«Дети из детских домов - плохие, они ничего не смогут добиться, с ними не надо общаться». К сожалению, такие стереотипы до сих пор живут в головах многих людей. Свердловчанин Эмиль Мавлеев, который в детские годы жил в приюте, намерен сделать все возможное, чтобы их развенчать. Он уверен, что простое человеческое участие каждого из нас, оказание посильной поддержки позволит воспитанникам соцучреждений найти свою, правильную дорогу в жизни. История молодого человека – яркий пример того, что это возможно. О своей жизни и проектах молодой человек рассказал в интервью ЕАН.
- Эмиль, расскажите, как вы оказались в приюте?
- Я попал туда в 14-летнем возрасте вместе со старшим братом в 2011 году. Тогда у нас посадили сначала отца, затем мать. Я сам из поселка Новоуткинск под Первоуральском. В ближайших приютах мест не было, и нас направили в Бисерть в Центр социальной помощи семье и детям Нижнесергинского района. Там дети находятся до тех пор, пока не решатся все юридические вопросы по их социальному статусу (либо лишение их родителей прав на них, либо возвращение, если это возможно, после реабилитации, в родную семью). Но часто это длительный процесс – мы с братом находились там полтора года.
- Находясь там, посещали школу?
- Да, ходили в обычную школу. Тогда впервые на личном опыте я столкнулся со стереотипами в отношении детей из учреждений государственного воспитания.
Раньше учился в Новоуткинске, рядом был детский дом, и еще тогда мальчишки из моей школы говорили, что дружить с его воспитанниками нельзя. Хотя я сам искренне не понимал почему, ведь это такие же дети.
Проживая в Центре и придя в школу, испытал то же самое на себе. Дети подходили к своим родителям, говорили, что у нас новый ученик из детского дома, и родители им говорили: «Не дружи с ним, он научит тебя пить, курить, воровать». Хотя я не курил, не пил и ходил в тренажерный зал. В итоге если раньше я учился средне – на четверки и тройки, то тут желание учиться пропало вообще. Внимания не хватало, я нарушал дисциплину, чтобы привлечь его к себе.
Затем, в результате лишения мамы родительских прав, после восьмого класса меня направили на полное государственное обеспечение в Сухоложский многопрофильный техникум обучаться на слесаря по ремонту промышленного оборудования. Старшего брата отправили на обучение в Красноуфимское училище. Из-за большого расстояния мы не виделись с ним несколько лет.
В 16 лет я закончил колледж, и мне сказали: либо ты находишь себе опекуна, либо поступаешь на еще одну специальность в этом ПТУ, так как выпустить несовершеннолетнего из колледжа мы не можем.
Мне пришлось попросить отца своего друга, чтобы они оформили надо мной попечительство. Они согласились и приняли меня таким, какой я есть.
- И вы стали жить у них?
- Нет, я поступил в Первоуральский металлургический колледж на сварщика сразу на второй курс. Не потому, что хотел стать сварщиком, а потому, что просто захотел научиться варить железо для себя. Интересно было. Жил в общежитии, а на выходные ездил в семью опекуна.
Пока учился, все время занимался спортом. В детстве я посмотрел фильм про десантников, и у меня была мечта попасть в ВДВ. Когда наступил призывной возраст, взял академический отпуск и пошел на срочную службу.
Я знал, что в ВДВ не любят брать детей из детского дома, из неблагополучных семей, руководствуясь опять же стереотипом, что дети оттуда – плохие, они не умеют подчиняться, выполнять приказы.
Я решил всем доказать, что любой ребенок, даже после детского дома, может чего-то добиться. Тренировался.
Заявил о своем желании служить в этих войсках, и меня в 2015 году в рамках службы отправили в Омское военное училище. Там нужно учиться три месяца, после чего сдать экзамены, по результатам которых направляют в те или иные войска. Я все сдал на "отлично", и меня распределили в 76-ю десантно-штурмовую дивизию в Псков, которая относится к элитным войскам.
- Что вы решили делать после армии?
