Спецоперация России на Украине вызывает множество вопросов: как оценивать действия армии РФ, какие потери она несет, какие ошибки допускает, можно ли считать кампанию успешной в военном плане, когда и чем закончится военная операция?
ЕАН обсудил украинскую кампанию с военным экспертом — председателем екатеринбургского Союза ветеранов ГРУ, полковником Юрием Яночкиным, участником двух чеченских кампаний.
Секретные технологии
На Украине сейчас действуют сложная по своему составу группировка. Помимо армейских групп «Запад» и «Восток» ВС РФ там работают также милиция ЛДНР, подразделения Росгвардии, спецназ, имеющий отдельное командование, и МЧС. Вся эта система требует особых подходов к координации, чтобы слаженно действовать, несмотря на различие командных вертикалей, и для того, чтобы банально не перестрелять друг друга, не разобравшись с позициями.
Ключевых вопросов тут два: система командования и согласования действий и связь.
Во Вторую мировую войну основным средством связи российской армии была полевая проводная телефония. Это существенно усложняло координацию. Во время чеченских кампаний координация подразделений из-за несовершенства армейских средств связи часто выполнялась через спутниковую связь. Иногда офицеры использовали недавно появившуюся сотовую.
Сейчас использовать сотовую связь проблематично.
«При том количестве средств радиолокационной борьбы (СРБ), которые там используются украинцами, и техники, переданной НАТО, достаточно одного звонка, чтобы засветить позиции - и туда тут же полетят «подарки». Тем более российская симка на территории Украины сейчас очень легко засвечивается», - объясняет Юрий Яночкин.
Как объясняли корреспонденту ЕАН бойцы ополчения непосредственно в зоне боевых действий, сотовая связь там все-таки используется. Но с рядом ограничений. Во-первых, никаких смартфонов и вообще телефонов с чипом определения геолокации, особенно GPS. Используются только самые дешевые кнопочные телефоны, но и они — лишь за пределами линии соприкосновения, и только для коротких звонков домой. Такая практика сформировалась по итогам первой донбасской кампании в 2014.
Координация армии осуществляется при помощи других средств и методик.
«Во-первых, это понимание своей задачи и строгое следование инструкциям. К примеру, это особенно заметно было на первых этапах кампании. Даже по тем роликам, которые появлялись в Сети. В одном случае: идет колонна, танк сломался — никто с этим танком не возится, экипаж тут же пересел, и колонна движется дальше, не останавливаясь. Это правильно. Сломанным танком в этом случае занимается другое, специально предназначенное для этого подразделение.
Потому что иначе: шла колонна, у нее машина с полевой кухней сломалась — командир остановил всю колонну, чтобы разобраться-починить, остановившаяся колонна — это прекрасная цель, ее тут же накрыли.
Такие ролики в первые недели тоже появлялись в Сети. Беспрекословное следование инструкциям – признак слаженности и координации. Когда нарушали — думаю, все подобные случаи будут разобраны по итогам кампании. Но сейчас мы видим, в том числе и по тем роликам, которые доступны, что выводы были сделаны и подобных ошибок наши офицеры больше не совершают», - объясняет Юрий Яночкин.
Что касается организации взаимодействия между подразделениями непосредственно во время выполнения боевой задачи, то, по словам собеседника агентства, большой опыт в этой части российской армией был приобретен еще во время первой и второй чеченских кампаний. Тогда, по его словам, возникали схожие задачи по координации работы различных структур, имеющих разное командование. Этот опыт, в том числе и успешный, все эти годы изучался и расширялся.
Что касается средств связи, то, по словам Юрия Яночкина, очевидно, что российская армия использует сейчас новые системы спутниковой связи для полевой коммуникации. Однако подробности этих систем, их характеристики являются частью военной тайны.
Отметим лишь, что о разработке новых систем, в частности, полевой коммуникации для российской армии, говорилось на протяжении последних пяти лет. Сообщалось, что подобные средства являются частью экипировки «Ратник» - боевого снаряжения российских солдат. Ее первые образцы начали поступать в Вооруженные силы РФ в 2015 году, вскоре после украинских событий.
Напомним, что на примерах военных операций начала 21-го века проблемы коммуникации, координации подразделений становились основной причиной потерь. Так, в Ираке и Афганистане до 10% потерь армий НАТО приходилось на так называемый «дружественный огонь
«Дружественный огонь» - атака своих или союзных частей из-за ошибок командования или отсутствия коммуникации между подразделениями.
