Пандемия коронавируса стала серьезной проверкой крепости не только медицинского звена, но и педагогического. Сложности в работе с детьми добавляют угрозы безопасности, такие как негативное влияние интернет-среды, атаки телефонных «террористов», подростковая агрессия, а сейчас еще и военная спецоперация на Украине с участием российской стороны.
В интервью ЕАН министр образования и науки Челябинской области Александр Кузнецов рассказал о цифровых форматах школьной работы, поделился мнением о том, как на процессе обучения могут отразиться военные события на Украине, могут ли патриотическое воспитание или компьютерные игры стать причинами появления школьных стрелков и как в целом обстоят дела с обеспечением безопасности в образовательных учреждениях.
– Александр Игоревич, как дистанционный формат обучения повлиял на образование детей? Может ли дистант стать постоянным?
– Неспециалисты иногда путают образование с обучением. Обучение – это часть образования. Мы не только учим ребенка, но и занимаемся его воспитанием, развитием. И делать это с помощью исключительно дистанционных технологий, в электронном формате – бессмысленная затея. Для процессов воспитания, социализации ребенка необходимо непосредственное участие в коллективной жизни сверстников. Если мы будем абсолютизировать дистант и использовать его в работе с детьми как массовое явление, то будут подвижки в сторону снижения качества обучения в первую очередь и образования вообще.
Но вместе с тем дистант в рамках некоторых форм образовательной деятельности показал себя очень даже позитивно. К примеру, мы понимаем, что у старшеклассников (не говорю уж про студентов) широкое распространение получала лекционная форма работы. Какая разница, лектор перед тобой стоит непосредственно или он на экране монитора? Более того, если в аудитории лектор может работать с пятьюдесятью людьми, то подключить можно тысячу-две людей. Цифровые технологии также позволяют нам персонализировать работу с ребенком, подбирая соответствующий темп обучения, контент в рамках утвержденного государственного образовательного стандарта, делать персональные акценты, учитывающие специфику личности.
– Как думаете, не упадет ли средний балл ЕГЭ из-за введения пандемийного дистанционного обучения ?
– Он будет падать или подниматься не столько от использования дистанта, сколько от того, насколько педагоги владеют этими технологиями обучения. Где-то наладили процесс, а где-то, мы понимаем, не хватает гаджетов, квалификации сотрудников, сетей. Разные преподаватели есть среди 55 тыс. в нашем регионе. Молодые специалисты, может быть, знают, как устроен смартфон, но не слишком хорошо знают, как устроены образовательные платформы. Сейчас ведь много образовательных сервисов.
– Что вы понимаете под «цифровой средой»? Дистант?
– Цифровая образовательная среда не сводится к дистанту. Это очень упрощенный взгляд на вещи. Такая среда нас уже настолько поглотила, что мы порой ее не замечаем: умные вещи, программируемые холодильники, телевизоры, микрочипы в автомобилях. Нужно учить ребенка в этой цифровой среде учиться, жить, профессией заниматься – это наша задача. Цифровая среда все больше будет проникать в нашу жизнь.
Например, электронный дневник – настолько обыденная вещь, что мы, педагоги, на нее внимания не обращаем. Это некая данность (а было новинкой лет 10-12 назад). Я уверен, что подавляющая часть школьников даже не представляет, как можно без электронного дневника и журнала жить. Я пользуюсь сервисом нашей государственной информационной системы образования Южного Урала. Могу оценки своего ребенка посмотреть, статистику по общей массе детей. Это удобно. Другое дело, что первичные данные вносит в систему педагог. Цифровая образовательная среда – следствие цифровой среды, в которой мы живем.
– Разве это не увеличивает нагрузку на педагогов, которые и так завалены бумажной работой?
– Конечно, но лишь в том плане, что нужно осваивать новые сервисы и новые возможности. Если педагог освоил все эти сервисы, то они упрощают жизнь. Приведу пример с Госуслугами: до их появления нужно было ногами идти в какое-либо ведомство, заявление подавать, потом возвращаться снова и снова. Кроме того, учителя все равно тратили бы то же время, но на заполнение бумажных, например, дневников. Тем более, сейчас заполнение идет в режиме онлайн, прямо с рабочего места. Понимаю, что не во всех школах на каждом столе ноутбук лежит, но еще год-два, и у каждого учителя – мы такую задачу ставим – будет персональное цифровое устройство, планшет.