- Тогда я не понимал вообще, что я хочу и куда я хочу. К тому же, когда я вернулся, оказалось, что доучиться на сварщика нельзя – нужно снова идти на первый курс. В тот момент меня очень поддержал опекун. Мы обсудили все, и я поступил в колледж на юриста, так как мне хотелось узнать свои права.
Одновременно пошел работать на завод. Сначала работал подсобным рабочим за 15 тыс. рублей, потом дорос до замначальника участка и начал получать нормальные деньги.
В тот момент мы с братом снимали квартиру в Новоуткинске, так как мать продала дом, где мы когда-то жили.
Именно во время учебы на юриста я смог решить квартирный вопрос. Кураторы помогли мне и брату в судах доказать, что квартиры нам нужны именно сейчас, а не через 10 лет, когда до нас дойдет очередь. В итоге мы получили квартиры в Первоуральске.
- Сейчас вы учитесь на психолога в РГППУ в Екатеринбурге, идете на красный диплом. С чем связан этот выбор?
- Да, я целенаправленно поступил на эту специальность, чтобы проработать свои детские проблемы и травмы, развиваться, изучать людей, их желания, потребности.
Также у меня появилась возможность реализовывать свои социальные проекты. Я вступил в «Единую Россию», и партия помогает мне их реализовать. Например, на Уралмаше недалеко от колледжа имени Курочкина есть парк, в котором, видимо, в советское время были установлены скульптуры, а сейчас остались лишь три постамента-«кубика». Вокруг – просто трава и деревья. Я предложил сделать конкурс среди студентов РГППУ на лучший проект скульптуры. Идею поддержали и ректорат, и администрация Орджоникидзевского района, и «Единая Россия». Вскоре планируем объявить конкурс, и в перспективе по эскизам тех, кто займет 1-3 места, создадут скульптуры и украсят ими парк.
Также тружусь над дипломной работой на тему VR-психологии. Идея в том, чтобы старые психологические тесты преобразовать в компьютерную версию. Сейчас пишу еще один социальный проект, но раскрывать его детали пока не буду.
- Эмиль, как психолог, вы можете объяснить: почему одни выпускники приютов и детдомов достигают своих целей - и вы сами тому пример, - а другие - нет?
- Я изучал эту тему, дискутировал с психологами, учеными. Мы пришли к следующим выводам. Каждого ребенка, помещая в приют или детский дом, по сути, отсоединяют от привычного социума. Как правило, они могут находиться только на определенной территории, должны соблюдать режим. И у таких детей происходит социальная анемия, то есть у них расплывчатые границы того, что можно, а что нельзя. Но всегда ребенок ищет свою идентификацию.
К примеру, если он находится в семье, то может копировать своего отца или мать – движения, жесты, характер и так далее. А когда ребенок в детском доме, ему не с кого копировать, и он начинает искать что-то дерзкое, по его мнению, крутое, так как ему хочется быть социально желаемым.
Поэтому такие дети могут хулиганить, беситься и так далее. Часто у них нет примера того, как достигнуть успеха: рядом с ними такие же дети из неблагополучных семей, и все.
Поэтому, когда выпускаются, многие часто смотрят на плохое – как курят, пьют, наркоманят. Скатиться вниз всегда легче, чем подняться. Они создают вокруг себя компанию, находят таких же, как они, им комфортно друг с другом, и в итоге они сбиваются с пути. Базовые потребности удовлетворяют, и все.
- Как, на ваш взгляд, можно решить эту проблему?
- Нужно больше участия общества в этом. Да, сейчас делается многое: например, в Бисерти, в том Центре социальной помощи, где мы с братом временно воспитывались, за каждым выпускником закрепляют сотрудника, который курирует его до 23 лет, помогает решать его проблемы, получить образование, трудоустроиться и социализировать в обществе. Это очень здорово, раньше такого не было. Также там сейчас строится новое здание для размещения воспитанников по квартирному типу, согласно новому законодательству.
