Сергею Ковалеву нет и 30, но за плечами у него уже служба в зоне СВО и избирательная кампания в городской совет областного центра. Профессиональный спортсмен и тренер, боец, перенесший ранение, принял решение идти в политику, чтобы помочь максимальному количеству людей.
О том, почему у депутатов не всегда получается решить проблемы своих избирателей, что нужно тем, кто прошел СВО, рассчитывают ли ветераны на особое отношение общества к ним и станут ли они новой элитой государства, как это обозначил президент Владимир Путин в послании Федеральному Собранию, Сергей Ковалев побеседовал с корреспондентом ЕАН.
- Сергей, как вы приняли решение отправиться служить в зону СВО?
- Это далось мне очень легко, решение принимал быстро. К февралю 2022 года, когда все началось, у меня уже был опыт срочной службы в армии. За год службы я сдружился со многими ребятами, мы продолжали общаться, и я узнал, что они один за одним отправляются на СВО. К маю я успел потерять там нескольких друзей: они погибли в боях. Это стало еще одним поводом пойти на СВО – быть ближе к друзьям, чем-то помочь им.
С 2014 года я пристально следил за тем, что происходит на Украине. Меня искренне возмущало, что там запрещают русский язык. На территории России живет немало представителей разных национальностей, и мы никому не запрещаем говорить на родном языке. У нас великая страна, и я уверен, что нас притеснять нельзя. Я четко понимал, что иду защищать наше право быть русскими. Лучше уйти на территорию врага и сражаться там, чем допустить их на нашу землю.
На фронте я был недолго, всего около полугода. Получил ранение, прошел лечение и вернулся домой. Но каждый день я думаю о том, что нужно вернуться туда. Пока меня не пускают мои новые обязательства – мои избиратели. Мои полномочия длятся до 2025 года. Я пока еще не знаю, продолжу ли после этого политическую карьеру. Как вариант рассматриваю себя в роли профессионального военного. Но это все в будущем.
- Почему вы решили идти в политику?
- Вообще я больше видел себя не в политике, а в общественной деятельности. Сначала начал заниматься сбором гуманитарной помощи, общался с семьями погибших бойцов. И тогда увидел, что у людей в обычной жизни очень много нерешенных проблем. Часто они просто не знают, куда им обращаться, чтобы все наладить. Постепенно я понял, что могу помогать, а отсюда и последовало решение идти на выборы.
При этом я такой человек, который сделает все, что от него зависит, если пообещал помочь. Сейчас я понимаю, что помочь всем просто невозможно. На решение большого числа вопросов нужно потратить очень много времени, некоторые из них вообще находятся не в компетенции депутатов муниципального уровня. Ко мне обращаются избиратели. Я пишу письмо в какие-то компетентные органы и жду ответ в течение месяца. Если в ответе нет ничего конкретного, а так часто бывает, приходится обращаться еще куда-то. И снова месяц ждать ответ. Порой просто на переписку уходит до полугода, и я даже не могу дать гарантию, что по истечении этого времени я смогу чем-то помочь или как-то сдвинуть проблему с мертвой точки. К сожалению, бюрократии у нас слишком много.
Но я сам себе всегда говорю: если ты чувствуешь, что сделал все, что от тебя зависело, значит, твоя совесть чиста. И это для меня самое главное. Еще на этапе выдвижения в кандидаты на выборы я нередко слышал даже от знакомых, что совесть и политика несовместимы. Но я считаю: чем больше у нас депутатов с совестью, тем легче нам будет двигать страну к лучшему.
- Какую работу ветераны в горсовете могут провести на местном уровне? Федеральный центр разработал серьезные программы поддержки участников СВО и их семей. Чем их, на ваш взгляд, можно дополнить на местном уровне?
- Если мы говорим о поддержке участников СВО и членов их семей, то здесь огромный пласт законов разработан на федеральном уровне. По сути, там учли практически все, что нужно. По стране и у нас в регионе работает фонд «Защитник». Это центр, где бойцы могут получить консультации почти по всем вопросам, начиная от положенных им выплат до реабилитации и лечения после ранений.
Единственное, что я бы предложил сделать, это расширить сеть таких центров. Сейчас в Оренбурге он один, по одному филиалу открыто в каждом районе области. Но тех, кому нужна какая-то поддержка, становится все больше. И это не только сами участники СВО, часто это члены их семей. В итоге, чтобы получить консультацию, нужно записываться и ждать своей очереди. Понимаю, что для этого необходимы специалисты, на их подготовку нужны средства, но помощь участникам СВО должна быть максимально доступной.
Также считаю, что было бы эффективно, если бы наши старшие коллеги в законодательном собрании области и Госдуме консультировались с такими, как я, кто прошел зону СВО, когда принимают и разрабатывают какие-то законы или меры поддержки. Мы действительно можем подсказать, что нам нужно и в каком виде, помочь сделать так, чтобы принятые законы работали и реально облегчали жизнь ветеранам.
- Нужно ли тем, кто прошел СВО, какое-то особое отношение от общества? Ждут ли его бойцы? Или чаще видят себя обычными гражданами?
- По своему опыту скажу, что чаще всего бойцы видят себя обычными людьми и не считают себя какими-то героями. При этом, если говорить про особые меры поддержки, то это важно, это законные гарантии того, что те, кто выполнил свой долг перед государством, этим государством не будут забыты.
По сути, именно такие гарантии и позволили нам привлечь такое число добровольцев на фронт. И здесь, конечно, можно говорить о том, что на фронт идут ради денег, а не из чувства долга. И я скажу, что такие случаи тоже есть. Но я уверен, что социальная поддержка нужна, особенно - семьям погибших бойцов.