– Правда ли, что молодые люди не хотят идти работать педагогами после получения соответствующего образования (зарплаты, требования к внешнему виду, давление со стороны родителей)? Какая ведется работа по привлечению кадров?
– Это уже мифы: я бы согласился с ними лет 10-15 назад (тогда зарплата педагога действительно была низкой). Я всю жизнь работаю в системе образования, но подобные истории [о давлении из-за внешнего вида – прим. ЕАН] ходят постоянно в разных интерпретациях. Вы думаете, все молодые специалисты работают теми, на кого учились? Когда мы идем учиться, то имеем некий идеал профессии: представляешь все благодаря чужому опыту. Когда уже отучился, то знаешь массу примеров лично. Пошел в мединститут – упал в обморок на первой же практике, увидев кровь. А ведь хотел быть врачом!
Мы идеализируем образ педагога: я так смотрел фильм «Сельская учительница». А потом попал в массовую советскую школу, и, конечно, ожидания не оправдались. Нам как кажется: я диплом получил, в школу пришел, меня там все будут любить. Детей надо завоевать! Опытные педагоги понимают: если ты ребенка в себя влюбишь, то он влюбится в твой предмет, он не будет твоим соперником – он будет твоим партнером в познании окружающего мира. Любовь к физике, химии начинается с любви к учителю физики, химии. Если молодой педагог не смог этого осознать, не смог себя должным образом поставить в классе, то да, его ждут серьезные сложности.
– Какой средний возраст педагогического состава в области?
– Основная масса педагогов в возрасте от 30 до 50 лет. Конечно, хочется, чтобы доля молодых специалистов была выше, но я не сказал бы, что сейчас она какая-то критически низкая. Есть проблема с работоспособным населением: переживаем определенный демографический кризис. Возьмите службу занятости – там практически нет безработных; количество вакансий зашкаливает в любых сферах, в том числе и в нашей. Конечно, директору школы хочется, чтобы был некий рынок труда, на котором он мог бы выбрать педагога, а не просто нанимать пришедшего. Но это иллюзии. Никогда не будет переизбытка рабочей силы, по крайней мере, не в ближайшей перспективе. Айтишная сфера сейчас страдает от нехватки кадров; заводчане говорят, что им станочников не хватает.
Точное количество педагогов варьируется (сводки мы собираем дважды в год): сейчас в Челябинской области открыто 200-300 вакансий. Тут ведь еще зависит от того, как считать. Условно говоря, учитель должен преподавать 18 часов в неделю; тогда если разделить весь этот объем часов, которые ведутся в регионе и учитываются в системе, на 18, то получим идеальное число педагогов, которые должны работать.
Всего в системе образования работает почти 130 тыс. человек, если считать детские сады, вузы, административный, технический персонал, из них 55 тыс. – педагоги. Например, есть воспитатель и помощник воспитателя: первый – педагог, а второй – нет. Есть повара, сторожа, уборщицы, лаборанты… В малокомплектных школах всегда есть надобность в учебно-вспомогательном персонале.
– Каков уровень цифрового образования педагогов? Нет ли ощущения, что дети понимают в компьютерах больше?
– Не надо абсолютизировать знания детей. Мы проводили исследования: познания детей зачастую сводятся к игрушкам, ТикТоку, Instagram, фильтрам, чтоб симпатичнее выглядеть. Насколько это полезно в жизни? Что касается слабой подготовки педагогов к работе в цифровом мире – здесь нет какого-то абсолютного идеала. Я не могу себя назвать суперпродвинутым пользователем различных сервисов, потому что они появляются с астрономической быстротой – не успеваешь! Но такая задача стоит перед многими взрослыми, а не только перед педагогами. Нужно осваивать возможности, предоставляемые технологиями: медицина, жилищно-коммунальное хозяйство, транспорт.
Знания, которые получил 20-30 лет назад в вузе, не спасут: если не будешь постоянно учиться, то проиграешь конкурентную гонку как профессионал.
– Влияют ли компьютерные игры на проявление агрессии у детей, на появление "стрелков"?
– Сами «стрелялки» – нет; вернее, влияние не такое прямое. Здесь другой опосредованный механизм влияния на психоэмоциональную сферу ребенка, когда он не отличает вымышленного мира игры от реального, руша взаимоотношения с людьми, ожидая от них те же реакции, которые он видит в игре. Надо контролировать подобные проявления.
