Молчание. Магнитогорск. 31.12.2018

Дмитрий Федечкин год назад работал пресс-секретарем губернатора Челябинской области (им был Борис Дубровский). Мы попросили его вспомнить то, что осталось у него в памяти о событиях в Магнитогорске 31.12.2018.

...Полуторагодовалую Милану хоронили в закрытом гробу. Его длина - около метра. Малюсенький такой, словно игрушечный. Каждый человек, что попадал в траурный зал, видел этот гроб самым первым. Видел, осознавал и срывался. Рыдали даже те, кому делать это на людях не положено по статусу, кому всегда нужно демонстрировать самообладание и выдержку. Но истинное, человеческое неизменно брало свое над искусственным, напускным. Держать такое в себе решительно невозможно.

Чуть дальше, в глубине зала, стояли гробы родителей Миланы – Анастасии и Игоря. Перед входом они все вместе, улыбчивые и счастливые, смотрели на пришедших со снимка, сделанного во время модной фотосессии. К каждому из членов погибшей семьи есть нелепые, абсурдные, иррациональные, кричащие, вопиющие вопросы. Какие планы на Новый, 2019 год? Как встретите его? Что загадаете под бой курантов? Что поставите на праздничный стол?

Молчание.

Это тихое существительное гнетущим авторитетом висит в атмосфере. Люди встречаются взглядами, здороваются взглядами, обмениваются взглядами. Взглядами находят друг в друге поддержку. Вот так, без слов. Речь – отмирающая за ненадобностью способность, бесполезная и бессмысленная функция. Мы снова чувствуем.

Самое страшное на месте обрушения двух подъездов – это когда натыкаешься на разбросанные детские вещи. Сердце ошпаривается крутым кипятком. Чей этот плюшевый заяц? Чей трехколесный велосипед? Чей подростковый спортивный снаряд? Чьи учебники?

Молчание.

Вся спасательная операция на месте трагедии - под Божьим наблюдением. Икону заметили те, у кого зрение – «единичка». Квартира верхнего этажа обрушилась частично, обнажив православный предмет поклонения и представив его на всеобщий обзор. Быть может, взгляд, направленный с иконы во внешний мир, оберегал молодых парней – спасателей, разгребавших завалы все эти дни, рисковавших своими жизнями во имя едва возможных жизней чужих. Быть может, взгляд, направленный с иконы во внешний мир, хотел явить миру чудо. И явил его - во спасение Ванечки. Мы не знаем, мы просто предполагаем, чувствуем.

Когда мальчишка подрастет, он обязательно узнает о трагедии. Про то, что более суток пролежал на морозе в легкой домашней одежде.

Посмотрит видео, как его доставали из-под завалов, и неизменно задаст простые вопросы и непростые: «Папа, почему я и почему это произошло со мной? Мама, скажи, что ты чувствовала? Где души погибших людей? Существует ли Бог и где он сейчас?» Дмитрий Федечкин

К ответам на них невозможно подготовиться. Можно попробовать, но все пойдет по совершенно другому сценарию. Родители знают это.

Молчание.

Воспоминание. Дом со стороны проспекта – словно жилой. Если не знать о трагедии, можно подумать, что с ним все в порядке. Свидетельство тому - свет в окнах. Это не галлюцинация. Прожектор, установленный во дворе для того, чтобы спасательная операция велась круглосуточно, светит настолько ярко и мощно, что пробивает дом насквозь и создает страшную оптическую иллюзию, будто подъезды на месте, в целости и сохранности, а внутри квартир идет своим ходом размеренная предновогодняя жизнь.

Все эти дни возле ограждения стоят, сменяя друг друга, молчаливые люди. В определенные моменты их собирается здесь больше полусотни. Покидаешь место трагедии поздно вечером – они еще здесь. Возвращаешься рано утром – они уже здесь. С этих точек практически невозможно ничего увидеть, уловить и понять. Но люди – здесь. Все эти дни мне казалось, что они верили. Верили в то, что их бессмысленное в прагматичном, обывательском значении стояние что-то и для кого-то значит.

Молчание.

За праздничные дни общество окончательно слетает с катушек. В промежутках между застольями оно хватается за смартфоны и, находясь за десятки и сотни километров от Магнитогорска, начинает советовать профессионалам, как правильно вести спасательную операцию.

Вечером 2 января, на третий день спасательной операции, звонит журналист из издания, которое принято в политической среде считать излишне либеральным. Сообщает, что уже назавтра он соизволит приехать в Магнитогорск, чтобы написать объективный репортаж с места события о том, что и как здесь происходило. И он действительно приезжает, едва успевая к завершению спасательной операции. Репортаж, конечно же, вышел, слетевшее за праздничные дни с катушек общество повздыхало и начало шэрить и репостить.

Четвертого января, в день моего рождения, общество не видит ничего зазорного в том, чтобы размещать поздравления в комментариях к фотографиям с места трагедии.

Германа Грефа, предоставившего самолет для транспортировки в Москву Вани Фокина, предают анафеме. За то, что имеет самолет в то время, когда вся остальная страна с трудом наскребает на Lada Vesta.Дмитрий Федечкин

Спустя несколько дней это же общество едва не лишило магнитогорцев своих квартир. Те 76% семей, которые, несмотря на все страхи и увещевания, невзирая на произошедшую трагедию и гибель 39 своих соседей, твердо решили остаться жить дальше в уцелевших подъездах, оказались под информационным гнетом бездумных распространителей петиций. Общество вдруг решило, что оно лучше знает, как поступить. Общество вдруг решило, что оно страдает гораздо глубже тех, кто на самом деле столкнулся с этой трагедией. Общество вдруг решило, что необязательно быть - достаточно казаться. Что со всем этим делать? Что вообще со всем этим можно сделать?