[18+]
22 апреля 2020 в 10:35
Автор ЕАНовостиЕАНовости

Жизнь после карантина: социологические версии. Мнение Андрея Мозолина

Андрей Мозолин политтехнолог, бывший замглавы свердловского исполкома партии «Единой России», автор учебника для политтехнологов и пресс-секретарей «Аналитический конструктор: методы решения конфликтных ситуаций в политической сфере»
Когда-нибудь самоизоляция закончится. Может быть через пару недель или через месяц? В любом случае, мы скоро мы сможем выйти из своих домов. А потому, вопрос о том, как мы будем жить дальше, с каждым днем становится все злободневней. Кто-то говорит о том, что рухнет экономика. Другие утверждают, что многие из нас и после самоизоляции останутся дома, работая в интернете. Есть оценки людей, фиксирующие собственные, индивидуальные изменения, произошедшие за время вынужденного сидения по домам. В общем, много чего уже написано и сказано.
Мне же хотелось бы предложить свой взгляд, основанный на современных социологических концепциях, объясняющих процессы, происходящие сегодня в обществе. Безусловно, это будут всего лишь версии – слишком много разнообразных факторов влияет на формирование посткарантинного поведения. Однако тем и хороша социология, что она может дать фундаментальные основания для спокойного анализа и выявления возможных трендов.
Как сказал классик, каждая теория по-своему хороша, и ваша тоже не лишена определенного изящества.
В современной социологии существует широкий спектр концепций, которые могли бы быть применимы для нашего анализа. Однако, на мой взгляд, наиболее адекватными для понимания сегодняшней ситуации, являются подходы, исследующие условия и механизмы обеспечения стабильности и безопасности.
Ульрих Бек немецкий социолог и политический философ, профессор Мюнхенского университета и Лондонской школы экономики, автор концепций «рефлексивной модернизации» и «общества риска»
В свое время один из представителей этого направления, немецкий социолог У. Бек ввел в научный обиход термин «общество всеобщего риска». Под ним понимается модель современного мира, которая характеризуется неопределенностью и случайностью возникновения раз-личных событий, а также постоянными рисками, которые невозможно контролировать.
В свою очередь, это означает тот факт, что человек никогда не будет чувствовать себя в полной безопасности и быть уверенным в будущем. Все непредсказуемо и ненадежно …
Ключевым механизмом, сохраняющим в этих условиях уверенность людей, кроется в вере в постоянство окружающего социального и материального мира. Люди опираются на привычные правила и направляют усилия на поддержание своего образа жизни. Повторение рутинных действий обеспечивает ощущение стабильности, уверенности в себе и в окружающем мире. Грубо говоря, просыпаться в одно и то же время каждый день; надевать одежду в определенном порядке, ходить по одной и той же дороге на работу, обедать в кафе и т.п. – все это обеспечивает предсказуемость и комфортность жизни.
Сегодня, для того, чтобы чувствовать себя спокойно, нам приходится создавать для себя своеобразные рамки привычной «нормальности», формирующие нашу веру в устойчивость окружающего мира. А потому – закономерно, что любое серьезное нарушение устоявшегося образа жизни, сбой привычной программы будет, с одной стороны, восприниматься как тревога, а с другой – провоцировать рост усилий, направленных на возврат к «нормальности», к предсказуемости.
Решение о продлении карантина примут в Кремле на следующей неделе
Теперь попробуем с этих позиций проанализировать сегодняшнюю ситуацию, связанную с самоизоляцией.
Итак, сегодня мы наблюдаем и ощущаем на себе серьезнейшее изменение образа жизни. Привычные для нас структура дня и передвижений подверглись резким ограничениям. Работа, учеба, посещение кафе и ресторанов, магазинов и театров, фитнес-залов, посиделки с друзьями, прогулки в парках и многое другое – либо не доступны сегодня, либо перешли в он-лайн форматы.
