Житель города Копейска Челябинской области Евгений Волосов стал набирать популярность в сети интернет из-за сообщений с фотографиями и видеороликами из зоны спецоперации. У Волосова есть боевой опыт, он служил в ОМОНе, был кинологом. На СВО южноуралец попал осенью по мобилизации. Сейчас командир отделения взвода разведки находится в коротком отпуске. В интервью ЕАН Евгений Волосов рассказал о боях, оружии и фронтовом быте и поделился своим мнением о перспективах.
– Евгений, чем вы занимались до отправки на СВО?
– В 2003-2005 годах я проходил срочную службу в оперативной бригаде, был сапером. Сначала полгода учился этому, потом уехал в военную часть, оттуда – в командировку в Грозный. Мы проверяли маршруты для колонн военной техники, выставляли заслоны. Потом сразу была командировка в Республику Дагестан. Там тоже выполнял боевые задачи в качестве сапера.
Когда служба закончилась, вернулся в родной Карабаш и принял решение переехать в Челябинск. Сначала устроился в охрану, но всегда хотел посвятить себя военной сфере. Еще в детстве хотел в Суворовское училище поступить, в школе хорошо учился, спортом занимался, художественную школу закончил. В общем, пришел в полицию, устроился в ОМОН. Учился в юридическом институте. В составе отряда был в командировках в Ингушетии и Крыму в качестве бойца. Через несколько лет работы в роте перешел в кинологическую службу. С детства любил собак! Работал с восточно-европейской овчаркой. Сейчас он у меня дома живет. Мы участвовали с ним в многоборье кинологов, двукратные чемпионы УрФО, по России были хорошие показатели. Да и работали с ним в тандеме хорошо.
У меня ребенок от первого брака, во втором трое – им нужно уделять время, и я решил уволиться и заняться предпринимательской деятельностью. Открыл Центр развития предпринимательства в Чебаркуле, свои кафе по области. Но меня тянуло в кинологию, и я стал развивать хаски-центр, зоомагазин. Есть социальный проект: обучаю детей, как обращаться с животными, в том числе с бездомными – это важно из-за нападения животных на ребят.
– Как изменилась ваша жизнь после начала спецоперации?
– Я патриот и стал переживать. Ну и увидел, что идет информационная война. Было много разных новостей, особенно вначале. Но общей картины не понимал. Ладно, я военный, опыт есть, знаю, что в принципе происходит. Смотрю, наши люди начинают сомневаться. Нельзя от этого оставаться в стороне. Решил посмотреть, как на фронте обстоят дела, как местные это все воспринимают. Убедился, что все, что происходит, – правильно.
– Как к вашему решению отнеслись родные?
– Жена, конечно, переживает, но я и раньше в командировки ездил, привыкла. Старается поддерживать во всем. Спрашивала: ты не навоевался? Я говорю, не могу быть в стороне. Тем более на меня сын смотрит.
– Как вы относитесь к тем, кто решил поехать, но в другую сторону – покинуть страну, избежав мобилизации?
– У нас страна большая, а уехали – не знаю, наберется ли 1%. И в армии, и на заводе есть люди, которые просто приходят отсидеться ради зарплаты.
Кстати, те, кто уехал, – поддались панике. На самом деле на передовой находятся в основном люди, которые осознанно хотят там быть. Основная часть проходит подготовку, идет формирование подразделений. Там огромное количество наших войск, но мобилизованных среди них не так много. И профессий очень много. Есть люди, которые готовят еду и возят ее, занимаются связью, работают за компьютерами. Необязательно быть на передовой с оружием в руках.
Но там люди горят желанием поскорее это все закончить, особенно население. Они все устали. Говорят: «Давайте! Только не уходите!» Дети там ходят с российскими флагами.
– Как складывается ваше взаимодействие с местным населением? Люди вам помогают или в большей степени они сами нуждаются в помощи?
– Они нуждаются в поддержке. Но и нам помогают. Я как-то приехал на рынок в один населенный пункт, зашел в магазин, а там очередь человек 20. Я встал, а они такой шум подняли: давайте проходите, вам некогда в очереди стоять, вы нас защищаете.
Мне было важно самому это увидеть и понять.
– А вам встречались те, кто против происходящего?
– Мне - нет. Может быть, и есть кто-то, но они молчат. Так же и с той стороны, я уверен, есть те, кто не согласен, но боится, что их просто прикончат.
Я же смотрю, наблюдаю за противником. Включаю украинский канал и вижу, что они вливают людям в уши.
Там идет не просто негатив против русских, настоящая пропаганда – мотивационные ролики идут один за одним.
– Чем, на ваш взгляд, нынешняя спецоперация отличается от тех событий, в которых вы раньше принимали участие?
