Двадцатое сентября миновало, но новых коронавирусных ограничений, которых все ждали, не произошло. Но только все выдохнули — 22 сентября губернатор Куйвашев требует возобновить штрафы за проезд в транспорте без маски, а 23-го руководство скорой помощи Екатеринбурга заявляет: «Мы готовимся ко второй волне».
От нас что-то скрывают? Кто больше всех пострадал от первой волны? Нужно и можно пугать россиянина смертью и штрафами или это бесполезно? Коронавирус глазами социолога — в интервью директора департамента политологии и социологии Уральского федерального университета Анны Гурарий.
— Мне кажется для вас, социологов, пандемия коронавируса — это сплошной карнавал и праздник. Такой массив для изучения общества в экстремальной, небывалой ситуации. Вы следили за этим?
— Не просто следили, мы оказались в фарватере этой ситуации. Когда все вузы в экстренном порядке перешли на дистанционное обучение, нам сразу же стало очевидно, что профессиональные исследования в сложившейся ситуации будут необходимы.
Во-первых, требовалось исследование нового варианта обучения — очного формата со 100% применением дистанционных технологий. Во-вторых, исследовательский интерес представляла реакция на такое обучение самих получателей образовательных услуг — студентов.
Мы разработали исследование для Уральского гуманитарного института УрФУ, это 9 департаментов, порядка 6 тыс. обучающихся. Опросили мы 1200 человек. Важно отметить, что опрос замерял отношение к дистанту в течение 2 недель. Именно такой дизайн исследования должен был показать наиболее правдивые результаты.
Когда прошел месяц с момента перехода на дистант, мы с коллегами решили, что уже можно делать замеры настроений и они будут актуальными: тестовый момент состоялся, мы пришли к пониманию модели, которая будет действовать до конца учебного года.
— Что замеряли?
— Конечно, основной задачей исследования для нас, как для образовательного учреждения, был замер отношения студентов к дистанту. Однако исследование не сводилось только к этому. Нам важно было понять, как происходящее влияет на психофизиологические состояние молодых людей.
Отмечу самые интересные результаты нашего исследования.
Из опрошенных студентов 43% указали, что они ощущают значительные изменения в своем эмоциональном и психическом состоянии. Чаще стало возникать чувство раздражения (35%), стало больше стрессов (27%), чаще посещает чувство страха (11%). Кроме того, 35% студентов отметили значительные изменения и в физическом состоянии: ухудшение состояния здоровья, усиление прежних болезней, вялость и слабость в теле.
Страх, который окружил всех, в том числе и молодежь. Они перестали понимать, что их ждет дальше после такого вида обучения, будут ли они востребованы на рынке труда.
По итогам стало понятно: влияние есть, и это влияние негативное. Студенты сидели дома. Они почувствовали ухудшение с точки зрения и психического состояния, и физиологического состояния. Это нехватка привычного общения, уход от привычного круга и стиля общения, неопределенность происходящего вокруг, некомфортный для них тезис «Лучше посидите дома, никуда не ходите».
Но если вернуться к результатам образовательной деятельности, то, несмотря на жалобы студентов на то, что учиться в новых условиях стало труднее и что учеба стала отнимать больше времени, преподавательский состав департамента и всего УрФУ справился с необходимостью экстренного перехода на дистант, сохранив при этом качество обучения. Наше исследование показало, что некоторые студенты отметили «слишком большое количество видеолекций».
Мы планируем проводить исследования регулярно, раз в полгода. Важно провести повторное исследование среди тех же респондентов на предмет выявления тех или иных последствий, которые они для себя отфиксировали по итогу 3,5 месяцев обучения на дистанте. Или, может быть, наоборот — мы придем к какой-то положительной картине. Или третий вариант — свыкание со сложившейся ситуацией. Молодежь ведь отличается подвижностью, гибкостью, приспособляемостью. Вдруг все хорошо на самом деле.
Хотя, увы, если ориентироваться на уже полученные нами результаты и результаты исследования коллег, в том числе и зарубежных, все, конечно же, очень не хорошо. Как раз для молодежи.
— Страх — это только о карьерных, личных перспективах?
— Здесь много моментов. Интересны исследования не только среди старшекурсников, но и среди абитуриентов этого года, тех детей, которые в этом году заканчивали школу в новых условиях и поступили к нам опять же в новых условиях.
Лето, которое мы пережили, нам, надеюсь, больше никогда не придется переживать. Вопросов как со стороны вузов, так и со стороны родителей абитуриентов и самих абитуриентов было больше, чем ответов на них. Выпускники были лишены важных для человека ритуалов, если угодно — социальных инициаций. Они не прошли через выпускной, через вручение диплома. А мы же понимаем, что все это не просто история про формальное получение корочек. Это момент осознания человеком того, что он переходит с одного этапа на другой. И все эти моменты внешней среды, праздник речи, торжество — это должно быть, но этого не было.
