Сдача Херсона - провал или подвиг: за что сняли генерала Суровикина? Колонка Евгения Ющука

Экс-главком ВКС РФ Сергей Суровикин вернулся к семье - во вторник журналистка Ксения Собчак опубликовала его фотографию с женой возле дома. Суровикин не появлялся на публике и был ограничен в общении с родными с 24 июня - после мятежа Евгения Пригожина. За это время генерал Суровикин лишился должности главкома ВКС, его страница уже удалена с сайта МО РФ. Однако известно, что из армии он не уволен.

В чем обвиняют Суровикина, где он находился после мятежа, почему попал в опалу - мнение специалиста по конкурентной разведке, аналитика информационных источников Евгения Ющука* на этот счет специально для ЕАН.

*Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Оставление Херсона было подвигом по спасению Крыма и всей СВО, а не провалом. Но за что же сняли Суровикина? 

Проанализировал открытые источники в связи с тем, какие вопросы подняло исчезновение, а затем появление на публике генерала армии Суровикина. По сути, на первый план выходит вопрос: «За что сняли Суровикина? «За Херсон»? Нет? А за что?» И вот что у меня получилось в итоге этого исследования.

Отмечу, что ряд моментов, которые априори понятны людям, связанным с армией, я буду пояснять излишне подробно для них, потому что значительная часть людей, которые интересуются этой темой, не имеет абсолютно никакого представления об армии, оружии и военных.

К моменту начала летом-осенью 2022 года того, что Украина назвала «контрнаступлением в Херсонской области», сложилась следующая ситуация.

Страны Запада активно накачали ВСУ техникой для ведения боевых действий, в т.ч. принципиально новой для украинской армии – прежде всего реактивными системами HIMARS и системами радиоэлектронной борьбы (РЭБ). Кроме того, западные партнеры Украины наполнили ВСУ людьми - целыми подразделениями наемников.

Основная часть российских войск к этому моменту оставалась на линии, где ранее вынужденно остановилась, т.к. исчерпала наступательный потенциал начального периода СВО. Армия какого бы то ни было государства не может непрерывно наступать, она постепенно «устает», «стачивается». Если нет быстрой замены наступающим подразделениям – наступление неизбежно остановится, как минимум до восстановления сил. Вот где оно остановилось, там войска и стояли. 

В этой ситуации возникал вопрос о том, что российской армии необходимо на какое-то время перейти к обороне, чтобы пополнить запасы техники и людей. ВСУ, повторюсь, к тому моменту нарастили численность и того, и другого.

Очень важно понимать, что успех военных действий определяется для примерно одинаковых в технологическом отношении войск именно соотношением сил. Успешно наступать можно, имея значительный перевес, обороняться – наоборот, уступая противнику, но тоже в рамках этого перевеса (иначе поражение будет неизбежным, какой бы высокий боевой дух ни был у войск).

Ну не может, например, пограничная застава успешно противостоять дивизии наступающего противника – это для иллюстрации того, что есть пределы возможностей и в обороне тоже.

Так вот, мало было принять решение перейти к обороне. Нужно еще понять, на каких рубежах эту оборону держать.

Небольшой ликбез о военной логистике и физических возможностях солдата

Тут тоже надо сказать о «прозе жизни», такой как физические возможности солдата. Повторюсь, я намеренно «разжевываю» многие вещи для тех читателей, которые никогда не видели вблизи не то что фронт, а даже автомат, но переживают за нашу армию и болеют за наших воинов, а потому интересуются темой в комплексе.

Солдат может взять с собой физически некоторое количество патронов и гранат. Больше ему просто не унести, т. к. все эти «железные штуки» имеют приличный вес. При этом на солдата надет еще тяжелый бронежилет, у него есть некоторые бытовые вещи и так далее.

Запас гранат и патронов по мере исчерпания пополняется на небольших импровизированных складах, организованных неподалеку. А те, в свою очередь, пополняются подвозом извне – это и есть военная логистика.

Кроме боеприпасов, нужно еще подвезти еду, а также пополнение и увезти раненых. Тогда армия воевать в обороне может.

Но важно помнить, что одна из главнейших задач противника – это выявление складов с боеприпасами и их уничтожение. Чтобы, истратив боекомплект, солдат не мог продолжать воевать. 