– Эта война требует большей концентрации внимания. Постоянно в напряжении находишься. Тяжело быть постоянно на передовой: психологически ситуация сильно выматывает. Эта кампания более технологичная: это дроны, артиллерия, маскировочные действия, разведка и все остальное.
– Вы сейчас находитесь на освобожденных территориях?
– Направление говорить не буду. Военная тайна. Наша группировка - Отважные. Мы меняемся. Постояли на передовой, например, 10 дней – поехали отдыхать, мыться, переодеваться.
– Как устроен ваш быт на передовой? Хватает ли еды, одежды, что требуется?
– Возможно, могут быть разные ситуации. Но тут важна подготовка.
Украинцы вот были не готовы к холодам. Когда брали Соледар, это работал ЧВК «Вагнер», на украинских каналах показывали много обморожений, техника у них не заводилась.
– Отдых организован в военной части или в каких-то соцобъектах, гостиницах, рядом с которыми вы находитесь?
– У каждой бригады построены свои лагеря, пункты временной дислокации. Где-то палатки ставят, если позволяет местность и ситуация. Где есть опасность, блиндажи выкапываются и все закрывается. У нас есть лагерь, баня, горячая вода.
– В местных магазинах есть дефицит товаров?
– В принципе, нет. В городах, где уже более-менее жизнь налаживается, большие магазины есть, универсамы.
Довольствие у нас хорошее, иногда скидываемся с парнями, ездим что-нибудь дополнительно покупаем, мясо, например, когда хочется себя побаловать.
Гуманитарка приходит - классно. Иногда пишут и звонят, спрашивают, чем помочь, мы говорим, что пока хватит. Это же все таскать надо с собой. И хочется, чтобы запас был, и все хорошо в меру.
– Учитывают ваши пожелания, что нужно?
– Конечно. Нужны продукты, которые не портятся. Банку тушенку положил в рюкзак, потом открыл и съел, или с кашей разогрел. Но тушенку, сгущенку, печенье у нас и так выдают. По крайней мере, у нас все есть. Рядом с нами и ахматовцы, и другие подразделения - я не слышал, чтобы жаловались.
– Вы сейчас находитесь в отпуске?
– Отпуск по семейным обстоятельствам – у меня четверо детей. И накопились дела по бизнесу.
– Вы воспользовались возможностью передачи управления на период участия в спецоперации?
– У меня этим занимается бухгалтер, но некоторые вопросы требуют личного присутствия. А вообще по максимуму использую предоставленные государством возможности.
На днях вылетаю в Москву, надо решить вопрос по технике - привезти на фронт квадрокоптер.
– Кстати, о технике. Что вы думаете о поставках танков «Леопард» и другого оружия из Европы и США?
– У нас лучше техника. С нами воюют десятки стран. Но у нас новейшее вооружение пришло, огромное количество. И оно нисколько не уступает. А их – уничтожать не будем, сюда привезем и переплавим. Вся эта иностранная техника – она там не работает. Посмотрите, чем они воюют, какое у них оружие. Автоматы Калашникова, БТР, МТЛБ танки наши, советские. То есть что-то уничтожается, что-то налево, может быть, уходит. Ну и все дело в простоте.
Американский танк в мороз с его электроникой не заведется. У нас водитель-механик в мороз попробовал – не заводится, вытащил пару шланчиков, зажигалкой отогрел – бац, завелось.
– Вы наблюдаете, кто работает со стороны противника?
– Иностранные наемники. Там украинцев-то мало остается.
– Говорят, что не бояться совсем – это ненормально. Есть ли у вас страх за свою жизнь, эмоции в связи с необходимостью убивать других людей, тоска по дому?
– Страх должен быть, этого не надо стыдиться. Но борьба со страхом формируется с детства. Когда я недавно встречался с юными спортсменами, говорил, что важно учиться. Чем больше человек знает, тем более уверенным он становится. Мне интересно наблюдать за людьми: те, кто занимался спортом, лучше себя контролируют. И помогает юмор, анекдот где-то рассказать, улыбнуться страхам назло. Творчество! У нас же в Великую Отечественную войну не зря пели песни, на гармошке играли, танцы устраивали. Это разгружает психику.
Самое страшное в войнах – это видеть смерть, особенно близких. Некоторые не отпускают ситуацию, но эту гирю не надо за собой тянуть, это будет мешать двигаться дальше. В боях ты привыкаешь к выстрелам, хотя и держишь концентрацию. Когда адреналин, ты можешь не думать о том, что происходит.
– Можете ли поделиться каким-либо особенным случаем?
