На этой неделе исполнится пять лет со дня, когда Юлия Сударенко заняла пост уполномоченного по правам человека. Недавно депутаты заксобрания Челябинской области одобрили ее переназначение на эту должность. Юлия Сударенко заступит на новый срок 6 апреля. В преддверии этой даты ЕАН поговорил с омбудсменом о том, что удалось сделать за пять лет работы и какие задачи предстоит решить. Мы обсудили проблемы участников СВО, инвалидов, взаимодействие уполномоченного с властью и силовиками.
— Что вы считаете главным итогом своей пятилетней работы?
— Я бы, наверное, не стала приводить какие-то конкретные примеры и ситуации, когда мы помогали людям, восстанавливали их права. Я скажу о том, что за пять лет мы приучили себя к такому подходу к заявителям, при котором каждое обращение важно, потому что это судьба человека. Нет какой-то классификации по степени важности. Каждое обращение, поступающее к нам, находится на первом месте. Вот этот подход — главное для нас. К нему за пять лет привыкли все органы власти, правоохранительные органы. Наш решительный настрой передается и им. У нас получилось выстроить конструктивное взаимодействие со всеми органами, начиная от прокуратуры и заканчивая главой любого нашего муниципалитета. Наши коллеги, партнеры знают, что если мы выявили нарушение прав, то мы обязательно добьемся их восстановления. Если не получится путем взаимодействия, то с помощью судов.
Все это привело к тому, что и уровень доверия со стороны жителей Челябинской области вырос. Информированность людей о том, что существует институт уполномоченного по правам человека, тоже растет.
Люди часто говорят, что пришли к нам, потому что их соседи, родственники, коллеги рассказали, что здесь они нашли помощь. Доверие со стороны людей и авторитет среди органов власти — это, наверное, и есть основные итоги моей пятилетней работы.
— Какие обращения больше всего запомнились вам за пять лет работы?
— Любой хирург помнит всю жизнь свою первую операцию. Конечно, я тоже запомнила первые обращения. Например, был случай, когда ко мне обратилась мама ребенка-инвалида. Это был уже взрослый ребенок, который в то время находился в реанимации. Мама очень переживала за его здоровье, она беспокоилась, правильно ли его лечат. Мы работали в режиме нон-стоп, я смотрела прямой эфир из реанимационной палаты. Мы до сих пор на связи с этой семьей, знаем, что у них происходит, всегда стараемся оказать помощь.
Еще я всегда запоминаю и горжусь теми случаями, когда для помощи объединяются простые люди: прохожие, соседи. Потом мы подключаем органы власти, некоммерческие организации, депутатов всех уровней, чтобы помочь какому-то конкретному человеку. Например, расскажу историю прошлого года.
Гражданин Армении приехал на заработки в Челябинскую область, тяжело заболел и оказался в больнице. Ему оказали неотложную медицинскую помощь, но он был в таком тяжелом состоянии, что не мог выйти из больницы и вернуться на родину. Здесь у него не было ни родных, ни близких. Женщина, которая в то же время проходила лечение в больнице, на протяжении года приносила мужчине продукты, еду, покупала лекарства, заботилась о нем. Именно от этой женщины мы узнали его историю и сделали все, чтобы его мечта вернуться домой сбылась.
Мы подключили органы полиции, чтобы легализовать его статус. Мы подключили аппарат уполномоченного по правам человека в Армении, чтобы они организовали его встречу и госпитализацию в местное медицинское учреждение. Мы подключили Евгения Косовских, известного как доктор Женя, чтобы он сопровождал его в полете, потому что мужчина без врача лететь не мог. Мы подключили депутата гордумы Вигена Мхитаряна, который оплатил перелет.
Были ситуации, когда мы помогали одиноким старикам, о которых нам сообщали их неравнодушные соседи. Люди переживали, что, допустим, неделю не видели вот эту бабушку, думали о том, все ли с ней в порядке. Нам удавалось иногда не только помогать, а буквально спасать жизни, потому что человек действительно находился в трудной ситуации. Такая консолидация усилий общества и государства всегда радует.