А еще армия не может держать оборону в чистом поле, ей нужно построить укрепления.

И вот тут возник вопрос: а где укрепления оборонительной линии надо было строить, когда приняли решение перейти к обороне?

В момент принятия решения армия была частично – на правом берегу Днепра (он ближе к Киеву), частично – на левом (он ближе к Москве). 

Совсем схематично это можно изобразить так, приняв Днепр за ось, относительно которой все строится:

Командование НАТО, которое курирует украинскую армию, приняло решение уничтожить группировку российских войск на правом берегу Днепра (ту, что на рисунке слева вверху).

Командование украинской армии (штабисты НАТО на самом деле) планировало провести уничтожение этой группировки наших войск при минимальных потерях со стороны ВСУ. Для этого, по их замыслу, планировалось лишить российские войска на левом берегу Днепра той самой военной логистики: пресечь подвоз боеприпасов и продовольствия, а также вывоз раненых. А потом просто прийти и раздавить ставших безоружными российских военных.

После чего ВСУ, не встречая сопротивления (т. к. войска этой части российской обороны уничтожены), планировали переправиться через Днепр без помех и пойти кратчайшим путем прямо на Крым.

Останавливать ВСУ в таком случае в тот момент было бы просто некому. И негде: линии укреплений еще не были созданы.

Вот так, в рамках предыдущей схемы, виделся план натовского и украинского командования по окончании задуманного ими разгрома российских войск на правом берегу Днепра:

Как Украина и НАТО планировали разоружить российские войска на правом берегу Днепра, чтобы затем их уничтожить?

ВСУ начали действовать в двух направлениях.

Во-первых, разбивали переправы через Днепр. Их и было-то всего две стационарных – по плотине Каховской ГЭС и по Антоновскому мосту в Херсоне. Остальные были понтонными.

Во-вторых, начали методично разрушать саму плотину Каховской ГЭС, чтобы вызвать разлив Днепра за спиной у группировки российских войск. При разрушенных стационарных переправах это выводило из строя еще и понтонные переправы.

Таким образом, российские войска (это было около 30 тыс. наших десантников!) были обречены минимум на две недели остаться без подвоза боеприпасов, без вывоза раненых, прижатые к реке, а многие - еще и в затопленных зданиях. Верная гибель, после которой Крым уже просто некому было бы оборонять.

То, что разлив воды после разрушения плотины Каховской ГЭС отрезал бы людей на правом берегу от снабжения с левого берега, подтвердилось на практике, когда эта плотина таки разрушилась – к счастью, уже после ухода наших войск на левый берег Днепра.

То, что ВСУ разрушило переправы, сделав их практически непригодными для снабжения войск, – тоже состоявшийся факт. Это произошло еще до вывода войск, и наше командование, в лице прежде всего Суровикина, в краткие сроки спланировало операцию по организованному уходу войск с правого берега на левый.

После вывода войск с правого берега на левый, если закончить рассмотрение моей упрощенной схемы, ситуация стратегически стала выглядеть так:

Армия России встала на левом берегу Днепра, прикрытая от противника этой крупной рекой. Украинская армия не рискнула форсировать Днепр, т. к. никаких шансов воевать с безоружными десантниками у ВСУ уже не стало. А воевать с вооруженными десантниками Украина в таком формате была не готова.

Более того, для обороны левого берега Днепра можно было оставить намного меньше, чем 30 тыс. военнослужащих. Остальные отправились в ЛНР и ДНР – останавливать продвижение ВСУ. Что они успешно и сделали.

И вот на левом берегу Днепра в конечном счете появилась та часть «линии Суровикина», которая расположена напротив Херсона. В таком формате «линия Суровикина» приобрела цельный вид, стала теперь уже легендарной и вошла в историю.

Решение российского командования не было умозрительным, а основывалось на оценке реальной фронтовой обстановки

К моменту, когда принималось решение о выводе войск из Херсона, стало очевидным, что если незамедлительно не вывести российские войска на левый берег, то потом будет уже поздно это делать и ситуация может закончиться катастрофически, причем не только для этих войск, но и вообще для всей СВО.