– Я не люблю о себе говорить, больше переживаю за близких, сослуживцев. Больше всего задела история гибели товарища Александра Камакшина, позывной Танк, из Копейска. Когда в начале декабря у нас там было наступление, он с товарищами попал в ситуацию, когда нужно было занять определенные позиции. В одном месте враг подтянулся. И вот эти пять человек, он в том числе, выдвинулись к нему, попали под обстрел АГС. Тем самым они выявили точку, откуда ведется огонь, передали координаты. Тут же наши минометчики уничтожили противника. То есть задачу очень хорошо выполнили. Но потом нарвались там на растяжку. Александр и еще один офицер погибли, трое ранены. Я считаю, что это был героический поступок.
89 человек погибли после удара ВСУ по Макеевке 4 января 2023 в 12:39– Не выходит из головы история с новогодним обстрелом ПТУ, где отдыхали военные.
– Да. Кто-то не воспринимает всерьез предупреждение об опасности использования мобильных телефонов...
– Вы придерживаетесь мнения, что причина в этом?
– А как еще? Ну, может быть, еще был шпион дополнительно. Много разных средств в таких случаях используется, чтобы увидеть цели, я не буду их раскрывать.
– Кстати, о связи. Как вы общаетесь с близкими?
– Я не пользуюсь там ни своими, ни местными сим-картами. Видно же, куда идет звонок. И разговоры слушают. Тем более когда с одного места несколько звонков в Россию... Что у нас есть беспилотные летательные аппараты, которые в радиусе нескольких километров видят и слышат всех абонентов, так и у них то же самое есть. Сотовой связью я вообще не рекомендую там пользоваться. Есть другие способы: те же письма можно писать. Связные есть, продукты привозят, например, – можно с ними доставить.
– Свои видеоролики и фотографии для блога вы снимаете на телефон, а публикуете, когда уже отказываетесь в безопасности?
– Ну конечно! Смотрю, чтобы локацию не было видно и непонятно, где и что находится. Ну и, например, месяц прошел, там никого на том месте уже нет, только тогда какой-либо ролик выкладываю. Ну и другие есть секретики.
– Вашему блогу военный контент добавил подписчиков?
– Да.
– Вам или вашим товарищам приходилось сталкиваться с проблемами с выплатами? Насколько оперативно это решается?
– Были вопросы с картой у одного человека. Он что-то неправильно заполнил, но подошли к командованию и быстро все решили. Одному товарищу помогали делать доверенность, чтобы жена здесь могла в банке снимать деньги с карты.
Оплату мы в декабре только начали получать, то есть через три месяца, потому что было что-то со списками. Было много людей сразу, какая-то служба не справилась. Было такое, что жены наши по этому поводу обращались – есть компетентные органы, это и военная комендатура, и прокуратура. Не надо паниковать. Не бывает ничего идеального. Такие ситуации, я считаю, происходят, чтобы выявлять слабые места и налаживать работу.
– После начала частичной мобилизации бывали публичные обращения жителей области, которые заявляли, что их родных буквально через несколько дней после отправки посылали на фронт...
– Не факт, что на передовую. Республики Донецкая и Луганская немаленькие, со связью плохо.
Никто тебя не отправляет на передовую, если ты не хочешь. Бывало, человек говорит: я не могу, боюсь идти в бой, руки начинает сводить. Пожалуйста, оставайся, смысла от нахождения этого человека на передовой нет.
Вот сейчас все боятся: будет – не будет вторая волна мобилизации. Но знаете, очень много желающих служить, остаться на контракт, себя проявить, потому что открываются большие возможности. Армия сейчас будет развиваться, станет технологичнее.
Главнокомандующим поставлена задача довести численность армии до 1,5 млн человек. Скорее всего, будут проводить сборы периодически, чтобы люди увидели, как все это работает, какие планы и кто-то захотел остаться служить.
Мы сами на передовую просились побыстрее, чтобы поехать помогать, поддерживать. Никто не заставлял. Но надо было пройти обучение в лагере.
– Когда, на ваш взгляд, закончится спецоперация, каких целей для этого нужно достичь?
- Я думаю, формат спецоперации закончится тогда, когда границы регионов, которые присоединили к Российской Федерации, будут освобождены. Дальше она перейдет в контртеррористическую операцию.
То есть уже активных, масштабных военных действий не будет. Но это небыстро. Территории будут планомерно зачищаться, города - отстраиваться. Самое активное сопротивление, думаю, скоро закончится. Но страны Запада, я думаю, так быстро не сдадутся: будут информационную войну вести. Многие даже не знают, что происходит на самом деле. Это же гибридная война. Если пакостника загнать в угол, он же не успокоится, будет еще искать способы напакостить. Но все равно добро побеждает, все будет хорошо!
