ЕАНДавыдов, Naumen: "Если мы хотим быть суверенной страной, нам нужен мегапроект по строительству электронной промышленности»
Весной об уходе с российского рынка объявили четыре основных поставщика программного обеспечения: EPAM, Oracle, Microsoft и SAP. Их услугами пользовались крупнейшие российские частные и государственные корпорации, такие как «Ростелеком», Сбербанк, Россельхозбанк, МТС, ФНС, ЦБ и Росатом. О том, что это означает для российского бизнеса, мы поговорили с председателем совета директоров группы компаний NAUMEN, российского вендора ПО и облачных сервисов, Александром Давыдовым.
- Могут ли российские клиенты рассчитывать на отечественные аналоги, которые доступны уже сегодня?
- Начать можно с того, что те компании, которые поосмотрительней, такие как, например, РМК (Русская медная компания), сразу использовали отечественное ПО 1С. Хотя возможности 1С несколько меньше, чем SAP, но c 2014 года было очевидно, что рано или поздно с SAP пришлось бы уходить. Те, кто привык к «налаженным» связям с поставщиками, все равно перейдут и заплатят дважды.
То, что иностранные компании ушли, не означает, что продукты перестали работать. Они продолжают работать, но приходится страховаться. Хранят старые версии ПО, чтобы восстановить, если на новых версиях сработает отключение. Отключают системы от интернета. Это создает неудобства и проблемы, но не катастрофично.
Microsoft остановил продажи товаров и услуг в России
Даже в нынешней ситуации у многих сохраняются иллюзии, что иностранные компании вернутся и можно не спешить с переходом на отечественное ПО. Американским компаниям выгодно, чтобы сохранялось такое подвешенное состояние рынка, которое тормозит инвестиции в переход. Поэтому мне кажется, что спустя 3 месяца правительство может заставить компании определиться. Тем компаниям, кто не продает в РФ, – запретить продавать в РФ сроком на 5 лет. Это не запрет по инициативе России, правительство просто выпустит постановление, в котором повторит решение самих компаний уже не в виде их отказа, который они могут в любую секунду отменить, а в виде запрета на срок, после которого их услуги станут ненужными.
Только в этом случае пойдут серьезные инвестиции в импортозамещение. Какие-то инвестиции уже пошли, но весьма ограниченно. Компании ждут момента необратимости, когда риски возврата американских компаний снизятся.
К нам пришли крупнейшие заказчики, которые думают над замещением американского софта контакт-центров, сервис-десков. Но нет определенности с невозвращением американцев. Поэтому мы инвестируем в дополнительные проектные мощности на 20 % от необходимого. Если же созреют все заказчики, то 80 % неплановых проектов перейдут на следующий год. Вряд ли мы какие-то особенные в этой ситуации. Чтобы снять барьеры для инвестиций, правительство должно сделать американским поставщикам «предложение, от которого нельзя отказаться».
- Существует реестр отечественного программного обеспечения, который составляет Минцифры. Есть ли конкретные примеры перехода на российское ПО?
- История с реестром началась еще до 2014 года, и раньше его качество было хуже. Сейчас каталог стал гораздо достовернее. Например, раньше там была украинская компания с дочерним отделением в России. Сейчас понятно, что украинский софт токсичней американского, его «выключили» после 24 февраля.
- Какие ниши выбрать, чтобы эффективно осуществлять инвестиционную деятельность на фоне ухода зарубежных сервисов?
- Наша страна была встроена в мировую систему. Любой лидерский софт в мировом рынке В2В был американским. Компании, которые хотели сделать что-то значимое в секторе B2B, должны были «бодаться в лоб» с американскими компаниями, что не вполне рационально по рыночным понятиям. Именно так мы себя вели. И таких поставщиков ПО, как мы, – немного. Больше тех, кто дополнял американские продукты и выходил на рынок через их сети.
Но заделы есть. В России есть компании, которые разрабатывают базовое ПО, такое как операционные системы. Очень тяжелое по инвестициям. Вот кто настоящие герои. И даже у них нет определенности, закроется ли российский рынок.