Угроза всей СВО возникала, если армия Украины, после осуществления своих планов на правом берегу Днепра, не встречая сопротивления (потому что сопротивление оказывать некому уже будет), пойдет на Крым. Именно поэтому ВСУ и Запад считали, что «Херсонское контрнаступление ВСУ» может стать решающим сражением в этом конфликте.

Начиная примерно с июня 2022 года я стал фиксировать в пабликах, связанных с воюющими войсками, эпизодическую информацию, что стал нарастать дефицит «взрывающихся» боеприпасов (снарядов, мин и т. д.). Порой даже были сообщения о нехватке на херсонском направлении боеприпасов для подствольных гранатометов. Были иногда и сообщения о том, что отдельные подразделения, из-за проблем с логистикой, порой имели запас снарядов примерно на полдня, поэтому оказывались в крайне непростом положении

Это были обрывочные сведения в пабликах, связанных с воюющими подразделениями, сродни тем, какие о снарядном голоде или контрбатарейной борьбе сегодня иногда публикует Александр Ходаковский о том, как воюет его батальон «Восток». Но эти обрывочные сведения начали тогда появляться у разных людей, и это косвенно указывало на нарастание проблемы.

HIMARS явно стали системно разрушать логистические каналы для снабжения группировки наших войск на правом берегу Днепра. Их, повторюсь, и так было совсем немного, к тому же это неподвижные, крупные объекты, находящиеся в зоне досягаемости удлинившейся за счет HIMARS руки ВСУ.

Именно на лето 2022 года пришелся вал российской и зарубежной аналитики по теме «Что такое HIMARS и эффективны ли они для Украины»? Причем эта тема удостоилась внимания даже на сайте Минобороны США, где HIMARS оценивались как ответ на успех России в Северодонецке и Лисичанске, дабы усилить ВСУ в военном конфликте.

Скриншот с сайта Минобороны США об эффективности HIMARS для Украины

Примерно в то же время и крупные российские СМИ стали внимательно изучать системы HIMARS, т. к. стало уже очевидным, что они меняют соотношение сил, сложившееся в СВО на тот момент.

Скриншот статьи в «Известиях» о HIMARS того же периода – июля 2022 года

Военные, которые находились тогда на херсонском направлении, говорили и писали, что доставка продовольствия и боеприпасов, вывоз раненых через Днепр к моменту эвакуации войск проводились практически исключительно ночью и становились все более сложными и непредсказуемыми по результату.

Это неизбежно приводило к уменьшению насыщенности боеприпасами и усугубляло их дефицит.

Снарядов и так был, мягко говоря, не избыток, в связи с чем стали наращивать в разы их производство в России. Лично президент подписал закон о спецмерах во время военных операций за рубежом, касающийся работы промышленности, выпускающей продукцию такого рода.

Но снаряды и другие боеприпасы еще и привезти на правый берег Днепра в достаточном количестве не получалось. Воевать в такой ситуации очень сложно.

Стойкость наших военнослужащих поражала и поражает даже противника, но на одной лишь стойкости воевать все же не получится ни у кого.

В итоге ВСУ, которые снабжались безо всех таких проблем, смогли взломать нашу оборону на нескольких направлениях. На правом фланге ВСУ наступали вдоль Днепра и прошли к моменту вывода войск на правый берег Днепра более половины расстояния до Херсона.

Вот карта наступления ВСУ, которая опубликована в Википедии. Видно, как ВСУ шли к Херсону на правом фланге.

Для справки: расстояние Нововоронцовка - Херсон составляет 160 км, расстояние Берислав - Херсон - 77 км. Т. е. ВСУ оставалось пройти меньше, чем они уже прошли. И это – еще до разрушения плотины Каховской ГЭС.

Таким образом, еще до разрушения плотины Каховской ГЭС ВСУ подготовили все условия для того, чтобы постараться решить задачу по уничтожению российской группировки войск на правом берегу Днепра. И, если бы российское командование этому не помешало, у ВСУ были очень серьезные шансы на успех. Ярый проукраинский блогер Шарий, отличающийся ныне множеством откровенно экстремистских заявлений и явно связанный, на мой взгляд, с СБУ после того, как его «прижали» возможной экстрадицией на Украину, уже начинал готовить общественное мнение на Украине и на Западе, предвкушая разгром российской правобережной группировки.

