на Руси присутствие священников в армии было для того, чтобы военнослужащий, воин не превратился в зверя. Потому что одно дело - убить противника честно в бою, другое - бросаться на всех.
- Расскажите об идее при реабилитации разделять бойцов по группам, чтобы не смешивать мобилизованных контрактников, добровольцев, бывших заключенных при работе с ними после возвращения с СВО?
- Специалисты, которые будут с ними работать, должны понимать, что это не просто некая безликая масса участников специальной военной операции. Они должны понимать, что одно дело - кадровый военный, который на это учился, это его призвание, и другое дело - мобилизованный. У них будет разный опыт вхождения в войну. Допустим, мобилизованный, который не хотел туда, но призвало государство, и он пошел и выполнил свой долг. И, например, доброволец. Не будем брать его мотивы, по идейным он причинам вызвался или по каким-то другим. Хотя на фронте они все нивелируются. Там уже не имеет значения, по какой причине кто пришел. Поэтому надо знать, что такие группы есть, надо понимать, как с ними работать. Взять тех же заключенных, которые весьма достойно воевали. К каждой категории людей в зависимости от того, каким путем они попали на СВО, должен быть отдельный подход.
Для священников будут выработаны рекомендации, мы сейчас над этим работаем. Это обязательно нужно, потому что не все имеют опыт работы с военнослужащими. В каком-нибудь населенном пункте священник живет своей обычной жизнью, и вдруг у него в приходе появляется человек, нуждающийся во внимании. Как ему себя вести?
Что касается посттравматического синдрома, то я абсолютно уверен, что большинство наших мужчин, вернувшись с войны, вольются в обычную жизнь, только у них будет другой специфический опыт. Но поскольку всеразные, вернутся тоже люди разные. Кого-то война сломает, кого-то, наоборот, закалит, укрепит - таких очень много на самом деле. Вот реально реализовать себя мужчина как мужчина может только там.
А бывают люди сломанные, сломленные. Бывает ведь, что человек получает какую-то психическую травму и вне войны. А другой может быть штурмовиком, захватывать опорники, и приедет такой бодрячок, нас еще всех будет поддерживать. Поэтому мы говорим о людях, кто нуждается во внимании. Соответственно, и психологи должны понимать специфику военной службы, и священники тоже. Поэтому мы над этим сейчас работаем.
- Вернувшиеся с СВО вряд ли по собственной воле пойдут за помощью в церковь или к психологам. Как их туда привлечь?
- У нас в современной российской культуре нет такого отношения к психологам, как мы видим, допустим, в зарубежных фильмах. Там доверия больше, потому что церковь там не выполняет те функции, которые выполняет РПЦ. Поэтому там развитый институт психологической помощи. Мне вот не нравится в таких вопросах, когда кто-то вдруг решил заранее, что кто-то куда-то не пойдет. То есть надо ведь сначала проверить, может, у человека элементарно недоверие к психологу или священнику. Или человек считает, что он сам справится со своими проблемами, а в итоге не справится. Поэтому мы сейчас создаем такую систему помощи, где работают светские психологи и специалисты бок о бок со священниками. То есть ведется работа государства, чтобы подготовиться и встретить вернувшихся с войны. А насильно никому не поможешь, тем более духовно, никого не надо принуждать ходить в церковь, это не работает.
Вернувшийся военнослужащий, у которого могут быть какие-то психологические проблемы, как правило, не один же живет. Поэтому необходимо создавать государственную структуру психологической помощи, которая будет тесно связана с ближайшим приходом. Туда сможет обратиться, скажем, жена, которая расскажет, что вернулся ее муж и очень долго не может прийти в себя после войны.
Там ведь совершенно другой быт, другие отношения между людьми, и порой человеку трудно адаптироваться к мирной жизни. Например, жена начинает применять старые способы, допустим, досуга, а муж не хочет – он предпочитает посидеть дома в тишине. Тут надо понять, как правильно относиться к этим людям. Вот этому мы должны научить членов семьи. И алкоголизм, и домашний террор – это все может быть. Но почему мы решили, что это будет массово? Здесь, в мирной жизни, разве этого нет?