— В ежегодном докладе вы сообщили, что в прошлом году вам поступило наибольшее количество обращений за последние пять лет. С чем это связано?
— В первую очередь это, конечно, связано с тем, что у нас продолжается специальная военная операция. Более 800 из почти 5 тыс. обращений, которые мы получили в прошлом году, поступили от участников специальной военной операции и членов их семей. Еще мы связываем это с тем, что больше личных приемов провели. Мы больше ездили по территориям, местам принудительного содержания.
Чем чаще ты идешь к людям, тем больше ты получишь обращений. Кроме того, институт уполномоченного становится все более известным. Все больше людей узнают, что существует такой способ защиты прав, и обращаются к нам.
— С какими проблемами к вам чаще всего обращаются участники СВО и их семьи?
— Сейчас чаще поступают обращения, связанные с розыском пропавших. Военнослужащий длительное время не выходит на связь, семья не знает, что с ним, где он. Если у них есть извещение о том, что он без вести пропавший, они просят оказать содействие в его розыске. Такие запросы составляют более половины от всех обращений, поступающих от этой категории граждан. Также встречаются обращения, связанные с неполучением денежного довольствия или с его получением не в полном объеме, с неполучением выплат в связи с ранением или гибелью. Встречаются обращения, связанные с неоказанием надлежащей медицинской помощи.
Не так часто, но все-таки встречаются обращения, которые содержат просьбу об увольнении с военной службы, о расторжении контракта в связи с различными семейными обстоятельствами. Допустим, мама или папа стали недееспособными, за ними некому ухаживать. Все силы, конечно, направлены на то, чтобы военнослужащих оберегать, защищать и помогать им.
— Какие советы вы можете дать близким военных, которые пропали без вести? Что делать человеку, который потерял связь с родственником?
— Мы всегда рекомендуем подождать месяц, потому что боевые задания за один-два дня не выполняются. Их могут отправить и на три-четыре недели. Если месяц прошел, никакой информации нет, то первым делом нужно пойти в региональный фонд «Защитники Отечества». Сейчас по решению Министерства обороны Российской Федерации все полномочия по розыску пропавших без вести возложены именно на фонд «Защитники Отечества». Это сделано для того, чтобы была единственная точка входа, потому что когда занимаются этим все подряд, то это никому на пользу не идет. Многочисленные обращения по поводу одного и того же человека отвлекают Министерство обороны от того, чтобы сделать все возможное, чтобы найти этого человека.
В фонде «Защитники Отечества» необходимо заполнить анкету — розыскную карту. Там следует указать всю известную информацию о военнослужащем. Родственники сдают тест ДНК, после чего фонд начинает отрабатывать все сведения. Информацию о ДНК передают в ростовский центр, где происходит опознание тел, военно-следственные органы и Министерство обороны. Следующий шаг — подача обращения в Международный комитет Красного Креста.
Почему туда? Потому что мы не исключаем возможность нахождения военнослужащего в плену. В международный Красный Крест могут обратиться только родные. Там не рассматривают обращения органов власти и должностных лиц, то есть мои обращения они рассматривать не будут. Если они точно знают, что пропавший человек находится в плену, они об этом скажут. Бывают ситуации, когда родственники самостоятельно ищут в telegram-каналах фотографии или видео со своими пропавшими родственниками. Если есть фото или видео с доказательством, что человек находится в плену, можно обратиться с этими материалами в адрес уполномоченного по правам человека, в Министерство обороны, военную полицию, военно-следственный отдел. Если к нам обращаются с такой информацией, мы обязательно ее передаем в Министерство обороны, органы военной полиции и уполномоченному по правам человека в Российской Федерации Татьяне Москальковой. Наша задача состоит в том, чтобы Министерство обороны точно знало, что этот человек в плену, чтобы его включили в список на обмен.