А Каховскую ГЭС все это время ВСУ активно разрушали. Просто это крупное и крепкое сооружение, поэтому «стенобитным орудием» системы HIMARS приходилось бить методично и довольно долго. В итоге и пробили – но несколько позже.

Даже неспециалисту теперь уже очевидно, что для сохранения жизней военных, находившихся на правом берегу, и для того, чтобы не дать ВСУ возможности выйти к Крыму, необходимо было сделать одно из двух. Либо срочно наладить бесперебойное снабжение группировки на правом берегу боеприпасами, либо не менее срочно эвакуировать военных на левый берег и уже там выстроить эшелонированную оборону.

Наладить военную логистику на правый берег было невозможно – это объективный факт. Остался единственный вариант – вывод войск на левый берег и занятие там обороны.

Что можно сказать о тех, кто полагает, что «линия Суровикина» — «это хорошо», а эвакуация войск на левый берег Днепра – «это плохо»?

Линии обороны хороши лишь тогда, когда их нельзя обойти. На схемах, которые я показал в начале, видно, что если бы построили «линию Суровикина» частично на правом берегу Днепра, а частично на левом, то на правом ее бы просто не стало. Потому что в таком случае не стало бы войск, которые ее обороняют. И ВСУ пошли бы на Крым, который и является их конечной целью (они это не скрывают, а наоборот – всячески подчеркивают).

А построить «линию Суровикина» целиком на правом берегу у российской армии не было физической возможности – как известно, она не везде переправилась на правый берег Днепра.

Вот и получается, если считать, что «линия Суровикина» - это полезное сооружение, которое не позволяет ВСУ выдавить нашу армию с позиций (это действительно так), то нигде, кроме левого берега Днепра, ее построить было бы невозможно. 

Полагаю, что те, кто одновременно считает, что Суровикин неправильно вывел войска с правого берега Днепра, но вот что «линию Суровикина» придумал и построил – он молодец, просто не разобрались в ситуации досконально. Это единый вопрос, его невозможно было решить по-другому.

Что я думаю по вопросу: «А за что сняли Суровикина? Не за оставление Херсона»?

Все, что я показал выше, говорит о том, что вывод войск из Херсона был единственным вариантом сохранить жизни 30 тыс. наших десантников и не допустить выхода ВСУ к Крыму осенью 2022 года.

Во многом это похоже на оставление Москвы Кутузовым под тезис: «Оставив Москву, мы сохраним армию; потеряв армию, мы потеряем Москву и Россию».

За сохранение армии и недопущение выхода ВСУ к Крыму генералов с должности не снимают. Потому что и сам факт вывода войск, и то, как придумана и построена «линия Суровикина», — это подвиг.

Есть и еще один важный момент. Решение такого рода, как оставление единственного областного центра, который на тот момент перешел под контроль российской армии, в ходе СВО не могло быть принято без решения политического руководства страны. А, учитывая масштаб вопроса, окончательное решение вообще может исходить только от первого лица государства.

Поэтому, когда, например, уважаемый замруководителя Росгвардии по Донецкой народной республике Александр Ходаковский не так давно написал, что якобы лично Суровикин взял да и вывел сам по себе войска из Херсона, я, скажем культурно, был обескуражен.

Все же Ходаковский и на Украине, и в ДНР, и в России служил в жесткой иерархической структуре, да к тому же воевал. Поэтому он точно должен понимать, что, во-первых, операция такого масштаба – сложнейшее мероприятие, которое потом в учебниках военных заведений будет много десятилетий анализироваться. А во-вторых – что такие решения не может принять и осуществить один человек, пусть даже и командующий СВО.

Это в магазин с позиций можно ненадолго сгонять по импульсивному решению ефрейтора, а вывести крупную войсковую группировку на новые позиции по спонтанному решению одного генерала – нет. Тем более когда весь вывод группировки транслируется по центральным телеканалам непосредственно с мест, где по разрушенному мосту выходят войска, что прямо говорит: санкция получена с самого верха.

