Пожары, от которых пострадали бараки Екатеринбурга за последний месяц, можно назвать своего рода эпидемией. В результате возгорания в одном доме на Омской погибли 8 человек.
Историк и автор экскурсий по Екатеринбургу Артем Беркович рассказал о серии пожаров, которая произошла в нашем городе почти два века назад. В те далекие времена банда поджигателей была поймана после того, как сгорел дотла дом главы города, но едва ли тогда предполагали, что происходящее может привести к огненной форме социального протеста.
24 сентября 1839 года. Все началось с пожара в сарае с сеном
В этот день никто не придал значения тому факту, что там, где сейчас находится улица Хохрякова (на тот момент улица Волчий Порядок), в 10:00 произошел пожар.
«Зажжен сарай с сеном, принадлежащий мастеровому Ивану Чуркину. Убыток 80 рублей», - немногословно отмечено в документе.
Спустя день возле золотопромывальной фабрики нашли записку, в которой говорилось, что сарай мастерового Чуркина сгорел не сам по себе, а был намеренно подожжен злоумышленниками и что пожаров будет еще 40. Злоумышленники грозились, что будут «побиты генералы».
Тогда же при Екатерининском соборе (сегодня фонтан Каменный цветок) на окне сторожевой комнаты обнаружена другая записка: злоумышленники обещали спалить церковь, если в назначенное время на крыльце не окажется 25 рублей выкупа. Однако происходящему не придавали должного внимания, пока не случилась настоящая трагедия.
27 сентября 1839 года. Район 8 Марта полыхал
В 15:00 на улице Уктусской (ныне 8 Марта) загорелась баня, в условиях сильного ветра пламя перенеслось на соседние дома: сгорели 21 деревянных и 2 каменных зданий. Один дом принадлежал главе города.
В официальном сообщении говорится, что «после полудни в третьем часу при довольно сильном и порывистом ветре в улице, состоящая при доме мещанской жены Сабениной баня вдруг обнялась пламенем, отчего сгорел до основания деревянный дом Сабениной, соседних деревянных же 21 и каменных 2 дома, из каковых один принадлежал Городскому голове Савельеву. Сверх того от сильного жару сгорели у Сошествиевской церкви крест и две маковки».
Остановить пламя удалось только после того, как были разобраны еще 12 домов на той же улице. Ущерб от пожара оценивался в огромную по тем временам сумму - до 250 тыс. рублей.
Спустя несколько дней появилась еще одна записка, ее подкинули к дому главного горного начальника Глинке, которому принадлежала почти неограниченная власть на Урале. В письме вновь угрожали и требовали денег.
После того, как жилище главы города было превращено в пепел, а к дому влиятельного человека подкинута записка с угрозами, власти серьезно взялись за расследование.
По "горячим следам" была быстро обнаружена банда преступников. Она состояла из мастеровых окрестных заводов и крепостных, возглавляемых неким Степаном Петровым, сознавшимся в поджоге Уктусской улицы. Орудием преступления служила смесь селитры, крепкой водки и винного спирта. Цели поджигателей были очевидны: «зажигательство было делано только для того, чтобы воспользоваться имуществом, выносимым обывателями во время пожара из домов». Тогда всем показалось, что можно вздохнуть спокойно. Однако не прошло месяца с последнего пожара, как стало известно о новом.
20 октября сгорели деревянные службы маркшейдера. Это было начало эпидемии поджогов. В поджоге сознался дворовой человек маркшейдера. Злоумышленнику было всего 13 лет. В доме унтер-шихтмейстера Налимова за неделю было найдено пять поджогов, «в сем зажигательстве открылась малолетняя воспитанница его Анна Григорьева, 12 лет», причина - «строгое обращение с нею воспитателей».
5 ноября прислуга «по неудовольствии к господам своим» сожгла до основания службы в доме наследников Варвинского.
9 ноября у мещанки Акулины Коробковой сожжены службы. Виновницей оказалась находящаяся у нее в услугах 16-летняя девка Прасковья Алферова, она сделала это «в мщение за строгое обращение с нею хозяйки».
Всего за три месяца в Екатеринбурге зарегистрировано около 17 пожаров и попыток поджогов, в среднем по одному в пять дней. Но как бороться с женщинами и подростками, до этого не замеченными в злонамеренных поступках? Банальное уголовное преступление подтолкнуло их к необычной форме социального протеста, принявшего характер настоящей эпидемии. Можно только догадываться о том, какие нравы царили за толстыми деревянными ставнями и заборами частных домов, насколько унизительным было обращение со слугами, если они предпочитали каторгу своему бесправному положению. Властям оставалось только призывать хозяев относиться к прислуге так, «как подобает истинно христианским и человеколюбивым владетелям».
К концу 1839 года поджоги прекратились так же внезапно, как и начались.
Будем надеяться, что пожары в Екатеринбурге наших дней тоже прекратятся. Впрочем, как говорит Леонид Каневский: «Это уже совсем другая история».