– Нужно ли в школах вводить патриотические уроки с упором на военизированность? Могут ли такие занятия повысить риск возникновения скулшутинга*?
– Умение собирать-разбирать автомат никак не повышает уровень скулшутинга*! Подобное не повышает уровень агрессивности в принципе. Все ребята, которые прошли военные училища, они все агрессивные? Вроде бы нет. Все, кто служил в армии – агрессивные? Тоже нет. Я умею разбирать и собирать автомат Калашникова, служил в армии, но я не стал от этого агрессивным.
– Как в школах организована защита школьников?
– На мой взгляд, пока не очень хорошо. Мы мониторим ситуацию, несколько лет назад вышло постановление об антитеррористической защищенности образовательных организаций, но для нее требуется серьезная финансовая поддержка: физическая охрана на территории школы, ограждения, система контроля и управления доступом, турникет, например, сигнализация, видеонаблюдение. Мы трепетно относимся к этой теме и, конечно, боремся с тем, когда подобные вещи стоят «для красоты». Проводятся периодически проверки. Бывает, что-то ломается, но нет денег, чтобы починить.
– Какова реакция ответственных лиц на псевдоминирования?
– В целом все проходит достаточно организованно, даже по оценкам сотрудников правоохранительных органов. Возникли проблемы с дальнейшим информированием родителей, СМИ, которые используют сведения, полученные будто бы с помощью «глухого телефона». Это проблема отсутствия прямого контакта. Мы этот вопрос обсудили на межведомственной рабочей группе с представителями силовых структур и приняли решение, как с этим работать, как информировать.
– Может ли что-то измениться в образовательном процессе в Челябинской области в связи с событиями на Украине?
– Нет, не думаю. Да, боевые действия – это страшно. Но то, что происходит сейчас, честно говоря… я солидарен с руководством страны. На Западе многие к этому вели. Но на образовательном процессе это точно никак не отразится.
Донбасс-2022 – Вводятся ли новые образовательные программы в регионе? К примеру, появился учебник по экологии для первых и вторых классов. Насколько это эффективно?
– А почему нет? Мы же учим буквы на основании какой-то окружающей жизни. Так почему в вопросах экологии должно быть иначе? В учебнике больше визуализации и меньше текста, а по мере взросления соотношение будет меняться. Литература проходит психолого-педагогические экспертизы, лицензирование. Считаю, что этот учебно-методический комплекс по экологии получился очень удачным. Более того, мы уже получили предложение сделать учебник федеральным, у нас уже запросили права на его тиражирование.
– Есть ли еще подобные образовательные программы, которые могут выйти на федеральный уровень?
– Мы же являемся пилотным регионом по цифровой образовательной среде. Нам важно, чтобы те, кто пойдет за нами, уже не набили тех же шишек: расскажем, как это сделать. Вот проект в рамках патриотического воспитания «Навигаторы детства» – специалисты по налаживанию контактов между школой и социально ориентированными организациями вне школы. Еще функционирует Российское движение школьников, юнармейцы, эколята и прочие. Сейчас очень много общественных организаций, их число увеличивается, к ним обращается государство. И их воспитательный потенциал нужно использовать, чтобы ребята понимали, что творится за пределами школы.
– В этой истории речь шла не о закрытии, а о реорганизации школы как самостоятельного юрлица в филиал более крупной школы, расположенной в этом муниципалитете (такое решение невозможно без решения сельского схода). Сейчас много таких историй.
Школа – это юрлицо: должен быть директор, его заместитель, программист, юрист, закупщик, бухгалтер и т. д. Каждое юрлицо в соответствии с законодательством предполагает ведение качественного документооборота, потому требуются квалифицированные люди. Бывает, в школе, например, всего 6 педагогов и около 100 учеников, а то и меньше. И как эта школа как юрлицо может существовать? В конце концов, директору выпишут кучу штрафов за неправильный документооборот, за неправильные закупки и так далее.
В ликвидации юрлица ничего страшного нет – просто школа будет филиалом другой. Это не отменяет образовательные действия на площадке. Но весь документооборот, экономическая и юридическая составляющая уйдут к специалистам головного учреждения – пускай они этим занимаются. Найти в деревне классных юриста, экономиста и бухгалтера – маловероятно. Мы не устраиваем никаких кампаний по сокращению школ и садиков. Но должен быть здравый смысл и целесообразность.