Число уголовных дел, заведенных по статьям 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» или 148 УК РФ «Нарушение права на свободу совести и вероисповеданий», в России растет. С начала августа внимание правозащитников и журналистов приковано к Алтаю, где была возбуждена целая серия дел за репосты в соцсетях. Свердловская область по итогам прошлого года - тоже в числе самых «экстремистских» регионов России.
Как работают по экстремистским статьям следователи и суды и реально ли избежать уголовного преследования, если кто-то очень хочет вас посадить, - об этом корреспондент ЕАН поговорил с юристом, автором кандидатской диссертации на тему «Свобода совести и вероисповедания как объект уголовно-правовой охраны» Юлией Федотовой.
Один из фигурирующих в ее работе примеров - нашумевшее уголовное дело екатеринбургского блогера Руслана Соколовского.
Миф об «экстремистских» регионах
— Юлия, за текущий месяц стало известно о возбуждении нескольких уголовных дел по статье 282 на Алтае. Уже говорят об алтайском феномене, самом экстремистском регионе страны...
— Это совсем не так, если посмотреть на статистику. Осужденных и привлеченных за экстремизм людей в России вообще достаточно много. Например, по данным судебного департамента при Верховном суде РФ за 2017 год, по части первой статьи 282 осуждено 460 человек. Это достаточно крупная цифра.
— В масштабах всей страны это совсем немного…
— Это те дела, где приговор вступил в силу. Дел, которые находятся в производстве, намного больше. В частности, по данным МВД, за 2017 год было зарегистрировано 1 521 преступление, до суда дошли 460. Остальные либо находятся в производстве, либо по ним вынесены решения об отказе в возбуждении уголовного дела.
— Есть ли какая-то логика в распределении уголовных дел по экстремизму по регионам?
— Нет. Скорее, все зависит от того, как работают правоохранительные органы. Некоторые просто так делают себе статистику. Кроме того, это зависит от распространения «интернет-культуры» - не в аспекте пользования Интернетом, а именно распространения через него информации соответствующего содержания.
Например, на моей малой родине Ямале количество интернет-пользователей, активно что-то постящих, не было большим. Хотя сейчас мемы и посты сохраняют себе на страницу большинство пользователей соцсетей.
— Чем тогда объясняется такая волна дел?
— Никакой волны экстремистских дел нет. Как и в прежние годы было, просто все зависит от того, насколько громко об этом говорят. Это как с серийными убийцами и проституцией в СССР: официально ни того, ни другого в стране не было.
— Почему об экстремистских делах заговорили так активно?
— До людей дошло, что огласка идет на пользу. Я не исключаю, что, если бы про дело блогера Руслана Соколовского никто не говорил, он получил бы реальный срок ввиду большого количества эпизодов. Информационная поддержка всегда срабатывает.
Кто такой экстремист?
- Что подразумевается под ч. 1 ст. 282 УК РФ, если перевести эту формулировку с юридического языка?
— Диспозиция звучит как «действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии» и так далее, которые были совершены публично, в том числе через интернет.
На самом деле под это можно подвести любую критику, любую негативную оценку, сарказм, в том числе пресловутые мемы, из-за которых и идут процессы на Алтае. В действительности неясно, что подразумевается под этими действиями. Пленум Верховного суда РФ говорит, что это, в частности (а значит – «не только»), призывы к насилию, геноциду, дискриминации. Если обратиться к европейской практике, то под экстремизмом там понимается проявление насилия к другим людям из-за каких-то отличительных признаков.
В российском законодательстве эта норма довольно размыта. Обращу внимание, что за тот же 2017 год был осужден всего один человек по части 2 статьи 282 УК РФ, то есть за экстремизм с применением насилия.
— То есть с точки зрения европейского законодательства, этот единственный осужденный и есть настоящий экстремист?
— Да. Под этим обозначением понимается радикально настроенный человек, который представляет для общества реальную угрозу, который готов применить насилие.
— Можно ли, ориентируясь на статистику, говорить о том, что в стране практически нет таких радикалов? Ведь всего один человек осужден по ч. 2 ст. 282 УК РФ...
— Я полагаю, что это говорит о другом — сотрудникам силовых структур куда проще сидеть в соцсетях и делать скриншоты, нежели заниматься серьезной оперативной работой. Другого объяснения этой статистике я не вижу.
— Чтобы доказать факт преступления, нужно доказать наличие умысла. Получается, что, с позиции следствия, любой осужденный по ч. 1 ст. 282 УК РФ совершал репост именно для возбуждения ненависти или вражды. Как это доказывалось?
— Прямой умысел – это то, что находится исключительно в сознании человека. И доказать это каким-то образом невозможно. Я не знаю, как происходит разграничение, что человек размещал картинку, чтобы просто посмеяться или кого-то оскорбить.