Кроме того, и момент, когда министр обороны Сергей Шойгу лично отдал приказ (!) вывести войска на левый берег Днепра, был неоднократно показан по телевизору, на центральных телеканалах (в т. ч. ВГТРК). А Суровикин там же, по телевизору ответил министру, что принял этот приказ к исполнению. Далее это было тиражировано в ведущих государственных СМИ.

Скриншот из «Российской газеты». Шойгу санкционировал Суровикину вывод войск на левый берег Днепра

Впрочем, допускаю, что Ходаковский в этот и последующие несколько дней не имел возможности смотреть телевизор и читать СМИ, поэтому и спустя еще примерно полгода был не в курсе.

Отмечу, что свой пост с этими сентенциями о Суровикине, который «в одну каску» удумал и вывел войска с правого берега Днепра, Александр Ходаковский довольно оперативно удалил.

Поэтому «за Херсон» Суровикина наградить могли, но снять — нет. Как и министра, который, согласившись с доводами генерала Суровикина, публично отдал приказ на вывод войск из Херсона.

Так почему же сняли Суровикина? Если не «за Херсон» - то за что?

Наверняка сказать сложно: это, пожалуй, знает только первое лицо государства, которое не только освободило Суровикина от должности, но и почему-то оставило на службе в армии.

Однако если ориентироваться на косвенные признаки, то предполагаю, что само отстранение Суровикина от должности — это, возможно, проявление классической аппаратной борьбы на более низких уровнях административно-бюрократических структур. Подчеркну, что я не привношу никаких негативных коннотаций в это понятие, а говорю о том, как в принципе на системном уровне устроены министерства практически во всех крупных странах – в том числе и в России. Это происходит не по причине чей-то нерадивости или злого умысла, а по объективным причинам построения крупных и сложных по иерархии коллективов в управленческих структурах.

В оборонных ведомствах любой страны на это наслаивается также субъективное, но распространенное системное противоречие между теми, кто пришел «наверх» из гражданских отраслей, и теми, кто пришел туда, пройдя все ступени военной службы.

Сами военные нередко делят эти категории на так называемых «паркетных» (они же «пиджаки» - поскольку ранее носили гражданские костюмы) и «полевых» (т. е. работавших в поле, в полевых условиях). 

Такая терминология сложилась очень давно, наверное, можно считать ее своего рода корпоративным сленгом. Проблема этого противоречия никуда деться не может, она проистекает оттого, что в армии востребованы и гражданские в прошлом специалисты, и военные.

Механизм, позволяющий присвоить воинское звание человеку, пришедшему с гражданки, есть, причем он существует еще со времен СССР. Например, советский маршал Устинов был очень долгое время гражданским человеком, а потом стал даже не генералом, а маршалом по воинскому званию. Потому что работа, которую Дмитрию Федоровичу Устинову пришлось выполнять в Минобороны, требовала такого решения.

Если в этой плоскости попытаться рассматривать ситуацию с непонятным многим исчезновением, а потом тоже не вполне понятным появлением Суровикина, то полагаю, что это может рассматриваться как возможный конфликт между так называемой паркетной (аппаратной применительно к принятым в министерствах терминах) и полевой частью военных руководителей. То есть как частный случай вполне обычной, а потому, наверное, нормальной, по сути, внутриведомственной конкурентной борьбы.

Суровикин бережет солдат, и при этом он успешен как военачальник. За это Суровикина высоко ценят солдаты и офицеры, рискующие жизнью непосредственно на фронте. И это точно не может нравиться тем руководителям, которых солдаты и офицеры ценят меньше.

Причем я считаю, что Суровикин — уникальный военачальник. Для того, чтобы построить «линию Суровикина», нужно сперва «сыграть» все возможные комбинации военных действий и за себя, и за противника. Только так можно осмысленно и успешно выстроить оборону и распределить в ней войска — что Суровикин и сделал, а до того смог убедить руководство страны в правильности такого шага. 

Однако не надо забывать, на мой взгляд, что Министерство обороны – это все же во многом обычное российское министерство. А значит, в нем неизбежно должны быть неформальные кланы. Слово «клан» - очень многозначное, поэтому отмечу, что я говорю в данном материале о его распространенном в политике и социологии значении, которое «Большой толковый социологический словарь» описывает как «форма централизованной социальной организации, полагающейся прежде всего на лояльность, а не на институты принуждения», иными словами, очень близко по смыслу к слову «команда».