Родственники очень часто просят нас включить их близких в список на обмен. Мы на эти процессы никак повлиять не можем. Это очень сложный процесс, в котором задействованы многочисленные органы не только российской, но и украинской стороны. Списки формируются двумя сторонами.
— С какими трудностями вам приходится сталкиваться при оказании помощи жителям?
— Для меня основная проблема заключается в отсутствии времени. Его всегда катастрофически не хватает. Кто такой уполномоченный по правам человека? У меня нет заместителя. Человек хочет помощи именно от меня. И вот в этих 2,5 тыс. обращений, которые я получаю, я лично должна разобраться.
В аппарате заведен такой порядок, что работа по каждому обращению начинается незамедлительно. Максимум два-три дня я даю на то, чтобы разобраться и подготовить необходимые письма, запросить информацию, документы.
Сроки, которые мы ставим органам власти, тоже короткие. По закону они не 30 дней, как для обычных обращений, а вдвое меньше — 15 дней.
Но часто, когда видим, что человеку нужна экстренная помощь, можем установить более короткие сроки: три-пять дней. Мы понимаем, что наши органы власти находятся в такой же ситуации с нехваткой времени, но мы настраиваем коллег на то, что нужно максимально ответственно и эффективно отрабатывать любую жалобу гражданина.
Вторая проблема заключается в долгой коммуникации. Особенно актуально это для обращений, связанных с участниками СВО. Мы понимаем, что связаться с воинскими частями, находящимися в зоне спецоперации, по телефону или интернету невозможно. Нужно пользоваться обычной почтой, запросы идут очень долго. Вот эта длительная коммуникация очень мешает нам. В тех случаях, когда информация нужна экстренно, мы совершаем подвиги, чтобы получить сведения прямо сейчас. Например, в прошлом году, когда ВСУ вторглись в Курскую область, родители не знали, где находятся их дети, проходящие срочную военную службу. У нас были такие обращения. Мы понимали, что родители в панике, никакой информации нет. И мы помогали, за сутки находили информацию о ребятах, что они живы и здоровы.
— На что жители региона стали меньше жаловаться за последний год?
— Меньше в прошлом году стали жаловаться, как ни странно, на судебных приставов. Мы видим тенденцию, что из года в год количество жалоб на службу судебных приставов сокращается. В том году поступило всего 39 жалоб.
Мы это связываем с тем, что сейчас очень развиты информационные технологии. Всю информацию можно получить на «Госуслугах», в личном кабинете. Из того небольшого количества обращений, которые поступают ко мне, мы очень редко находим нарушения прав.
На 20-30% снизилось количество жалоб на правоохранительные органы. Полицейские очень быстро отрабатывают наши обращения, жалобы, никогда не искажают информацию. Если действительно сотрудники полиции допустили хоть какое-то нарушение, они всегда о нем честно скажут. Если есть на то основания, то привлекут к дисциплинарной ответственности этого человека.
— В прошлом году в Госдуме звучало предложение создать институт уполномоченного по правам инвалидов. Как вы считаете, есть ли в этом необходимость?
— Я лично твердо убеждена, что этот институт не нужен. В Российской Федерации есть регионы, где институт уполномоченного по правам человека работает уже на протяжении 20-25 лет. Эти институты сформированы давно, обладают компетенциями абсолютно во всех сферах. Если уполномоченный - профессионал и добросовестно исполняет свои обязанности, вникает и погружается в проблемы всех категорий граждан, в том числе и инвалидов, то отсутствует необходимость в создании дополнительного института.
Достаточно всегда быть на связи с самими инвалидами, с общественными организациями инвалидов, находить время для общения с ними.
— Как часто к вам обращаются инвалиды?
— Обращений от инвалидов поступает не так много, они не так часто требуют чего-то. О проблемах мы узнаем, как правило, во время общения с ними на каких-то площадках. Допустим, приходим на спортивные соревнования среди инвалидов, там с ними общаемся и узнаем. Если ты будешь хорошо работать, то ты поможешь и инвалидам, и участникам специальной военной операции, и детям, и пожилым людям. Главное — работать на совесть.