Следственные органы считают, что, если ты у себя что-то разместил, сделал это публично, то есть не ограничил доступ к своей странице, значит, ты понимаешь, что ты делаешь.
Экстремист равен богохульнику?
— Насколько часты случаи, когда к экстремистской статье за картинку присовокупляют статью за оскорбление чувств верующих?
— Так происходит далеко не всегда. За все время существования статьи 148 УК РФ (с 2013 года, — прим. ЕАН) было вынесено 13 приговоров. Только в двух случаях по одному и тому же эпизоду было две статьи — это дело Руслана Соколовского и случай с борцом из Дагестана, который осквернил статую Будды в Калмыкии и снял про это ролик.
Скорее ситуация выглядит иначе. Например, у одного из фигурантов алтайских дел Марии Мотузной одна картинка квалифицирована по ст. 282 УК РФ (с людьми африканского происхождения), вторая (мем с Иисусом Христом) — по ст. 148 УК РФ. У другого фигуранта картинка с Иисусом Христом подпала под статью 282 УК РФ. Как следователи
разграничивают эти составы — загадка, что в принципе говорит о проблеме применения норм.
— Может, различия происходят на уровне экспертизы, ведь методик для проведения исследований несколько?
— Методических пособий действительно несколько, но в основном используются рекомендации минюста России по проведению лингвистической экспертизы. Но если вспомнить дело Соколовского, то там эксперты от обвинения и от защиты давали разные трактовки по одному и тому же ролику.
— А по статье за оскорбление чувств верующих есть какие-то методики проведения экспертизы?
— По статье 148 УК РФ нет никаких разъяснений: ни пленума Верховного суда, ни методичек, ни рекомендаций. В том же деле Руслана Соколовского экспертом по выявлению оскорбления чувств христиан выступал эксперт по исламу Алексей Старостин.
То есть подсудимому или подследственному по статье об оскорблении чувств верующих остается рассчитывать только на экспертизу.
Сажают ли за экстремизм?
— Какие санкции грозят по ч. 1 ст. 282 УК РФ и какое наказание в реальности может получить человек, если у него прежде не было судимостей?
— Предусмотрено от двух до пяти лет лишения свободы, но в реальности обычно всё ограничивается условным сроком. Но осужденного вносят в список экстремистов, а это влечет серьезные ограничения. Например, запрещается пользоваться банковским счетом (на данный момент в Перечне лиц, в отношении которых имеются сведения об их причастности к экстремистской деятельности или терроризму Росфинмониторинга, – 8546 человек, причем среди них не только осужденные, но и те, в отношении которых приговор еще не вынесен – та же Мария Мотузная, – прим. ЕАН).
— А за оскорбление чувств верующих?
— Здесь предусмотрено до года лишения свободы, но можно и штраф на 50 тыс. рублей получить. Есть один нюанс. Если человек впервые идет по ст. 148 УК РФ, то, согласно ст. 76 УК РФ, он может быть освобожден от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим, если загладит причиненный ему вред. В таком случае
можно вообще избежать судимости.
Недавно даже в РПЦ призвали примирять стороны и прекращать такие дела.
Но это звучит как лукавство, поскольку практически ни по одному из этих дел не было потерпевших. Верующие, как правило, всегда выступали по этим делам как свидетели обвинения. Потерпевшие там и не нужны, поскольку состав формальный. К примеру, если пользователь соцсетей разместит пост, который никто из верующих не увидит, но заметят сотрудники силовых ведомств, этого будет достаточно. Последствия могут и не наступить, а ты оказался фигурантом уголовного дела. По ст. 282 УК РФ такая же картина.
Как не стать экстремистом?
— Можете ли вы назвать критерии, по которым обычный пользователь соцсетей сможет определить экстремистский материал?
— Я могу привести пример из того времени, когда я преподавала. Я давала двум студентам задание: доказать на одном и том же примере наличие или отсутствие экстремизма. И тот, и другой приводили убедительные аргументы.
При желании под экстремизм или оскорбление чувств верующих можно привести все что угодно, главное - найти эксперта. Это не прогнозируемо.
— Есть ли какие-то правила безопасности, чтобы не подпасть под уголовное преследование?
— В первую очередь - не употреблять нецензурную лексику в публичных обсуждениях или на картинках. Если в посте присутствует мат, то силовики уже могут причислить пользователя к маргинальным кругам. В лингвистической
экспертизе нецензурная лексика вне зависимости от контекста может быть использована для усиления позиции обвинения.
Во-вторых, комментарии желательно писать эзоповым языком или наукообразно, с применением узкопрофильных терминов. Те, кто выискивает экстремистов в соцсетях, очень не любят разбирать сложные, научные тексты. Для них это очень трудоемкий процесс.
А в идеале, конечно, лучше сейчас вообще ничего не постить.
Фото: crimestat.ru, Facebook/Юлия Федотова, pixabay.com