Вирус расшатал сложившийся порядок, уклад повседневной жизни, в этой ситуации появилось множество вариантов поведения, кто-то "залег на дно", кто-то стал активно цепляться за "прошлое", кто-то стал активно "ловить рыбку в мутной воде", ну а кто-то рассуждать про дивный новый мир.
Многие работодатели, которые опробовали работу в удаленном режиме, могут предложить персоналу продолжать эту практику. А может быть, вообще не продолжать работать. Все эти моменты в комплексе сказываются на том, как будет чувствовать себя молодежь, куда она выйдет, кто будет ей рад на рынке труда, а кто не будет.
Еще один важный момент. Существенная доля господдержки будет направлена на здравоохранение и все, что с ним связано. Понятно, что это не возникает из ниоткуда, значит, какие-то другие сегменты и отрасли в поддержке потеряют.
— Страх смерти у молодежи был?
— Как потребитель информационного контента, могу сказать следующее. Мне кажется, что СМИ хорошо отработали тему того, что в первую очередь вирус опасен для пожилых людей и для хроников.
Молодежь, смею предположить, чувствовала себя более спокойно в плане осознания рисков заболеть. То есть для них актуальнее тема: «Ок, я не заболею, но куда я пойду дальше?»
— Они, по вашим ощущениям, слышит предупреждения о мерах безопасности? Следуют им?
— Если говорить об общей социальной ответственности «за всех»… Наверное, мы к этому идем. Но мы еще в пути, мы не у цели.
Университет — как раз то место, где мы напоминаем студентам: «Наденьте, пожалуйста, маски». И естественно в ответ мы слышим о разных обстоятельствах в пользу того, чтобы этого не делать. В том числе медицинские аргументы: «В маске я быстрее заболею», «Я кашляю, но это не корона». Отговорок очень много, но мы воспитываем их, что надо проявлять ответственность и уважение по отношению к людям, сидящим с тобой в одной аудитории.
Как они чувствовали себя на протяжении пандемии? Смею предположить, что, конечно, более раскованно и свободно, если сравнивать со старшим поколением. Опять же — в силу информационной повестки.
— О федеральной социологии. Судя по опросам крупных уважаемых фондов, уже в феврале 99% знали о китайском вирусе. При этом лишь 10% верили в высокую вероятности заражения, а более 60% не верили, что заболеют. Но скоро даже безалаберный и свободолюбивый Екатеринбург вдруг реально опустел… Что нами движет?
— Страх. Как защитная реакция, срабатывание мозга для защиты себя и близких. Но одновременно человеку свойственно адаптироваться к обстоятельствам. Конец февраля — это время, когда мы еще не были затронуты вирусом. Что мы знали на тот момент? Да, Китай, да, Европа. Потом это двинулось к нам.
Но уже середина марта — Москва, всплеск заражений, смертность. Это и время первого информационного удара по стране в целом.
Дальше пошло по нарастающей: накрыло регионы, серьезные вспышки в территориях. Это уже здесь рядом и это уже реальный страх у многих. Но скоро происходит принятие происходящего, адаптация к новым условиям. Это показывают и исследования. Появляются термины «старая нормальность — новая нормальность». «Олд нормал — нью нормал». Что такое нормальность с точки зрения социологии? Набор коллективных представлений о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Термин «нормальность» и до этого существовал, но с коронавирусом обрел новую жизнь. Цифровые пропуски, социальная дистанция, ношение перчаток и масок.
— Страх сколько продолжается? Месяц? Три недели? Две?
— Не могу ответить однозначно. Протекание эмоции страха у людей может сильно отличаться. Так же как и отличаются ситуации, в которых человек ощущает такую эмоцию. Человек, который в глухом лесу столкнулся с медведем и лихорадочно решает, что делать дальше, — это один сценарий. Медведь ушел — и отпустило.
Если мы возвращаемся к текущей ситуации, то нужно понимать, что мы не живем в вакууме. «Избавление» общества от страхов во многом зависит от информационной повестки. Забежим чуть вперед, в «сегодня». С момента голосования по новой Конституции в повестке уже не только коронавирус как глобальная проблема, но и другие внутристрановые проблемы. А сегодня, к примеру, еще и ситуация в Белоруссии.
Новые темы и повороты способствуют внутреннему принятию коронавируса как чего-то уже нормального, привычного.
— Опять же к опросам ваших федеральных коллег. Опросы фиксировали ощущение, что власть — молодец в том плане, что массированно информирует людей о пандемии. При этом по отношению конкретно к цифрам наших потерь — известный скепсис, недоверие.