Вспомним тех, кто прошел Афганистан и Чечню. У них вообще не было ничего такого, что есть сейчас. Они не получили от государства практически ничего, хотя были достойны этого. Там парни сражались точно так же, как мы сегодня «за ленточкой». И мне жаль, что у них в итоге нет никаких социальных гарантий, права хоть на какие-то льготы и выплаты, сравнимые с тем, что дают сегодня.
Я не рассчитываю на какое-то уважение других, это очень относительное понятие. Кто-то посчитает, что мое решение идти добровольцем на фронт заслуживает уважения, а какой-то пацифист и противник войны в целом никогда не оценит этот шаг. И оба человека будут правы.
Но я могу сказать, что такое внимание к бойцам со стороны государства может повысить статус профессии военного в целом, помочь направить воспитание молодого поколения в правильное с точки зрения патриотизма русло. Молодежь видит, что те, кто принимает решение защищать свою Родину, имеют особый статус в стране, их не бросят и не забудут.
- Как вы считаете, стоит ли обществу готовиться к тому, что у вернувшихся из зоны СВО может развиться психологический синдром, схожий с тем, который был у солдат, воевавших во Вьетнаме и Афганистане? Как это можно предотвратить?
- На самом деле психологические травмы тех, кто прошел какие-то военные действия, это реальность. И они порой беспокоят даже больше травм физических. Я знаю, о чем говорю, потому что сам через это прошел. Когда я проходил лечение после ранения в госпитале в Волгограде, то просто бросился на тротуар, приняв визг тормозов обычной машины за звук падающей мины. Вернувшись домой, я был замкнутым, настороженным, очень плохо спал. Преодолеть все это мне помог психолог в госпитале. Они есть в каждом таком медучреждении.
На самом деле это очень важно. Нужно признать, что есть проблема, что ты в собственной голове все еще находишься на передовой. Это сложно, особенно мужчинам, которые часто воспринимают это как проявление слабости.
В том же фонде «Защитник» предлагают бесплатную психологическую помощь. Опять же, повторюсь, что это нужно расширять, делать более доступным. Но здесь встает еще один вопрос – квалификация тех, кто эту помощь будет оказывать. Важно подготовить специалистов, кто умеет работать с такими травмами, тогда это будет эффективно.
- Выступая с посланием Федеральному Собранию 29 февраля, Владимир Путин сказал, что участники спецоперации, труженики и воины должны стать новой элитой России. Согласны ли вы с такой точкой зрения?
- Тут нужно понять, какой смысл глава государства вложил в эти слова. Насколько я помню, он не говорил, что это должна быть именно политическая элита. А если воспринимать таких людей просто как элиту обществ, то да, наверное, это вполне возможно. Но здесь еще стоит подчеркнуть, что элита – это люди с хорошим образованием, те, на кого будут равняться молодые люди. В принципе государство уже идет по этому пути, открывая ветеранам СВО возможности получать образование и повышать свою квалификацию, участвовать в различных сферах жизни и экономики.
Я не вижу ничего плохого в том, если в ту же политику придут люди с военным прошлым. Конечно, это дано не каждому, не каждый ветеран может быть депутатом или чиновником. Но те, у кого есть такая жилка, обладают очень важными качествами, которые отличают именно военных людей. В первую очередь, это дисциплина. Также в этом списке - любовь к своему делу и верность. Настоящие военные никогда не предадут. Они живут с чувством особого братства, того, что от тебя и твоих поступков в буквальном смысле зависит жизнь других. Я считаю, что такой подход будет полезен и в политике. Тогда мы увидим больше реальных дел и меньше популизма.
- Сейчас нередки случаи, когда подследственные и осужденные чиновники и политики добровольно отправляются на СВО. Понятно, что так они решают свои проблемы с силовиками. Как вы думаете, к чему может привести, если именно такие люди после возвращения снова начнут занимать посты в политике? Нужны ли какие-то ограничения в этой сфере? Или новую элиту могут сформировать и такие люди?
- Да, такие случаи тоже есть. И к ним можно относиться по-разному. Лично я считаю, что людям всегда стоит давать второй шанс, возможность исправиться. Наверное, шанс избавиться от судимости через поездку в зону СВО не стоит давать тем, у кого за плечами какие-то тяжкие преступления. Также с осторожностью стоит относиться к тем, кто вернулся после такого опыта и погасил судимость.
Скажем так, если государству для защиты своего суверенитета нужно выполнить определенные задачи, то здесь, наверное, все способы хороши. Есть возможность привлечь на передовую тех, кто отбывает наказание в тюрьме? Почему бы и нет. Государство достигнет своей цели, а этот человек - своей. Все в выигрыше. Но думаю, что стоит проработать вопрос трудоустройства в органы власти после того, как он вернется. Не уверен, что коррупционерам, которые получили статус ветеранов, есть место в администрациях или кабинетах министров. Пусть исправляют свои ошибки, но в будущем держатся подальше от государственной системы и бюджетных средств.
- Не считаете ли вы, что, разрешая преступникам искупить свою вину через службу в зоне СВО, мы получим подмену понятий патриотизма и личной выгоды?
- Нет, не думаю. Да, у меня и того, кто сидел в тюрьме, разные причины для того, чтобы туда отправиться. Но по факту мы делаем одно дело на благо страны. Повторюсь, интересы государства порой выше всего остального.
Люди, которые идут за личной выгодой, были, есть и будут всегда. Но уверен, что они сами вряд ли посчитают себя после этого элитой, зная, какой опыт у них был за плечами и что ими двигало при принятии решения уйти на СВО.
Евгения Чернова