Часть этих кланов также неизбежно группируется вокруг лидеров, которые пришли с гражданских отраслей и форму с погонами надели, поскольку были призваны в военные структуры и для выполнения поставленных задач было необходимо иметь воинское звание. А часть — вокруг лидеров, которые прошли весь армейский путь снизу доверху.

Это также вполне нормальная ситуация для военного ведомства абсолютно любого крупного государства.

 Но проблема в том, что ментально это, как правило, абсолютно разные люди, с неодинаковыми (а местами и диаметрально противоположными) системами ценностей. 

И эти различия в менталитете усугубляют проблему внутренней конкуренции эмоциями по принципу прошлой трудовой биографии.

Если проследить хронологию событий, то лично у меня сложилось мнение, что аппаратные оппоненты Суровикина, вполне вероятно, попытались технично «пристегнуть» его к мятежу Пригожина. Как минимум потребовать провести детальное расследование его роли во время мятежа они вполне могли. Тем более что Пригожин вопил (в буквальном смысле), какой Суровикин молодец. Суровикин и правда молодец, но эти вопли в исполнении Пригожина ничего, кроме вреда, в бюрократической системе любого министерства принести тому, кого так хвалят, не может. Это «медвежья услуга».

Правда, вероятный замысел на «пристегивание» Суровикина к мятежу чем-либо значимым, насколько можно судить по развитию событий, не увенчался, потому что Суровикин всю свою жизнь был верен присяге, а она не приемлет мятежей. Он и в 1991 году, во время путча ГКЧП, был на стороне верховного главнокомандующего, и в 2023 году во время мятежа Пригожина был тоже на стороне верховного главнокомандующего. Но я допускаю, что если смотреть на вопрос в этой плоскости, то возможно, оппоненты Суровикина действовали по принципу: «А вдруг получится?»

Как бы то ни было, в изоляции Суровикин пробыл около двух месяцев и от должности оказался отстранен.

Правда, есть одна проблема (не у аппаратчиков, а у жителей России): время сейчас совсем не мирное, и отсутствие конкретного талантливого военачальника Суровикина на фронте может, я считаю, иметь серьезные негативные последствия для всей страны. Все же «излишне большим» количество талантливых военачальников на фронте вряд ли бывает. Но пока события развиваются так, как мы видим, а что будет дальше – покажет время.

Что за новая должность у Суровикина? Что за Комитет про ПВО при СНГ?

Нет у Суровикина, насколько вижу, никакой «новой должности». Этот Комитет про ПВО был создан странами СНГ, чтобы совместно решать некоторые вопросы противовоздушной обороны. В него входят руководители ПВО стран-участников. Что логично: если в комитете заседает не руководитель ПВО, то нет смысла с ним что-либо решать, т. к. полномочий на исполнение решений не будет.

Когда Суровикин был главнокомандующим ВКС, он и вошел в этот комитет, став его руководителем, еще в 2018 году. Потому что ПВО в российской армии входит в состав ВКС.

Комитет этот заседает довольно редко, поэтому Суровикина из его руководителей пока не убрали – некому это сделать. На следующем заседании его наверняка заменят на нового руководителя ВКС. 

У Суровикина сейчас нет никакой должности – ни новой, ни старой. Он находится «в распоряжении» министра обороны. То есть из армии не уволен, но никуда не приписан и никаких полномочий не имеет. Военнослужащий, кстати, может находиться в этом качестве неограниченно долго, а потом или уволиться из армии, или получить должность. Но пока – вот так.

А почему Суровикина не уволили, если его оппоненты так могущественны, что сняли его с должности, и он им столь неприятен?

А вот это самый непонятный момент. Как я понял из открытых источников, которые можно считать действительно информированными, указ президента об освобождении Суровикина от должности включает в себя тезис, что это делается в связи с назначением на другую должность (это не дословно, а по смыслу). 

Если так, то руководитель государства, вероятно, обеспечил некий баланс, исходя из какого-то собственного замысла, пока непонятного широкой публике: с одной стороны, явно пошел навстречу тем, кто ратовал за изгнание Суровикина с должности (и, наверное, вообще из армии?), но, с другой стороны, оставил Суровикина почему-то в армии (вероятно, вопреки их чаяниям?).