», и это лишь по официальным заявлениям.В ходе украинской кампании сообщений о подобных ситуациях нет ни в заявлении Генштаба, ни, что еще важнее, в украинской пропаганде, нет описания подобных случая и со стороны ополченцев — непосредственных участников боевых действий.
Все это косвенно также свидетельствует о том, что российская армия сегодня использует передовые разработки в сфере коммуникации, по своей значимости сопоставимые с новейшими образцами вооружения.
Опыт Беслана
Особенность украинской кампании на текущий момент — необходимость «зачистки» большого количества укрепрайонов и огневых точек, находящихся в жилых домах, где в заложниках находится большое количество мирных жителей. Использование украинскими военными заложников и стремление российской армии минимизировать потери среди гражданского и мирного населения исключает использование при «зачистках» тяжелого вооружения. Хотя при этом снести дом огнем гаубицы вместе с националистами — просто и относительно недорого. Но вместо этого армия использует спецназ и штурмовые группы. Подобный подход, прямой огневой контакт бойцов чреват большими потерями. Однако их относительно немного.
Как объясняет Юрий Яночкин, у российской армии есть опыт, на основании которого была выработана необходимая тактика и стратегия.
«К примеру, школа в Беслане, когда боевики захватили множество детей в заложники. Чтобы их освободить, было задействовано множество высококлассных специалистов. Да, потери при этом тогда были, и среди бойцов, и среди заложников. Но этот опыт и опыт других подобных ситуаций был изучен, учтен, выработаны методики, тактика. И все эти годы шло обучение высококлассных специалистов: снайперов, специальных штурмовых групп, натренированных на этом опыте. Все это сейчас и используется», - объясняет эксперт.
Работайте, как работали
По мере продвижения российской армии одной из ее задач является возвращение пострадавших населенных пунктов к мирной жизни. В том числе обеспечение работы их администраций для решения бытовых и гуманитарных задач.
Сложность этого заключается в том, что на Украине российская армия не ведет военной кампании — идет спецоперация. Помимо идеологический разницы в этих терминах, она имеет также реальные различия.
Как военные специалисты неоднократно объясняли корреспонденту ЕАН, в случае военной кампании следом за армией идет военно-гражданская администрация. Это специалисты тыловых служб, специально подготовленные и мобилизованные гражданские службы, которые занимаются организацией комендатур и решением всех бытовых и гуманитарных вопросов до окончания военной кампании и до передачи дел гражданской администрации. В случае с кампанией на Украине нет ни военно-гражданской администрации, ни комендатур.
Согласно официальным данным, появляющимся в Сети роликам и свидетельствам очевидцев на местах, как и полагается при спецоперациях, после занятия населенных пунктов административную работу там продолжает выполнять украинская гражданская администрация. Как правило, над зданием муниципалитета остается украинский флаг — тем самым российская армия сохраняет государственный суверенитет Украины. Но при этом возникает множество вопросов административного управления, решать которые приходится и армии.
«К примеру, администрация возвращается к работе, и тут же возникает вопрос: раньше хлеб ввозили из одного населенного пункта, но сейчас там бои — откуда его брать? Или раньше для снабжения города использовалась одна дорога, но сейчас там небезопасно — как понять, какой маршрут будет теперь оптимальным? Для решения этих вопросов, как правило, за муниципалитетом закрепляется офицер, который их консультирует. Я не знаю, какие конкретно соглашения, договоры при этом заключаются, но такая работа ведется. А дальше при хорошем руководителе администрация в любой ситуации будет работать и решать свои вопросы, а плохих сразу видно. Да мы и видим: где-то муниципалитеты там возобновляют работу, а где-то руководство убегает», - объясняет Юрий Яночкин.
Нужен нам берег херсонский?
Одна из тем обсуждения российской аудиторией — какие результаты спецоперации на Украине должны быть достигнуты, помимо денацификации и демилитаризации. Обсуждаются версии возможного присоединения к России отдельных областей, например, Херсонской и Запорожской, для создания единого сухопутного коридора Россия - Крым.