— С какими проблемами чаще всего обращаются инвалиды?
— Разного рода обращения. Есть обращения, связанные с отсутствием доступной среды. Вот я в любое учреждение прихожу — в театр, в кино, в магазин и волей-неволей оцениваю, сможет ли сюда попасть инвалид. Мы понимаем, что инвалиды не всегда проявляют активность в защите своих прав, поэтому создали при уполномоченном экспертный совет по делам инвалидов, который занимается и мониторингом доступной среды. Даже в отсутствие жалоб от людей мы выезжаем в муниципалитеты, вместе с общественными организациями инвалидов, органами прокуратуры посещаем все социально значимые объекты: банки, многофункциональные центры, поликлиники, здания администраций и так далее.
Второй блок проблем связан с вопросами реабилитации. В Челябинской области до сих пор нет учреждений, которые занимались бы комплексной реабилитацией инвалидов. В конце 2023 года подготовили специальный доклад уполномоченного по правам человека, посвященный этим вопросам. Когда мы подняли эту проблему, было принято историческое решение: в регионе будет построен современный многопрофильный реабилитационный центр для инвалидов. В этом году начнутся работы по проектированию. Также было принято решение о том, что необходимо построить специализированный спортивный центр для инвалидов.
Наши инвалиды очень активные, многие из них занимаются и физической культурой, и профессиональным спортом, участвуют в Паралимпийских играх, чемпионатах различного уровня. На последней зимней Спартакиаде Челябинская область заняла пятое место в командном зачете.
Мы уже показываем серьезные результаты, хотя у нас пока нет специализированных учреждений. Сейчас будем строить этот спортивный объект, для него уже нашли земельный участок на проспекте Победы. По этим двум объектам проектирование стартует в этом году, мы надеемся, что стройка начнется в 2026-м.
С 1 марта вступил в силу закон, посвященный комплексной реабилитации инвалидов. Мы сейчас как раз будем заниматься мониторингом того, как он будет реализовываться на территории Челябинской области. Есть обращения от инвалидов, которые касаются технических средств реабилитации. Здесь мы тоже выявили системную проблему. Не все технические средства реабилитации, которые людям жизненно необходимы, включены в федеральный перечень технических средств реабилитации, предоставление которых происходит за счет средств Социального фонда России. И мы просим, чтобы на уровне Челябинской области утвердили дополнительный региональный перечень средств, которые люди могут получать за счет областного бюджета.
— Часто ли поступают обращения из мест лишения свободы?
— Каждый год примерно одинаковое количество жалоб из таких мест поступает. В прошлом году, например, их было 133. Это всего на 5% больше, чем годом ранее. И не всегда эти обращения связаны с жалобами.
Очень часто нас просят, чтобы мы разъяснили законы, помогли установить родственные связи, наладить связи с детьми, родственниками и так далее, помогли восстановить, найти какие-то документы.
Эта работа ведется планомерно. Мы выезжаем не только по жалобам, мы выезжаем в плановом порядке. Примерно один-два раза в неделю я или сотрудники моего аппарата посещают те или иные места принудительного содержания. Это и исправительные колонии, и следственные изоляторы, и изоляторы временного содержания. Очень часто с нами едут прокуроры. Мы проходим абсолютно все камеры, со всеми общаемся. Все, у кого есть вопросы, имеют возможность их задать. Любое обращение оттуда в мой адрес не подлежит прочтению сотрудниками этого учреждения. Задача администрации учреждения — в течение 24 часов направить это обращение в мой адрес, не читая о том, что там написано. Мы незамедлительно реагируем на тревожные обращения. Много раз было такое, что утром я пришла на работу, получила и прочитала обращение, через полчаса села в машину и поехала. Мы делаем все, чтобы не допустить нарушения или их устранить.
— Какие жалобы чаще всего поступают от заключенных?
