В Свердловской области функционируют 85 детских домов. На их содержание тратится 5 млрд рублей. Общая численность воспитанников, согласно официальным сводкам, — 5 - 7 тыс. детей. Ежегодно около 500 воспитанников выпускается в мир.
«Он вообще боится людей. Первое время не мог зайти в торговый центр — паника начиналась», - описывает читатель ЕАН своего друга.
Встреча проходит в кафе, сам Андрей (из этических соображений имя изменено) сидит рядом. Худощавый, 27 лет, на вид подросток, хмурый взгляд, обращенный внутрь. Татуировки, пирсинг. Частный предприниматель. В целом состоявшийся в жизни молодой человек, вздрагивающий от любого громкого звука — привык так со времен детдома.
«У меня мать из этого же детского дома. Когда она меня родила — меня нашла женщина на помойке, год я у нее прожил, а потом она меня отнесла в детский сад при детском доме», - наконец Андрей тоже начинает говорить, рассказывать о себе, о жизни в детском доме.
«Как жилось? Ну вот, к примеру, воспитатели крали подарки у детей. Допустим, Новый год наступил — мэр пришел, подарил подарки, ты их сдаешь воспитателю «на хранение». Утром встаешь, а тебе говорят: «Твой подарок исчез».
Могли поставить в угол абсолютно ни за что, приходит воспитатель и, ничего не объясняя, может поставить в угол. Или вообще посадить в чулан, и сидишь там сутки, без еды. В туалет тоже не выпускают. Выпустят только перед школой, потому что на уроки ты не можешь не ходить. Но страшно, это не когда в чулан — когда в изолятор и ты там один неделю, две. Туда могли отправить, к примеру, если у тебя перелом руки, а ожидается визит мэра или еще кого-нибудь — чтобы картину не портил».
За время пребывания в детдоме Андрей получил сотрясение мозга, более десятка переломов — он и сам не знает точно, сколько их было. Говорит: руки все переломаны по несколько раз точно. И стулом, и просто когда воспитательница била со всей силы о косяк, а он пытался закрыть голову руками.
«Была такая ситуация: меня положили в больницу на операцию — две недели я там лежал. И один раз только ко мне пришел посетитель — парень из нашей группы. Сказал: воспитательница передала, что тебе кирдык. Почему? Не объяснил. А когда из больницы пришел — воспитательница всех собрала, подняла мой матрас и сказала: вот это все он своровал у вас за две недели. А там тетрадки, дневник чей-то, одеколон, бритва какая-то — меня так начали бить, что я обратно попал в больницу».
Ну или такая вот зарисовка: «Когда ты маленький, тебя это не смущает, потому что ты маленький и все воспринимается нормально. А когда перешли в 7-й, 9-й класс — я вообще перестал в душ с нашей группой ходить. Потому что ты моешься, а воспитатель стоит и смотрит. Ей больше 60 лет было». По словам Андрея, когда пожаловался директору на присутствие воспитательницы в душе — его просто в очередной раз избили.
Стоит отметить, что подобное издевательство имеет вполне рациональное объяснение. По этой же причине, к примеру, в российских больницах в ответ на просьбу врачу объяснить, что он делает и почему выписывает именно эти лекарства, можно услышать демонстративно усталый, сухой ответ - так надо. Так принято. В больнице объясняется тем, что врач лучше знает и неприлично его отвлекать от раздумий. А в детском доме — авторской методикой воспитателя, чтобы не допустить эксцессов среди подростков. Что происходит при этом в душе́ человека — не имеет значения, пусть терпят. Так мы воспитаны.
Жаловаться на побои, кстати, нельзя. Во-первых — упекут в дурку: «Когда тебя приводят в травмпункт, тебе сразу говорят, что, если скажешь, что травму получил в детдоме, а не сам где-то на улице, — упекут в дурдом», - рассказывает Андрей. Во-вторых — даже если расскажешь, по словам моего собеседника, такое все-таки бывало, то полиция по закону будет опрашивать представителей несовершеннолетних — воспитателей. А это как раз тот, на которого ребенок пожаловался.
На этом фоне мелочью звучат истории про поваров, приворовывающих остатки еды из детдома домой, и не только поваров. «Когда постарше был, сидишь, бывало, на кухне, а там килограммами мясо куда-то понесли, спрашиваешь куда? А тебе говорят: да это директор попросила сыну в Екатеринбург отправить». Или такая: «Ты работаешь все лето для Автодора — а деньги могли потом отдать: их получала директор и уже сама ими распоряжалась как-то».