Зачем руководитель страны так сделал, я не знаю. С точки зрения простой логики обычного человека, ну и дали бы, наверное, Суровикину просто уволиться.

Он с его участием в боевых действиях начиная еще с Афганистана наверняка давно выслужил все необходимые сроки для выхода в отставку.

Пусть бы тогда воевали те, кто полагает, что они могут воевать не хуже, чем Суровикин, – и сами противостояли ВСУ, придумывая следующие шаги против действий профессиональных штабистов НАТО.

Суровикин бы этих чиновников не раздражал, а они бы не тратили время и силы на придумывание способов как-нибудь изолировать его, пользуясь любой возможностью, даже откровенно притянутой за уши.

Ведь реально сейчас один за другим идут вбросы, начиная с обсуждаемой нами сейчас истории «А могли ли Суровикина снять за Херсон?» и заканчивая странными картинками из фотошопа о том, что супругу Суровикина якобы уже 7 лет не могут разыскать в России российские правоохранители по запросу некоего иностранного государства (такую поделку я в Telegram видел). Кто-то же старается, вбрасывает. Ресурсы тратит.

Причем, учитывая, что недавно ну просто выдающаяся чушь про Херсон и Суровикина прошла в СМИ как прямая речь зампредседателя комитета думы по обороне (!), господина Журавлева, – это, на мой взгляд, действительно похоже на бурление эмоций в каких-то министерских кабинетах. Более всего похоже на ситуацию, когда Журавлева попросили озвучить то, что реальный военный вряд ли согласился бы ляпнуть.

Впрочем, депутат Журавлев (человек сугубо гражданский, партийный функционер множества смененных им политических партий, который армию, я подозреваю, видел в основном на картинках) впоследствии заявил, что это не он комментарий давал. Видимо, столкнувшись с волной возмущения в свой адрес. Однако интересно, что СМИ этот комментарий, размещенный как прямая речь депутата Журавлева, не убрали.

Если вернуться к Херсону. Есть версия, что перепад высот (правый берег выше левого) работает сильно против наших войск. Мол, они у противника как на ладони, а нам противника не видно. Так ли это?

Это обсуждалось опытными военными еще на этапе разговоров о том, каковы могут быть последствия вывода войск на левый берег Днепра.

На мой взгляд, вполне аргументированным было мнение профессиональных военных, что разница в высотах на этих двух берегах составляет от 10 до 40 м. Это имеет значение лишь для стрелкового оружия, ну максимум для пулеметов, на дистанции не более километра.

Но современная война ведется не луком и стрелами и даже почти не стрелковым оружием (около 95 % ранений сейчас - осколочные).

При нынешней насыщенности войск с обеих сторон БПЛА, авиаразведкой и артиллерией перепад высот в 10-40 м вообще значимой роли не играет. Все у всех как на ладони, а гаубице нет особой разницы на дальности в 30-40 км, какой там перепад высот.

В ситуации, когда можно было потерять вообще всю группировку войск, печалиться по поводу перепада высот, на мой взгляд, абсурдно. Если бы ВСУ до Крыма прошлой осенью дошли, перепад высот на Днепре уже никого бы не волновал.

Мое мнение в целом по поводу операции по выводу войск из Херсона

Здесь есть два аспекта, требующих вникнуть в ситуацию, – чисто военный и аппаратно-бюрократический. Я выскажусь по обоим. Военный я изложу так, как увидел у профессиональных военных, изучая почти год эту проблему. А аппаратно-бюрократический – так, как знаю изнутри устройство аппаратных игр.

Есть еще и моральный аспект, но с ним все намного проще и очевиднее.

Я согласен с военными специалистами, которые говорят, что операция по выводу войск на левый берег Днепра и созданию обороны по всей линии фронта, включая оборону Крыма, имеет высочайший уровень по сложности. Также они говорят, что эта операция была проведена просто блестяще и уже вошла в историю.

Я согласен с точкой зрения профессиональных военных, что битву за Херсон можно приравнять по смыслу к Бородинской битве, где, как и под Херсоном, противник понес огромные потери и длительное время не мог восстановиться. А наши командиры, которые в ней принимали непосредственное участие, поставили на карту все, включая свою судьбу.