Безусловно, эти изменения очень по-разному повлияли на людей. С уверенностью можно утверждать, что жителей крупных городов оно коснулось в существенно большей мере, чем небольших городов и сел. Пенсионеров – намного меньше, чем студентов. Последние сегодня пребывают, как минимум, в двух неопределенных ситуациях – как доучиться на дистанте до конца учебного года и когда этот год все же закончится. Предпринимателей – сильнее, чем рабочих промышленных предприятий. Добавим, что для определенных категорий людей, например, уже не первый год работающих и живущих «удаленно», переход на самоизоляцию не при-вел к какому-то серьезному дискомфорту. Соответственно, и давление, вызываемое подобными ограничениями, имеет совершенно неодинаковую силу, очень по-разному нарушая «нормальность» и вызывая разнообразные поведенческие стратегии.

О каких стратегиях идет речь?

На мой взгляд, сегодня одной из ключевых здесь является своеобразная дилемма:
  • «страх» (не только заразиться, но и штрафов и т.п., а потому – самоизоляция)
  • vs «нормальность» (возвращение, насколько это будет возможно, к привычному образу жизни, а потому – выход из изоляции).
Чем ниже уровень тревожности, тем быстрее реализуется стремление вернуться к привычной жизни. Если в первые недели самоизоляции, когда информация о пандемии вызывала страх, процент людей, сидевших по домам, был достаточно высоким, то сейчас он начал снижаться. И для проверки этого утверждения достаточно … выглянуть в окно ... Это касается не только небольших городков, но и мегаполисов.
При этом совершенно неважно какой будет внутренняя мотивация – «уже не можем смотреть телевизор», «рушится бизнес», «не можем находиться в четырех стенах» и т.д. Было бы страшно – сидели и соблюдали карантин. Добавлю, что ежедневные цифры о росте числа заразившихся уже стали привычными, а потому не вызывают серьезной тревоги.
Есть и другое наблюдение – чем меньше был ограничен привычный образ жизни, тем спокойней переносится самоизоляция. Если в структуре жизни не было походов по картинным галереям, фитнеса и ужинов в ресторанах, то это и не ощущается, как серьезная потеря. Для людей, например, в чей образ жизни входило постоянное обучение (причем неважно чему – игре на гитаре или изучению работы мозга) особой проблемы переход на дистанционные формы учебы не вызвало.
Таким образом, можно предположить, что чем кардинальнее поменялся образ жизни, чем сложнее человеку адаптироваться к новым (и не только дистанционным) формам, тем быстрее он попытается вернуться к «нормальности». И наоборот – чем выше уровень тревожности, связанный со страхом заразиться, тем сильнее он будет не только соблюдать карантинные меры, но и приспосабливаться к жизни в онлайне.
Исходя из сказанного, можно предположить, что по окончанию самоизоляции, а возможно, и раньше, будет реализовываться, как минимум три рамочных поведенческих стратегий.
  • Стратегия 1. «Активное рассеивание». Наверстать (по максимуму!) все то, что было упущено. Оторваться по полной. Как можно быстрее вернуть все в привычные, насколько это будет возможно, ритм и рамки. Вырваться на свободу. А это значит активно «рассеяться» по кафе, фитнес-залам, театра, посиделкам с друзьями, просто ходить по улицам и т.п. И выбросить надоевшие маски и перчатки.
  • Стратегия 2. «Выходим осторожно». Стремление вернуться к привычному состоянию, но с сохранением определенных ограничений. Окружающий мир полон рисков, а потому, будем менее активны, более изолированы. Ходим в масках, меньше бываем в людных местах и держим дистанцию.
  • Стратегия 3. «Ничего особо не поменялось». Пересидели и пошли жить дальше. Ритм жизни особо не менялся. Но хорошо, что дети – в школе, мы – на работе. Ждут дом и огород. Все, как всегда. Но, на всякий случай, сделаем запас масок, перчаток и антисептиков.
Такого рода стратегии могут быть характерны для первых месяцев посткарантинного мира, стремящегося вернуться в «нормальное» состояние. Однако, уже сегодня очень многие говорят о том, что жизнь кардинально изменилась и «все уйдут в онлайн» ...
Попробуем, с учетом сказанного выше, проанализировать это утверждение. Для этого сформулируем пару позиций:
  1. Карантинные меры носят временный характер. Следовательно, в сознании людей все происходящее, использование дистанционных форм и т.п. воспринимается как вынужденная мера. После окончания карантина будет возможность вернуться к прежнему образу жизни.