- Недавно выступал генерал полиции, который заявил, что страна переполнена нелегальным оружием, после возвращения ветеранов опасаются всплеска преступности. После Афганистана и Чечни немало ветеранов попали в криминал.
- Безусловно, какие-то люди вернутся сломанными, нельзя сказать, что все 100% ветеранов по возвращении будут рыцарями на белых конях. Война – это очень сложный период жизни. Бывает, что люди ломаются от разных факторов. Но по поводу бандитизма мы должны понимать, что происходило с теми же афганцами. Почему они создавали эти группировки? Потому что они вернулись с войны, а Советского Союза уже нет. То есть страна уже стала другая. Они слышали в свой адрес заявления, что «мы вас туда не посылали». Они оказались никому не нужны, и кто-то ушел в преступность. И после Чечни во многом то же самое было, так как продолжался слом уклада уже не существующего Советского Союза. Но самое важное, что в этих конфликтах в основном воевали срочники.
Здесь же участвуют в боях взрослые мужики, иногда очень даже взрослые, у которых уже есть устоявшаяся мораль, - таких не сломаешь. Я, например, на фронте встретил солдата, взрослого мужчину, который владеет сетью ресторанов. Он сам добровольно пришел сюда, хотя у него дома все хорошо. Такой, вернувшись домой, не пойдет воровать, он продолжит свое дело.
Одним словом, я думаю, что не будет большого всплеска преступности, потому что сейчас другая страна и совершенно другой по возрасту состав. Это психически, психологически сложившиеся взрослые мужики, которые понимают что и как. И эффекта Рэмбо не будет. Там в конце фильма Рэмбо заканчивает возгласом: «Страна, ты нас не любишь». А у нас сейчас столько всяких плюшек в социальном плане для воюющих и внимания к их семьям. И сказать, что страна тебя не любит, нельзя. Какие-то психи будут, безусловно, но сразу криминализировать участника боевых действий не надо.
- Приведите самый запоминающийся случай духовного перерождения человека на войне или из-за войны
- Было всего так много, что сложно вычленить. В последнее время все чаще звонят из подразделений, просят приехать, помолиться. Когда, допустим, рота 120 человек, мы беседуем, молимся, а они не спешат расходиться. Лично для меня в конце мая 2023 года стало понятно, для чего специальная операция идет и что она приведет к правильным результатам. Я объясню. С начала СВО мы находились в войсках, это была большая работа, но, скажем так, в основном индивидуальная. Больше приходилось ногами проходить, искать, кому ты нужен. И тема веры для многих была далека, не могли об этом общаться. Особенно это видно было при отступлении осени 2022 года, да еще мобилизованные начали прибывать со своим гражданским опытом. И вот в мае 2023 года я приехал работать в одну из наших бригад на полигон. Ребята тренировались там и построились в каре. Я сказал им слова от сердца, а потом предложил им вместе помолиться. А они в полной экипировке стоят: в шлемах, бронежилетах, с оружием.
Я начинаю читать молитву о победе, о том, чтобы Господь их сохранил, чтобы они живыми вернулись домой к семьям. А сам думаю о том, что не сказал им головные уборы снять. Ну ладно, думаю, война, собственно, ничего страшного. Я от молитвослова глаза отрываю, смотрю, а они все сняли головные уборы, вся рота стоит молится. Вот для меня это было чудо.
Я понял, что люди изменились. Их никто не заставлял, никто там над ними не стоял, никто палкой не сгонял. В наших Вооруженных силах начинается возрождение духовных традиций, появляется осмысление себя, своей жизни и веры.