Представьте, что вы производите что-то и не понимаете, будет ли у вас рынок для сбыта. Их можно уважать и надеяться, что у них достаточно свободных денег для развития в неопределенности. Будет Microsoft или не будет Microsoft? Пока у них есть защищенный рынок критических отраслей, но это 15 % от рынка. Понятно, что на нем они не получат возврата инвестиций.
Свердловское правительство хочет открыть в регионе свое производство микрочипов
Проблема базового ПО – часть общей проблемы компьютерных систем, включая процессоры, ОС, базы данных, весь стек технологий. По счастью, есть open-source технологии (открытое программное обеспечение), что позволяет надеяться на благополучное разрешение ситуации. И наша компания с 2001 года поддерживала полный стек open-source технологий.
Если смотреть шире, то надо понимать, что ПО - не полный стек технологий. Нужно закрыть стек, начиная с процессоров. А точнее, с электронной промышленности. Когда вы начнете закрывать стек компьютерной электронной промышленности, тут же выяснится, что нужна электронная периферия, что необходимо закрыть стек сигнальных процессоров, чего-то еще – большой номенклатуры электронной промышленности.
Я хочу напомнить, что в СССР были удачные мегапроекты: атомный, космический, авиационный. А были и неудачные. Проект электронной промышленности нельзя признать удачным, и компьютерной промышленности тоже. Вместо того чтобы развивать собственную линейку, занялись копированием линейки IBM, потом копированием PDP-11, в результате проект провалился.
Если мы хотим быть суверенной страной, у нас нет иного варианта, как удачно выполнить этот мегапроект. И это реально мегапроект – сделать электронную промышленность, сделать полный стек ПО, это серьезный вызов, без которого страна не сможет стать самостоятельной.
- Существуют пессимисты, которые говорят, что импортозаместить IT-продукцию мы пока не в состоянии. Так ли это? Может быть, есть такие категории в этой отрасли, которые мы действительно не сможем заменить еще лет 10?
- Мегапроект – это прежде всего разговор про управление, в этом смысле никаких проблем с качеством персонала, с потенциалом людей нет, и образование у нас хорошее. Нет претензий к российским инженерам, хотя, конечно, их тоже надо поднимать на другой уровень, но качество материала вполне достаточное.
Свердловский замгубернатора: «Универсиада в Екатеринбурге будет, и охранять ее будет Касперский»
Если вспомнить, что СССР не смог поднять этот проект, то очевидно, что проблема в управлении этим проектом. В этом смысле у нас есть примеры хороших компаний типа «Яндекса» или Касперского, которые сами по себе огромные проекты. Я думаю, что они в состоянии были бы поднять такие мегапроекты в принципе. И структура управления должна быть у этих проектов, скорее всего, смешанная, государственно-частная. Управлять инновационными отраслями, будь то военная, космическая или IT, – это совершенно другая компетенция. Это не то же, что управлять нефтяной отраслью. Сама по себе нефтянка непростая, но управление в ней гораздо проще, потому что основные ресурсы там не «говорящие», как в IT. Поэтому вопрос импортозамещения IT-продукции и создания электронной промышленности – это вопрос качества управления.
- Правда ли, что отток кадров из отрасли за последние три месяца тормозит наши возможности?
- В нашей компании мы этого не почувствовали. Были единицы «собравшихся», но на работе это не скажется. В первую очередь отток коснулся компаний, которые работали на международный рынок. С одной стороны, они не должны иметь ничего общего с Россией, иначе они попадут под санкции, с другой – сотрудники, получающие зарплату, должны получать ее в долларах. В результате переезд был совершен многими компаниями. Но, по последним данным, 80-85 % SIM-карт уехавших были зарегистрированы в России, что свидетельствует об их возвращении.