«Я не политик, а это вопрос к руководству страны. Но я думаю, что изначально, с самого первого дня президент заявил, что мы преследуем только две цели: денацификацию и демилитаризацию. Но после того, как на нас обрушились все эти санкции — из уст Пескова (пресс-секретарь президента РФ - прим. ЕАН) прозвучало, что над условиями стоит еще подумать. В итоге информацию о конечных целях сейчас можно почерпнуть только из официальных источников. Но в любом случае надо понимать, что националистов по итогам кампании на Украине больше не будет», - считает собеседник ЕАН.
Предварительный итог кампании: квартал на захват Германии, на Англию достаточно месяца
Еще одна тема — скорость продвижения российской армии. Кампания длится уже месяц, а судя по карте в новостях, основные силы группировки все еще находятся в приграничных областях, большая часть территории Украины остается под контролем администрации Зеленского. Если смотреть в относительных величинах, то успехи не особо впечатляют. Но военный эксперт предлагает взглянуть на ситуацию в абсолютных величинах и измерить пройденное расстояние в Германиях.
«От границы России до границы Польши — порядка 1 200 км. Это одна из крупнейших стран Европы. То расстояние, которое российская армия уже прошла, — это как минимум треть, а то и половина Германии. Ну или две Англии. Такой скорости, кстати, даже во время Великой Отечественной не было, когда наступала армия СССР, а это ведь было одно из самых стремительных наступлений в истории до сих пор», - поясняет Юрий Яночкин.
Есть и другие факторы.
«Армия Украины — вторая по численности в Европе. Ее военный бюджет не сильно отличался от российской. И это была армия, которую тренировали и воспитывали инструкторы по методикам и тактикам армий стран НАТО. Их 8 лет по этим методиками тренировали. Естественно, сейчас с той стороны говорят, что они успешно сдерживают российскую армию, ведь иначе получится, что армии стран НАТО устарели и больше ничего не значат, а это был бы сильный урон по моральному духу населения», - поясняет Юрий Яночкин.
Отметим, что слова эксперта означают, что в случае вторжения российской армии в Германию или Англию ситуация была бы примерно такой же — украинские Вооруженные силы формировались и комплектовались по их образцу, с поправкой на меньшую площадь и большую численность населения в Европе.
При этом, по словам собеседника агентства, это не максимальная скорость для российской армии. Он напомнил, что сейчас ее сдерживают ограничения на использование тяжелого вооружения.
«Если бы мы начали там все ровнять с землей — мы бы уже были давно возле польской границы», - поясняет он.
Что касается хода кампании, наш собеседник отмечает еще один момент.
«Судя по официальным заявлениям с обеих сторон, численность российской группировки даже меньше, чем украинской. При этом до сих пор считалось, что для успешного наступления необходим численный перевес 1 к 3 или даже 1 к 5. Тут же мы видим успешное наступление в соотношении 1 к 1. Самые боеспособные части Украины сейчас находятся на востоке, в окружении. По численности — это половина их армии. Но если считать по вооружению - танкам, артиллерии и прочему — западнее Харькова там уже нет ничего существенного», - отмечает эксперт.
В любом случае, по его словам, подобная кампания предполагает длительное время задействования армии, в том числе и после окончания активной боевой фазы.
«Возьмите, к примеру, Сирию. Там кампания вообще давно уже закончилась, но российские военные там все еще присутствуют», - напоминает Юрий Яночкин.
Почему российская армия засекретила данные о потерях?
То, что российский генштаб неохотно сообщает данные о потерях, вызывает недоумение и время от времени становится поводом для слухов. Как поясняет Юрий Яночкин, для засекречивания данных о погибших и раненых есть причина - это один из способов сохранить жизни тех, кто находится в зоне боевых действий.
«Данные о количестве убитых и раненых — это ведь и данные о боеспособности частей, находящихся в зоне боевых действий. Если мы знаем количество погибших, знаем, к какой части они были приписаны, к какому подразделению, мы можем примерно судить о количестве тех, кто остался в строю, и планировать контрнаступление на наиболее уязвимом участке.
Соответственно, и потери российской армии, скорее всего, возросли бы. А так сейчас, кстати, благодаря украинской пропаганде, ситуация противоположная. Их части ориентируются на те данные, которые им приводят, начинают операцию, исходя из этих данных, но вместо "полуразгромленной" части утыкаются в боеспособное подразделение. В результате, условно говоря, ожидали, что там будет 30 человек, а там 300 и с тяжелой артиллерией — естественно, это совсем другой результат. И по новостям мы тоже видим: успешных контрнаступлений там не было», - объясняет Юрий Яночкин.