Сбегал, работал дворником, помогал в садах — где придется. Ловили, возвращали.
Работать приходилось и на воспитательницу, но уже бесплатно. «Бывало, воспитатель заманивала к себе в гости — помириться или вообще усыновить обещала. Ну и все равно ж думаешь: лучше с такой мачехой жить, которая тебя будет бить, чем в интернате, где тебя все бьют. И ты приходишь, помогаешь по дому, в огороде бесплатно.
Был случай: она меня пригласила. Она в частном жила — у нее там пристройка была для собаки, и та там за месяц наделала своих дел, а она за нею не убирала. И она такая говорит: «Помоги немножко», - дала совок, перчатку и мешок, куда все собирать. И когда я в комнату эту зашел - она меня там закрыла: убирай».
Детям угрожают не только педофилы и маньяки, но и вполне добропорядочные, заслуженные педагоги.
В полиции тоже полно законопослушных людей.
«Был такой случай: парень в общаге в училище жил сначала в одной комнате, потом в другой. Я с утра ушел на работу, вечером пришел — ко мне этот парень подходит и говорит, что я у него украл телефон. Вызвали полицию, меня увезли, говорили: «Тебе ведь все равно ничего не будет», - повесили на меня эту кражу. И вот потом, когда меня осудили, этот парень нашел свой телефон и даже не извинился». Присудили Андрею 280 часов отработки и штраф "потерпевшему" — тысячу рублей. Отрабатывал там же, в суде: таскал документы, мыл машины приставам, потом бежал на основную работу, «потому что надо на что-то есть».
Андрей и сам признает: просто не повезло. В том же детдоме были разные воспитатели — к кому-то он бегал поплакаться, пожаловаться. Один раз повезло — директор поддалась на уговоры и на пару месяцев перевела в младшую группу. Там никто не бил. «Я не могу сказать, что это система — скорее, просто не повезло с воспитателем. Но, с другой стороны, сколько общался с другими ребятами, вот из коррекционного класса: там хорошая воспитательница была, но, по их словам, тоже могла ударить, если что-то не то делаешь. Одного ударила, к примеру, за то, что как-то не так сказал «здравствуйте»», - рассказывает парень.
Сейчас у Андрея уже все хорошо: окончив училище, он нашел возможность уехать из Серова в Екатеринбург. Тут нашел друга, организовал совместный бизнес — училище закончил на кулинара и теперь занимается доставкой обедов в офис.
Про остальных сирот из своего выпуска знает немного: восемь человек уже сидят, еще трое на момент разговора были в КПЗ — на свободе оставался только он и еще пара ребят.
В принципе, к государству у Андрея никаких вопросов не осталось — оно в лице встретившихся ребенку воспитателей и директоров учебных заведений его слишком запугало, чтобы чего-то требовать. Одно только осталось — при выпуске пообещали квартиру.
На момент выпуска из детдома Андрей числился в очереди 85-м. Через год стал 95-м. Сейчас, спустя 8 лет после выпуска. — сотым с чем-то. Почему так — специалист соцопеки, к которой приписан сирота, отвечает матом. «С трудом выяснилось, что я был прописан в месте прописки матери в каком-то давно сгоревшем доме. Потребовалось решение суда, чтобы признать, что дом сгорел, и чтобы все-таки поставили в очередь. В другой раз из Екатеринбурга приехал в Серов в опеку. Иду к своему специалисту — мне говорят, ее нет. Три часа ждал, пока она из кабинета не вышла. Говорит, меня нет, иди пиши заявление, вот бланк, ручку сам ищи», - описывает Андрей свои взаимоотношения с опекой. Катается он так уже 8 лет. Можно, конечно, позвонить, но по телефону ему отказываются вообще что-либо объяснять — просто матерят.
Андрей выпустился из детдома 8 лет назад. Живет у друзей, благодаря которым смог немного забыть ужасы своего детства. Только вздрагивает от громких звуков и боится разговаривать по телефону да и вообще с людьми.
И все, что произошло с ним, — законом не наказуемо, да и не доказуемо, а за давностью лет и вовсе ничто.
Фото: pixabay.com