Я вообще к этому спокойно отношусь. У людей не было неприятностей в жизни, они захотели их получить и получили. Чем больше они их получат, тем больше у них будет жизненный опыт. В этой связи айтишники в некоторой степени живут в придуманном мире, они не представляют, как он на самом деле устроен. Знакомство с реальностью им не повредит. У целого поколения, родившегося в 80-е годы, взросление и жизненный опыт возникли в очень слабой стране, провалившейся по всем показателям, и западные страны были для них недосягаемым идеалом. У них есть комплекс ребенка, который боится стать взрослым.
Замгубернатора Свердловской области Дмитрий Ионин на «Иннопроме-2022»: «Мы живем в мире рухнувших иллюзий»
Когда Запад изолирует Россию, она будет вынуждена жить самостоятельно. Большие массы людей, живших в оболочке глобализации, будут вынуждены стать самостоятельными и взять на себя ответственность. В этом смысле моему поколению проще. Мы еще жили в самостоятельной стране, и нам проще понять, что мы можем конкурировать с Америкой. Сейчас нам понятно, зачем России нужно выигрывать у Америки, мы вернулись к своим цивилизационным корням. Есть стимул для того, чтобы стать самостоятельными, иначе мы исчезнем как цивилизация. Чтобы жить самостоятельно, необходимо желание, смелость и творческие способности.
- Как вы оцениваете льготы для IT-специалистов, которые были введены за последние три месяца?
- Я поддерживаю льготы. В первую очередь, конечно, критическая льгота – это освобождение от мобилизации до 27 лет, ведь иначе никто бы не вернулся. Освобождение от уплаты налогов на прибыль у нас отчасти и так было, сейчас мы можем показывать свои инвестиции и привести к нормальному инвестиционному процессу, когда мы реинвестируем, и при этом нам не надо платить налог на прибыль.
Свердловский замгубернатора анонсировал новые меры поддержки для айтишников
Не секрет, что многие IT-компании инвестируют, просто часто это делается не из прибыли, а указывается как затраты. Таким образом, мы налог на прибыль миновали и раньше. Это приводило к тому, что вы не в состоянии показывать свои активы. В результате у IT-компаний нет активов. Кредитов под 3 % пока еще нет, и я как-то сильно пессимистичен на этот счет.
Реально у нас есть нераспределенная прибыль, она находится в фонде разрыва кэша, который в течение года происходит. Раз бизнес проектный, то деньги приходят в конце года, и мы должны держать большой запас для закрытия разрывов. Если были бы кредиты, мы могли бы эти деньги пустить на инвестиционный цикл, и это была бы очень серьезная поддержка. Но раз нет активов, нет залога, кредит взять невозможно.
Под миллиард могли бы взять кредитов, если бы такой механизм был, но пока что не факт что он будет.
Почему сейчас такой рост IT-бизнеса и почему с этим было плохо в СССР? Возникла свобода частных инвестиций и рисков. Есть виды деятельности, благоприятные для госструктур, есть виды деятельности, благоприятные для частного бизнеса, и их стоит разделять в мегапроектах. Я вообще считаю, что там, где риска нет, должно быть государство, там, где есть высокие риски, должны быть частники. Если в чем-то риски государство может нивелировать (например, в строительстве и ипотеке государство может сокращать риски посредством поддержки общей экономической обстановки, поддерживая инвестиции в приобретение жилья), то есть отрасли, такие как обувь или одежда, где мода меняется постоянно, и государству в такое вкладываться нереально. Оно прогорит в две секунды. Точно так же в IT есть деятельность как рискованная, так и мало рискованная, которую нужно «прорубить» большими государственными деньгами. Нужно поделить это поле между государственными и частными структурами.
- Наблюдается ли ажиотаж на ваши услуги в связи с введением санкций?
- Сейчас, конечно, рост идет, но назвать его ажиотажем нельзя. Проблема в том, что инвестиции в IT и переход на отечественный продукт – это часть сформулированной общей политики. Я вполне допускаю, что мы пока не можем проговорить такую политику и наши цели будут определяться нашими возможностями. Я понимаю, что не могу требовать ввести запрет на американских «вендоров-отказников», но я обязан формулировать эту потребность и она должна быть учтена по возможности в госполитике.