Я увидел, что там создают условия для постинтернатного проживания выпускников после 18 лет и до 23-летнего возраста; оборудуются помещения для психологической реабилитации, такие как сенсорная комната, комнаты для песочной терапии, лего-терапии, арт-терапии и др. Это тоже классная задумка.
Нужно, чтобы и во время пребывания ребенка в учреждении государственного воспитания ему оказывалась поддержка и он не чувствовал себя оторванным от социума. У всех этих детей есть свои травмы – кого-то били родители, возле кого-то регулярно злоупотребляли спиртным, курили и были наркозависимые. Все это надо прорабатывать, но штатных психологов, возможно, не хватит для этого, да и у них немного другие задачи. Тут могли бы помочь старшекурсники-психологи, которые могли бы проходить практику в таких учреждениях.
Хотелось бы реализовать такой проект, чтобы все институты взаимодействовали с детскими домами и приютами. Те, кто учится на физруков, могли бы играть с детьми, устраивать соревнования. Дети будут социализироваться и идентифицировать себя с этим студентом: «Вот он такой сильный, мужественный, хочу быть, как он».
Студенты-юристы могли бы рассказать детям о законах, об ответственности за их нарушения, о правилах безопасности, которые надо соблюдать, чтобы не стать жертвой аферистов.
Детей нужно мотивировать к хорошей жизни, объяснять им, что они не какие-то обездоленные и брошенные обществом, а люди, получившие уникальную возможность реализовать себя в жизни. Даже обычному ребенку из семьи родители не всегда могут купить квартиру, а его государство обеспечит и жильем, и образованием, и социальными выплатами. У них много стимулов для того, чтобы развиваться. Но если им этого не объяснять, то они не будут видеть этого.
Да, дети всегда скучают по родителям, часто сбегают из приютов домой. И им нужно показывать: что будет, если они вернутся домой по достижении 16 лет. Они должны понимать свой выбор: вернуться к пьющим родителям, биться за пару квадратных метров в их квартире, жить в неподобающих условиях или отказаться от этого, получить жилплощадь и начать строить свою осознанную жизнь. И вот для этого нужны юристы, которые расскажут, как это можно сделать, психологи, которые помогут сравнить условия в детском доме и в доме, где царит пьянство и ругань, а также волонтеры, которые просто позволят ребенку адаптироваться в социуму. К родителям тянет любого ребенка, но с ними можно встречаться, навещать и идти по своему пути в жизни.
- А вы общаетесь сейчас со своими родителями?
- Месяца два назад я узнал, что моя мать умерла, а с отцом общаюсь. Он освободился, уехал жить в другой город. За это время осознал, что многое упустил, и сейчас живет своей жизнью.
У брата, с которым мы вместе были в Бисертском центре, сейчас тоже все хорошо. Он создал свою семью, работает заместителем директора одного крупного магазина.
- Возвращаясь к стереотипам о детях из детских домов, о которых мы говорили. Некоторые люди думают, что «виновата» генетика и ее не искоренить. Как можно развенчать такие мнения?
- Думаю, что о генетике рассуждают люди, которые с ней, как с наукой, не знакомы. Да, генетика решает многое, но больше на физиологическом уровне.
Если же ребенок физически здоров, но немного отстает, например, в речевом развитии или не успевает в учебе, не нужно вешать на него ярлык, что он умственно отсталый. С ним надо работать, социализировать его, ведь от среды зависит очень многое.
Может быть так, что и дети каких-то очень умных ученых вырастут и пойдут по «кривой дорожке». Нельзя всех грести под одну гребенку.
Чтобы избавить общество от этих стереотипов, я считаю, нужно рассказывать обществу истории тех детей, которые, несмотря на трудное детство, достигли успехов, выросли достойными людьми. Надо, чтобы общество получало об этом больше информации. Также, если те же студенты пойдут на практику в детские дома, они тоже увидят, что там живут обычные дети, которые ничем не отличаются от них. Я верю, что если работать по этим направлениям, то эти стереотипы из общества со временем уйдут. И сам лично намерен внести посильный вклад, чтобы так и было.