— Это важный момент, тема сокрытия или несокрытия реальной статистики. Конечно нам, народу, как объекту управляемому, кажется, что мы не владеем всей полнотой информации, что субъект управления, власть, от нас что-то скрывает.
Момент подозрения есть, и было бы неправильно, если бы мы принимали все, что нам говорят, за чистую монету. Критическое мышление — это прекрасно. По мне — так и должно быть.
Очень много факторов, которые влияют на цифры. Как и у нас, в социологии, в вопросе доверия к нашим цифрам. Всегда встают вопросы: кого опрашивали, где, когда, как долго.
Кто эту статистку давал? Регионы, больницы? Как обыватель, я ориентировалась на официальную статистику. Просто чтобы отслеживать ситуацию и делать какие-то выводы, принимать банальные бытовые решения.
— Взаимное недопонимание власти и общества — это наша российская особенность? Или это сегодня общая тенденция…
— Мне близка и интересна Германия, я подробно ее изучала и продолжаю следить за тем, что там происходит. А там происходит во многом то же самое, что у нас, в плане отношений власти и общества.
Да, у них изначально были приняты более масштабные меры поддержки пострадавшего малого и среднего бизнеса. Но если внимательно читать немецкие СМИ… Те, кто не попал в разряд «активно поддержанных» — а это работники крупных компаний, — тоже столкнулись с проблемами. Если мне не изменяет память, это сокращения заработной платы сотрудников на 20-30%, при этом работники предприятий ежедневно заполняли анкеты на тему эффективности своей работы на удаленке. Работодатель пытался понять, а не снизить ли ему зарплату еще? Также апрельские замеры показывали, что порядка 20% компаний в Германии планируют сокращения, 50% компаний рассматривают перевод сотрудников на неполный рабочий день.
У них совершенно «наши» дискуссии о том, как вести себя в общественных местах. Носить ли маски? Выезжать ли за пределы страны с риском привезти оттуда вирус или остаться дома?
— Стоило ли нас власти пугать людей сильнее? Драконовские штрафы, когда начались поползновения к выходу на улицу? Нас вообще легко напугать штрафом в 10 тыс. за выход на 101 метр от дома? Росгвардией на улицах?
— Я не политолог, чтобы рассуждать о том, как стоило повести себя власти. Однако надо помнить о нашей локальной специфике — Свердловской области и особенно достаточно свободолюбивого Екатеринбурга. Идем по жесткому сценарию? Устанавливаем такие-то правила и вводим такие-то санкции за их нарушения? Вышел на улицу и получил штраф?
Но я лично не помню массового тиражирования вами, журналистами, информации о санкциях и штрафах здесь, в Екатеринбурге. Скорее мы это видели отсюда в Москве.
Человек сидит на определенных информационных ресурсах: Е1, УРА.Ру, ЕАН, Знак.ком. Вокруг него начинает формироваться определенный контент. Но я не помню с вашей стороны масштабных «пугалок», которые бы, в свою очередь, базировались на реальных действиях со стороны властей.
— Мы были бы рады, для нас попугать, понагнетать — любимое занятие. Но ведь власть сама на это не решилась. А может быть, стоило?
— Вопрос риторический, мне кажется. У меня эти полгода в памяти в том числе и как тезис: «Если будет вспышка — область к нему готова». Мы все помним новости про госпиталь, который разворачивается в выставочнике "Экспо", новости из больниц о том, что койко-мест достаточно, новости о самоотверженной работе врачей 24/7.
Человек, который сидит дома на диване, какую картину получает? «Регион готов, регион молодец».
Надо ли было пугать и наказывать жестче? Сложно сказать, мы ведь с вами находимся уже здесь и сейчас, в третьей декаде сентября. Сейчас кажется, что все прошло на уровне «слава богу», живем дальше. Город ожил, садики открылись, университет начал работать.
Ни один эксперт не даст вам однозначного ответа, нет черного и белого. Есть разные сценарии проживания одной и той же ситуации. Мы ее уже прожили по нашему, екатеринбургскому, сценарию.
— Старая добрая традиция нашего человека: когда в стране беда — прислониться к власти, как к отцу и матери, в поисках поддержки. В истории с коронавирусом как это было?
— Ректор «вышки» Ярослав Кузьминов в одном из интервью назвал происходившее беспрецедентной акцией по спасению старшего поколения. И речь не только о мерах, которые предпринимали власти, чиновники, но и о поведении младших по отношению к старшим. Молодежь в Москве первой приняла такую модель поведения, которая помогла выжить старшим, даже совершенно посторонним людям.