  2. Для большинства людей (в силу социальной природы человека) опосредованные форматы общения, обучения, просмотры музеев, театральных постановок и т.п. никогда в полном объеме не заменят восприятие в живую. Мы идем на концерт не только для того, чтобы посмотреть выступление любимой группы, но и погрузиться в энергетику зала, той толпы, в которой мы будем находиться, танцуя и подпевая … Никакой он-лайн это не сможет заменить.
  3. В «обществе всеобщего риска» глобальные изменения заставляют людей оценивать будущее с точки зрения риска, выгоды, полезности. Причем это касается не только «создателей» онлайн форматов, но и потребителей. Насколько тот или иной формат соответствует этим трем параметрам, насколько он сможет быть включен в привычную «нормальность», настолько он и будет освоен пользователями.
Спросите родителей школьников – готовы ли они сегодня полностью переходить на онлайн обучение? Большинство из них вряд ли ответят положительно. И не только по-тому, что это предполагает дополнительные усилия с их стороны и нарушается их привычный образ жизни. Оценивая эти изменения на основе анализа возможных рисков, выгоды и полезности, они неизбежно будут задаваться следующими вопросами: Насколько знания, полученные через дистант в школе или на альтернативных образовательных площадках будут полезнее для ребенка, например, для сдачи ЕГЭ? Или выгоднее и менее рискованно нанять знакомого репетитора? И т.д. В конечном счете, на эти вопросы придется отвечать всем – и потребителям онлайн-услуг и их производите-лям.
Эти позиции предполагает, как минимум, следующие следствия и вопросы.
  • Во-первых, окончание самоизоляции не приведет к быстрому и всеобщему переходу на дистанционный формат. Скорее можно говорить о том, что в обыденную практику смогут войти определенные элементы, доказавшие свою выгоду и полезность. Так, например, останется ли объем доставки продуктов на сегодняшнем уровне? Вряд ли. Однако можно предположить, что по сравнению с «довирусным» периодом он значительно вырастет.
  • Во-вторых, возвращение к «нормальности» будет предполагает и постепенное ускорение ритма жизни. Смогут ли все сегодняшние «создатели», например, различного рода онлайн-школ иметь время на их продолжение и продвижение? А при условии резкого увеличения конкуренции в этой сфере – насколько выгодно и рискованным станет этот бизнес?
  • В-третьих, многие дистанционные формы уже существовали и постепенно входили в нашу жизнь. Взять хотя бы в качестве примера высшее образование, где это процесс серьезно активизировался в последние пару лет. Соответственно, можно предположить, что там, где уже существовали предпосылки, формировалась инфраструктура, необходимые компетенции и управленческая культура, этот процесс может серьезно ускориться. Тем не менее, смогут ли сегодня органы власти перевести своих сотрудников на «удаленку»? А насколько быстро гос-корпорации смогут отказаться от присутствия на работе «офисного планктона», да и от большинства офисов, как таковых? Не уверен, что этот процесс будет быстрым …
  • В-четвертых, мы вернемся в рестораны, кафе, фитнес-залы, картинные галереи и музеи. Не только потому, что соскучились. Как уже было сказано, люди – социальные существа. Необ-одимость живого общения (даже несмотря на нашу жизнь в соцсетях) пока ничто не сможет заменить. Но уже сейчас мы проверяем и отбираем для себя новые формы, способы и каналы, способные заменить собой различные элементы образа жизни. И в этом отборе каждый сам будет руководствоваться риском, полезностью и выгодой.
Свердловск - город госпиталей
bpla-ekb
Главные новости
Ложка гречки и сосиска: екатеринбуржцы рассказали о многочасовом ожидании вылета в ХургадуГлавный торговый рынок Оренбурга оказался под угрозой закрытияВ резиденции свердловского губернатора на площадке омбудсмена прошел круглый стол ЕАН по ресоциализации участников СВОФК «Урал» объявил об отставке главного тренераМитрополит Екатеринбургский Евгений призвал защищать авторитет учителейКредиторы требуют с муниципального «Екатеринбургэнерго» почти 95 млн рублей