— Чаще всего жалуются на неоказание или некачественное оказание медицинской помощи, на проблемы с получением инвалидности, на небольшую заработную плату.
Доходы связаны всегда с нормой выработки. Будешь много и хорошо работать — будет у тебя достойная зарплата. Мы общались с разными людьми, которые выполняют план и перевыполняют его. Получают они очень маленькие деньги. Человек, когда работает там и получает зарплату, еще и отдает деньги на свое содержание. Если ты не работаешь, за тебя платит государство. Если ты работаешь, то ты возмещаешь государству стоимость своего пребывания. У многих из них есть исполнительные листы. По решению суда они обязаны возместить потерпевшим ущерб. У них еще из заработной платы удерживается вот эта сумма.
Важно отметить, что в исправительных учреждениях на лицевой счет осужденных зачисляется независимо от всех удержаний не менее 25% начисленных им заработной платы, пенсии или иных доходов, а на лицевой счет осужденных, достигших возраста, дающего право на назначение страховой пенсии по старости, либо являющихся инвалидами первой или второй группы, несовершеннолетних осужденных, осужденных беременных женщин, осужденных женщин, имеющих детей в домах ребенка исправительного учреждения, — не менее 50% начисленных им заработной платы, пенсии или иных доходов. Наша задача - следить за тем, чтобы все, кто хочет работать, имели возможность реализовать свое право на труд. Иногда бывает такое, что работы нет. Мы всячески содействуем, чтобы находили заказы, партнеров, чтобы каждый осужденный был обеспечен работой и доходом, а в идеале — мог помогать своим семьям.
— В докладе об итогах работы за пять лет вы сообщили, что в прошлом году поступило много обращений от пострадавших при паводке. На что конкретно жаловались жители?
— Были ситуации, когда еще вода не ушла и нам приходили просьбы о помощи. Надо отдать должное главам этих территорий. Они лично выезжали по всем нашим обращениям и просьбам, приезжали к людям, оценивали ситуацию, принимали решения, привозили помпы, насосы, откачивали воду.
Потом последовали обращения, связанные с тем, что люди не получили какие-то выплаты. Уже сколько месяцев прошло с лета, а нам до сих пор поступают такие жалобы.
Люди сообщают, что комиссия администрации приходила, составила акт, но решение о выплате принято не было, было отказано. То есть комиссия посчитала, что ущерб имуществу не нанесен. С такими обращениями мы, конечно, работаем, но сейчас с ними работать сложнее. Когда воды уже там давно нет, невозможно оценить то, в каком состоянии было имущество до паводка.
Есть ли прямая связь между тем, что был паводок, и тем, в каком состоянии находится дом? Может быть, этот дом и до паводка был в непригодном состоянии.
Поэтому мы всем разъясняем, каким образом нужно защищать свои права, что нужно пригласить комиссию, признать дом непригодным, а потом уже в судебном порядке доказывать, что вот эти последствия связаны с тем, что дом подвергался воздействию воды из-за паводка.
— В середине марта жители Аши тоже пострадали из-за наводнения. Поступали ли от них жалобы?
— Пока ни одной жалобы от них мы не получили. Если вдруг получим, то, конечно, будем разбираться.
— Насколько актуальна проблема отсутствия маневренного жилья в муниципалитетах?
— Давайте сначала поговорим о том, зачем нужно маневренное жилье. Это жилье, которое предоставляется гражданам, когда их жилье признано аварийным и непригодным для проживания. Это, например, те люди, которые утратили жилье в связи с пожаром. Это люди, которые не смогли оплачивать ипотечный кредит, и банк по решению суда забрал у них ту квартиру, которую они приобрели с помощью ипотеки. Вот это те категории людей, которым должно предоставляться жилье из маневренного фонда.
