В Зеленой роще снесли больницу скорой помощи. На месте давно заброшенного комплекса зданий вырастет многофункциональный медицинский центр. За 70 лет существования больница приняла десятки тысяч пациентов. Здесь, например, штатным пульмонологом работал предыдущий министр здравоохранения Свердловской области Цветков.
Корреспондент ЕАН Александр Лукманов, побывавший в этой больнице и как работник, и как пациент, поделился воспоминаниями о легендарной клинике Екатеринбурга.
«С этой больницей мне пришлось иметь дело дважды с разницей в 10 лет. Побывал там и в статусе медработника, и в статусе больного. После школы до УрГУ я успел поучиться в Свердловском областном медицинском училище на улице Репина, в 1990 - 1991 годах занятия по хирургии проводились в больнице скорой помощи. С утра мы слушали лекции, а после этого шли на практическую работу в отделение хирургии.
В 1990 году больница скорой помощи не производила того угнетающего впечатления, что было в последние годы ее существования. Здание выглядело вполне прилично, не было обшарпанных стен и других следов разрухи. Деревья возле больницы еще не успели разрастись и превратиться в непроходимые джунгли. Территория была более-менее ухоженная. Между деревьев петляли дорожки, где гуляли больные, а иногда и какие-то парочки.
Первое, с чем сталкивались студенты, - большое подземелье больницы. При входе через северо-восточные двери вскоре начиналась полукруглая лестница в подвал. Это большое помещение, которое, вероятно, в случае войны могло выполнять функцию бомбоубежища. Длинный подземный туннель тянулся под всей больницей и, как говорят, соединялся с подвалом кардиоцентра, который находится рядом. До конца туннеля я не разу не дошел, так что не проверил. В начале подземелья находился гардероб для персонала и студентов, а дальше шел длинный коридор со множеством дверей с обеих сторон. Здесь находились служебные помещения, автоклавные, комната сестры-хозяйки и другие помещения.
В то время пользовались стеклянными поршневыми шприцами, которые надо было кипятить. Одноразовые шприцы тогда только появились, и их было мало. Поэтому иногда одноразовые шприцы превращали в многоразовые. Вымыв их, укладывали в биксы с хирургическим инструментом и отправляли в автоклавную. В процессе стерилизации они выдерживали высокую температуру, и ими можно было пользоваться снова.
В нескольких комнатах находились учебные классы, где читали лекции по хирургии студентам мединститута и медучилища. Теоретические занятия перемежались с практическими занятиями: учились накладывать гипс, ставили инъекции - от подкожных до внутривенных, учились накладывать всевозможные повязки на разные части тела.
Все эти манипуляции студенты во все времена осваивали друг на друге. И гипс накладывали друг другу, и перевязывали друг друга с ног до головы разными видами повязок. Уколы учились ставить тоже друг на друге: использовали безвредную глюкозу и кололи ее в разные мышцы, в вены - везде, где только можно.
Излюбленным развлечением все студентов-медиков после появления первой модели инвалидного кресла стали гонки на них. Наш курс тоже не был исключением. Между работой, в тихий час или когда больные вечером сидели по палатам, мы устраивали по длинным больничным коридорам гонки на этих креслах.
Вторая половина дня всегда была посвящена практике. В отделении хирургии работа началась с ведра и половой тряпки. Главным и обязательным навыком любого студента-медика было умение быстро и качественно вымыть пол. Причем иногда приходилось мыть полы в отделении и палатах несколько раз за смену. Мы делали и другую работу за санитаров: выносили и мыли судна из-под лежачих больных, меняли постельное белье, смазывали пролежни. А через какое-то время началась и сестринская практика. Я хорошо запомнил, как ставил первую капельницу настоящему пациенту. До этого в учебном классе я поставил множество внутривенных уколов своим одногруппникам, и получалось вроде неплохо – почти все после школы, достаточно юные, с хорошими венами, в которые несложно попасть.
В отделении меня отправили в палату к настоящему больному. Это был мужчина лет сорока, рядом с ним сидела жена, которая пришла его навестить. Пациент был болезненно худой, буквально кожа да кости, вены у него почти не просматривались. С первого раза я не попал, видимо, начал волноваться и в итоге поставил ему капельницу с пятой или шестой попытки. Было очень неловко перед пациентом, перед его женой. Они, наверное, много хотели мне сказать, но так и не сказали. Я отрегулировал скорость вливания и поскорее ушел.