Ну и давайте не забывать о социальных выплатах. Это тоже то, что удерживает рейтинг власти, кредит доверия, по крайней мере, на текущий момент. Да, те же «детские» по 10 тыс. рублей уже получены и проедены, но это было. Сложились условия, которые требовали условной раздачи денег людям — и это было сделано.
Сейчас с рейтингами власти все совсем неплохо. "Левада центр" отмечает повышение уровня доверия к президенту в сентябре на 10% относительно майского падения. Ведь в целом как страна мы объективно справились. Введенные меры показали свою эффективность.
— Работали множество оперативных штабов разного уровня. Для принятия решений привлекали социологов? Для понимания настроения общества…
— Наш департамент таких приглашений и заказов точно не получал. Хотя мы — то место, где родилась уральская школа социологии. «Социум», «Оптима», другие частные социологические структуры — это все наши вчерашние выпускники и сегодняшние сотрудники. Может быть, у них что -то было, но я ничего об этом не слышала.
— Наверное, это несправедливо. Но и вирус сам по себе — это же несправедливая история. Знаю людей, которые честно, от звонка до звонка отсидели дома в самоизоляции, презирая и ненавидя даже своих соседей, кто осторожно гулял во дворе с детьми. В итоги «сидельцы» заболели, а «гулящие» — нет... Пандемия стала испытанием для общества?
— Дискуссия о стратегиях и практиках совладания общества с трудностями и рисками и т. п. продолжается уже достаточно долго. В этом смысле, COVID-19 — это всего лишь очередной случай в череде множества других травм — культурных, экономических, социальных и прочих.
Но что принес COVID-19 — это новое деление общества. Уже исследуются отношения между ковид-активистами и ковид-диссидентами. Самый банальный и бытовой вопрос — носить маску или не носить. Это вопрос уровня и значения «to be or not to be, быть или не быть» нашего времени, новое направление расслоения общества.
Не по линии «бедный — богатый», «успешный — не успешный». Носишь или не носишь маску — это новое. И это характерно не только для России.
— COVID-19 нас в итоге расколол или сплотил?
— Раскол, наверное, слишком громкое слово, но расхождение во мнениях явно есть. При этом одновременно вирус сплачивает группы «диссидентов» и «активистов». Активисты поддерживают друг друга не только ношением маски, но и лайками и репостами своих тем в социальных сетях. Между этими общественными группами уже есть непонимание.
— Чего нам не хватило для того, чтобы быть готовыми к атаке вируса? Даже понимая, что готовым к ней быть было нельзя, такого в современной истории человечества не было.
— То, что англичане называют health literacy, «грамотность в области здоровья». Что может помочь сохранить себя? Как это должно быть встроено в учебные планы вузов и школ? Совершенно очевидно, что мы недостаточно осведомлены о том, какие риски несут вирусы. Максимум знаем о том, что вроде бы нужно ставить прививки. Хотя у многих сразу вопросы: «А почему?», «Что будет, если не поставишь?».
Осведомленность людей о здоровьесберегающих практиках, не только о банальном ЗОЖ: «не пей», «не кури», «бегай по утрам», — оставляет желать лучшего. Это нужно воспитывать.
— Нам как раз везут вакцину от COVID-19. Пойдут люди?
— Это вопрос информационного сопровождения. Люди потребляют контент из условных белого и черного списков. У кого какой источник информации попадает в его личный черный или в белый — вопрос. Каждый до определенного момента решает сам, а затем решения начинает принимать «умная лента новостей».
Возможно, нужно больше говорить о том, какие риски последуют, если прививку не поставить. Или поставить. Этот вопрос тоже многих интересует.
— Пропаганда прививки от гриппа уже идет, цель — привить 75%. Основной тезис: «Грипп плюс COVID-19 этой осенью физически пережить будет сложно». Над этим работают и Минздрав, и pr-подразделения власти.
— В соцсетях есть множество «инфлюенсеров», переплюнуть которых, при всем уважении к Минздраву, будет сложно. Человек с аудиторией от 100 тыс. подписчиков, который решил что он эксперт — хоть его экспертность никто не проверял, — транслирует информацию о том, что прививки ставить не нужно. Как Минздраву работать с этой информацией?
Кстати, есть ли Минздрав в Instagram? Не натыкалась, проверю. Общаясь со студентами, могу сказать, что в Instagram надо быть представленным обязательно. Если хочешь в чем-то убеждать молодежь.
— Кандидатские и докторские по «страшному двадцатому» у социологов будут?
— Это мы узнаем чуть позже. Любая диссертация — это проект, сегодняшние работы, находящиеся в стадии завершения, начинались три года назад. Набор новых аспирантов у нас как раз состоялся.
— Как раз к 300-летию Екатеринбурга что-то может появиться…
— Возможно. Посмотрим.