Время от времени к нам обращаются люди, которые оказались в одной из таких ситуаций. Они обращаются в администрацию, а им говорят, что такого фонда либо нет, либо он есть, но уже предоставлен другим людям. В таких ситуациях мы связываемся с прокуратурой, которая обращается в суд с иском об обязании расширить или создать маневренный фонд. В прошлом году мы попросили муниципалитеты сообщить о том, какая ситуация у них с маневренным фондом.
Оказалось, что в некоторых муниципалитетах оно вообще отсутствует. И они признают проблему, что оно отсутствует, но пока у них нет финансовой возможности его приобрести.
В некоторых муниципалитетах оно есть, но в небольшом количестве. Можно сказать, что только города говорят о том, что оно есть и его достаточно. Некоторые муниципалитеты сообщают, что вообще не видят необходимости в его создании, но это недальновидно. Сегодня у тебя нет таких людей, а завтра они появятся, и ты обязан им помочь, потому что это твои прямые полномочия. Будем продолжать делать все, чтобы такое жилье появилось там, где его нет. Еще будем заниматься тем маневренным жильем, которое не соответствует требованиям, предъявляемым к жилому помещению.
Мы видим, что даже сами администрации в своих актах пишут, что для проживания в нем требуется существенный ремонт. Раз это ваша собственность, вы его сначала отремонтируйте, а уже потом предоставляйте гражданам. Следите за тем, чтобы эти помещения всегда находились в надлежащем состоянии.
— Какие муниципалитеты считают, что маневренное жилье не нужно?
— В Варненском районе, например, вообще нет маневренного фонда. Они считают, что нет необходимости в его создании. Но он должен быть. Сегодня у тебя все хорошо, а завтра у тебя погорельцы и семья с маленькими детьми осталась на улице. Что ты будешь делать? Как ты будешь помогать? Вот Челябинск говорит, что у них достаточно таких помещений, я им верю, ни разу не сталкивалась с тем, что кто-то жаловался.
— Какие цели вы ставите для себя на новый срок?
— Первое — это мониторинг создания системы комплексной реабилитации. И это связано не только со строительством новых центров, о которых я сказала ранее. Это связано с тем, что необходимо будет создать отлаженную систему взаимодействия между всеми органами государственной власти, чтобы комплексно осуществлять реабилитацию каждого человека, признанного инвалидом. В этой работе будут задействованы министерство социальных отношений, министерство здравоохранения, министерство спорта. Если раньше человек должен был сам пойти и попросить, то сейчас органы власти должны проактивно заниматься этим и отчитываться. Это очень важно, потому что у нас сейчас участники СВО возвращаются, они будут нуждаться в этой помощи.
Вторая цель связана с законом о пробации, который вступил в силу с 1 января этого года. Речь идет о социальной адаптации, ресоциализации осужденных, которые выходят на свободу. Это опять история про то, как все должны работать во взаимодействии, потому что минсоц будет человеку оказывать социальные услуги, инспекция по труду будет искать ему работу, минздрав будет его лечить, если у него есть хронические заболевания. Системы должны заработать как часы, и все должны друг другу помогать. Мы будем за этим пристально следить.
Третье направление касается просветительской работы среди молодежи и детей. К сожалению, наш регион находится на первых позициях по количеству преступлений среди несовершеннолетних. У нас много преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков. Посещая колонии, мы видим, что у нас там очень много молодежи, которая отбывает наказание за незаконный оборот наркотиков. В прошлом году мы создали молодежный совет при уполномоченном по правам человека, куда вошли активные студенты. Вместе с ними мы посещаем школы, университеты, колледжи. Мы берем с собой адвокатов, сотрудников правоохранительных органов и рассказываем детям о том, к каким последствиям могут привести их необдуманные шаги. Мы будем расширять наше взаимодействие и сотрудничество со всеми молодежными организациями, которые присутствуют в нашем регионе. Нам нужно максимально снизить преступность среди молодежи и вовлечь больше людей в общественно полезную деятельность.
Моя основная цель и задача — быть самым близким и самым понятным чиновником.
Трое челябинских бойцов вернулись из украинского плена19 марта в 20:11