Позже и в этом отделении, и в других больницах, где мы походили практику, я поставил много капельниц. Набил руку и ставил их впоследствии быстро и без проблем, но тот первый раз «на живом человеке», а не на сокурснике я запомнил на всю жизнь.
Пациенты всегда разные: одни - унылые и раздражительные, другие - общительные, готовые говорить на любую тему и все про себя рассказать. Особенно это касается пожилых людей. Я хорошо запомнил одну женщину из-за необычной истории, которую она мне рассказала. Это была достаточно пожилая женщина, которой я во время своих дежурств регулярно приносил назначенные таблетки, ставил уколы. Она периодически рассказывала что-то из своей жизни, воспоминания, как правило, касались 30 - 40-х годов. Ее фамилию я тоже запомнил. Она как-то сказала мне: «Мою фамилию легко запомнить, если посмотреть на уши, – Ушенина». Имя и отчество ее я уже не помню.
Бабушка рассказала, что она из семьи эмигрантов, родственников иранского султана, который был свергнут в начале ХХ века. Его родня эмигрировала в разные страны мира, в том числе и в соседнюю Россию.
Она еще что-то рассказывала из прошлого, и тут ее пришла навестить дочь, женщина лет 50-ти. А бабушка Ушенина, показывая пальцем на дочь, засмеялась: «А вот дочь у меня совсем дура. Собралась сейчас ехать в Иран и требовать наследство». Дочь такое обращение при мне, постороннем человеке, ничуть не смутило. Она что-то буркнула, что, мол, сама разберется, куда ей ехать. А мне при этом было очень неловко.
Спустя 10 лет я попал в эту больницу снова, только уже в качестве пациента. В ночь с 31 мая на 1 июня 2000 года меня привезли туда с острым аппендицитом. Уже через час меня на каталке отправили в операционную. Все прошло хорошо, и утром, через несколько часов после операции, мне разрешили встать, я потихоньку бродил по коридору.
Днем того же дня в больницу попала моя девушка, с которой мы вместе жили в те годы. С разницей в один день нас обоих на скорой помощи привезли в эту больницу. Мы лежали на разных этажах и ходили в гости друг к другу. Это была первая неделя июня, стояла жаркая летняя погода, поэтому в больнице, особенно не одному, было находиться приятно: для меня это был как отпуск в доме отдыха. В больнице были большие балконы, где стояли стулья и инвалидные кресла. Места не пустовали – отдых на балконе с видом на парк был любимым времяпрепровождением.
За 10 лет, прошедших с того времени, как я побывал в этой больнице студентом-медиком, она пришла в упадок. На стенах - облезшая краска, всюду трещины. Больше всего поразила столовая и еда, которую давали пациентам. Мне кажется, что хуже я больше нигде и никогда не встречал.
На первое дали так называемый борщ. Он представлял из себя красноватую жидкость, в которой плавали куски свеклы, даже немытой, прямо в земле.После первой же ложки на зубах начал хрустеть песок. Остальные блюда в столовой были не лучше.
Каждый день нас навещали друзья и знакомые, и почему-то каждый считал своим долгом принести бананы. С таким количеством бананов я ни прежде, ни после никогда не сталкивался. У нас у обоих было по две тумбочки, битком забитых одними бананами. Одним словом, попробовав пару раз больничную «еду», мы больше в столовую не ходили. Питались тем, что нам приносили гости.
К врачам в больнице нареканий не было. При тогдашней нехватке всего они выкручивались, как могли. Когда врач выписывал мою девушку, он ей прямо сказал: «Я вас подлечил, но не вылечил».
А медсестер в своем отделении она запомнила как грубиянок, которые всегда хамили больным. А мне при выписке не очень повезло. Операция прошла удачно, я чувствовал себя хорошо, и меня решили выписать. Правда, снимая швы, медсестра задела рану нестерильным пинцетом. Я надеялся, что обойдется, но не обошлось. Через пару дней после выписки у меня поднялась температура под 40. В таком состоянии я поехал обратно в больницу, где мне вскрыли рану и вычистили ее. Сказали, что еще немного, у меня бы развился перитонит.
С тех пор прошли годы, и многое уже забылось. Остались лишь какие-то обрывки воспоминаний, самые яркие, интересные события. Сейчас больницу снесли, на ее месте только груда битого кирпича. Грустное зрелище - жаль, что не сумели сохранить такое большое красивое здание. Надеюсь, что на этом месте, как и обещают, построят новую больницу и традиция существования лечебного учреждения в этом парке, знакомом всем екатеринбуржцам, сохранится.