В то же время российский генштаб время о времени дает сводку по потерям украинской армии. Как объясняет собеседник агентства, эти цифры приводятся прежде всего для стран НАТО. Ведь одно дело - помогать боеспособной армии и другое — разгромленной. Эти цифры как раз и позволяют судить о том, насколько украинская армия остается боеспособной.
«Насколько помню последнюю сводку, сбито 184 самолета, 286 беспилотников, уничтожено 189 зенитно-ракетных комплексов, 1 568 танков и бронированных машин, 156 систем залпового огня, 624 полевых артиллерийских орудия.
Если считать только штатную численность экипажей всей этой техники, это получится 11-12 тыс. убитыми и ранеными.
Согласно данным Украины, которые они публиковали до начала военной спецоперации, на вооружении у них состояло порядка 2 200 танков. Получается, как минимум половина танков уже уничтожена. И в любом случае 1 500 единиц — это не один полк, и даже не одна бригада», - объясняет Юрий Яночкин.
Что касается примерной оценки общих потерь российской армии, то, отмечает эксперт, ориентироваться тут сейчас не на что. Данных российского генштаба почти нет, а украинские данные противоречат косвенным наблюдениям.
«Если взять классическое соотношение, что на одного убитого приходится обычно трое раненых, то, в соответствии с заявлениями украинской стороны, у нас тут сейчас должны быть эшелоны с ранеными, как во время Великой Отечественной войны. И все госпитали до Новосибирска были бы забиты. Но мы этого не наблюдаем», — объясняет он.
Единственным фактором для оценки в таких условиях остается опыт российской армии в предыдущие кампании. К примеру, во время чеченских, участником которых был собеседник агентства.
«Что касается спецназа, то потери всегда были минимальные. К примеру, наша бригада: мы находились там с 1995-го по 2006-й. За это время потери составили 37 человек. Бригада — это 2,5-3 тыс. человек», - приводит эксперт цифры.
Он отмечает, что в условиях современной войны основные потери происходят в результате ошибок из-за паники или по причине неисполнения приказа. Как в случаях, когда вопреки приказам отдельные офицеры останавливали колонны техники из-за поломки одной машины.
Нужны ли армии добровольцы?
Среди части населения действия российской армии вызывают воодушевление. Растет количество желающих записаться добровольцами и отправиться на Украину. Помимо того, что с юридической точки зрения подобное решение неоднозначное, ведь это участие гражданина в боевых действиях на территории другой страны, в составе пусть и союзной, но чужой армии, в практическом плане это не имеет особого смысла, считает эксперт. По его словам, у желающих поучаствовать, помочь армии есть более рациональный путь.
«Это ведь раньше было: взял винтовку и пошел. Да и то только в фантазиях. А в реальности даже в Великую Отечественную бойцов по 9 месяцев готовили. Сейчас подготовка специалиста тем более занимает много времени. Да взять даже современный танк — там такая начинка сейчас, гораздо сложнее большинства используемых в гражданской жизни вычислительных систем. А еще системы связи, управления беспилотниками и так далее — этому всему надо учиться довольно долго. Снайпера за два месяца не натаскать.
Даже для охраны блокпоста подготовка занимает не менее трех месяцев, чтобы бойцы не стали пушечным мясом. Поэтому, если есть желание, то самое разумное — пойти и записаться на службу по контракту.
Как минимум пройти обучение и получить специальность и навыки работы с современной техникой», - объясняет Юрий Яночкин. Либо, отмечает эксперт, открыто выражать свою поддержку спецоперации и армии — для солдат это тоже важно и тоже им помогает.
Что было бы, если бы?
Одной из причин начала спецоперации называется то, что весной украинские националисты планировали начать наступление на Крым и ЛДНР. В случае реализации этого плана, объясняет Юрий Яночкин, «было бы все то же самое».
«Было бы все то же самое: обстрелы, люди в подвалах, только уже в городах ДНР, ЛНР и Крыма. И не только в них, в российских тоже. Вся приграничная зона подвергалась бы обстрелам, чтобы как минимум сковать российскую армию. Собственно, те действия, которые украинские войска совершали перед началом кампании: якобы случайные выстрелы на российскую территорию, разведка, задержанные БТР — это все была пристрелка и разведка позиций для артиллерии. Наличие подобных фактов для меня как раз и показатель того, что такая подготовка к наступлению действительно велась», - заключил наш собеседник.