Ничто ведь не мешало командирам, особенно генералам, принимавшим решение о выводе войск с правого берега Днепра, не выводить эти войска. Лично им не грозило погибнуть там – без боеприпасов и прижатыми к разлившейся реке, в полузатопленных домах Херсона.

Даже, пожалуй, награды могли бы получить за то, что под их командованием войска бились в буквальном смысле до последней капли крови, не имея шансов на спасение. 

Однако эти командиры – русские офицеры и полевые генералы, которые не делают карьеры на солдатской крови. Поэтому, даже отчетливо понимая, что недоброжелатели будут пытаться ставить им в вину вывод войск, они спасли свои войска. И не абстрактные, обезличенные войска, а десятки тысяч конкретных, живых людей - своих солдат и офицеров, «свою честь и честь армии не изгадив», как поется в знаменитой песне, которая стала неформальным гимном офицера российской армии.

А еще эти командиры смогли убедить руководство страны в том, что, несмотря на это крайне тяжелое с политической точки зрения решение, оно является единственным максимально непроигрышным для всей СВО на тот момент, если исходить из реальности. Потому что в той ситуации не стояло вопроса, можно ли удержать Херсон. Вопрос стоял о том, чем потеря Херсона грозит армии, СВО и России в целом при разных вариантах этой потери.

Такого рода доклады вышестоящему руководству любой крупной структуры, на мой взгляд, сами по себе требуют большого мужества и также могут поставить крест на карьере того, кто даже просто выходит с подобным докладом к вышестоящему руководству.

Исторические мифы о том, что гонец, принесший неприятную весть, мог быть наказан, живут в памяти по сей день.

Очевидно, что конкретно российское политическое руководство явно сделало настройку системы доклада о реальной ситуации таким образом, что носители самых разных мнений могут изложить свои доводы. Когда конкурирующие группы докладывают своё видение по одним и тем же вопросам, у политического руководства формируется достаточно объективная картина происходящего.

Впрочем, так называемый полевой генерал или офицер – это человек, который на передовую ходит, а до того неоднократно смотрел смерти в лицо в буквальном смысле, еще будучи в ранних званиях. Он остался жив, но видел гибель друзей и подчиненных. Поэтому грамотный полевой генерал (офицер) старается сберечь своих солдат – чтобы они не умирали за Родину, а заставляли умирать солдат противника.

Но объективно тот, кто ставит во главу угла жизни солдат и достижение поставленной руководством цели, а не свою карьеру, никогда не будет понятен карьерному чиновнику. А значит, совершенно неизбежно будет восприниматься как опасность. А опасность в мире чиновников принято устранять, и желательно как можно раньше – это аксиома аппаратной борьбы.

Поэтому мы и видим во всех эпохах и во всех странах, что в мирное время аппаратчики военных ведомств любой страны чувствуют себя комфортно, а в военное время у них вызывают дискомфорт полевые генералы. 

Стремление полевых военных не к исключительно позитивным отчетам руководству, а к приоритету сохранения жизни солдат при одновременном достижении поставленной цели также характерно для любой страны и любой эпохи, в силу описанных выше причин. И так называемые аппаратчики, и так называемые полевые руководители могут даже искренне считать, что поступают единственно правильным образом. Такие различия в подходах неизбежно должны вызывать взаимное напряжение даже на просто эмоциональном межличностном уровне – ведь мы говорим о живых людях, а не о роботах.

А вот то, как разрешается в военное время на практике это системное субъективное противоречие, зависит только от вышестоящего, политического руководителя конкретной страны. И в России, похоже, политическое руководство подходит к этим вопросам взвешенно и всесторонне, с учетом всего многообразия факторов. Поэтому и однобокости в решениях не происходит, что крайне важно для такой огромной и многообразной страны, как наша.

И самое главное скажу в конце: я склоняю голову перед солдатами, перед командующими и перед командирами, которые сделали все, чтобы вернуть матерям живых сыновей. Просто говорю им спасибо. Спасибо говорю нашим бесстрашным воинам ВДВ, Южной группировки, ВКС, нашему спецназу, всем, кто был и остается на фронте ради будущего России.