Потом я перехожу на другое поле. Там тоже стоит рота, и перед ней кто-то из командного состава энергично машет руками. Я знаю, как разговаривают военные, поэтому ничего нового услышать не ожидал, давно ничему не удивляюсь, но тут удивился. Я удивился тому, что перед строем новоприбывшей роты стоял командир бригады. Это очень высокая должность, чтобы прийти к роте новобранцев, раньше такого не было. Я увидел перерождение офицерского состава в этом молодом полковнике, который год уже воюет. Он переродился сам, поэтому лично приехал встречать роту. Не какой-нибудь старший лейтенант, а целый полковник. И чем ближе я подходил, начинал слышать, о чем он говорит. А он говорит, что мы победим только с верой в Бога. Это говорил не священник, не проповедник, не замполит даже, а командир. У него на фуражке Спас нерукотворный, он показывает его, говорит, что вот только с Христом и победим. И он произносил эти суворовские принципы не просто ради красного словца, а как опытный человек, который через это прошел. Настоящий боевой офицер делился с прибывшими солдатами своим опытом. Потом добавил, что надо верить друг в друга, в свое подразделение, нельзя друг друга бросать что тоже является христианской заповедью.
А есть неверующие, но с ними не возникает проблем. Они сообщают, что не верят, могут уходить из строя при общей молитве. Это их решение. Это неважно, я там никого на верующих и неверующих не разделяю. Бывает, что некоторые прямо там крестятся. Таких немного, те, кто этого хочет, крестятся дома перед уходом на войну. За последнюю командировку около 20 человек окрестил. А за три года войны я там был в семи командировках.
- Как готовить общество, старательно ограждающееся от мысли о войне, к возвращению участников СВО, которых они просто опасаются?
- Это как раз следствие развала Советского Союза и последующих 90-х. Сформировалось общество потребления. Приучили к мысли, что они не должны защищать свою Родину. Это уровень потребителя: потребляй и ни о чем-то другом не думай. Да, сейчас многие ушли на войну, защищают слабых и убивают противника. Но, как мы говорили выше, с духовной точки зрения в этом греха нет. И если человек вел себя честно на войне, чего его бояться? Он вернется и будет обычным гражданином. Сейчас надо не бояться этих людей, а создавать, осмысляя воинскую российскую традицию, образ героя. Он в окопах был, вернулся домой, а надо привыкнуть еще к этой жизни. Потому что у нас психика есть, она перестраивается, настраивается, подстраивается. На это время нужно. Он идет по городу, от него все шарахаются. Точно Рэмбо станешь и скажешь, что меня никто не любит.
Прежде всего надо относиться к участникам боевых действий с уважением. Да, это реальные мужики, достойные всяческого уважения. Потому что я знаю, в каких условиях они живут, какие задачи выполняют. Для кого-то герой тот, кто поднялся на Эверест или переплыл Тихий океан на надувном матрасе. А тут наши настоящие мужики, которые преодолели войну. Это для кого-то неказистые пехотинцы, а для меня - лучшие члены общества. Они не будут олигархами. Кто-то, может, пить будет, но я знаю, что в случае необходимости на того, кто сейчас умничает и пьет лавандовый раф, нельзя положиться, а на этого - можно. Для меня лично это герои. Поэтому обществу тоже нужно переосмыслить, что такое война. Это не последняя война России. Мы еще будем воевать. И может быть, не раз. Нам надо сейчас подготовиться к этому.
Андрей Канев:
Родился в 1975 году в п. Казым (ХМАО). В 1997 году окончил исторический факультет УрГУ. В 1998 году принял священный сан. В 2009 году окончил аспирантуру при кафедре философии и культурологии РГППУ, защитив кандидатскую на тему мифологического мировоззрения традиционной культуры. Кандидат философских наук, доцент РГППУ. В 2014 году поступил на службу в Вооруженные силы России в качестве помощника начальника отделения по работе с верующими военнослужащими военно-политического управления Центрального военного округа.
С августа 2024 года переведен на должность помощника командующего Центрального военного округа по работе с верующими военнослужащими. Принимал участие в командировках в САР и СВО. Настоятель Главного храма ЦВО в честь Святых воинов.
Екатеринбургский митрополит представил систему реабилитации бойцов СВО12 марта в 14:54
