О концессиях — то есть о том, что бизнесу можно передать часть государственного имущества для предоставления услуг, — в Екатеринбурге опять заговорили в связи с тем, что администрация города готова заключить соглашение по МУП «Водоканал». Претенденты на объект вроде бы есть, но на предприятии работает команда, аффилированная с некоторой финансовой группой. При этом недавно арестовали экс-министра ЖКХ и энергетики области Николая Смирнова, и силовиков интересуют именно документы, связанные с модернизацией водоканалов в разных муниципалитетах.
Для начала немного информации. Концессионное соглашение — это договор между властью и частной компанией — концессионером. Договор дает бизнесу право на использование государственной собственности для предоставления услуг, например, образовательных, транспортных, коммунальных, вывоза и переработки мусора и т. п., — там, где денег государства не хватает. Взамен частный бизнес обязуется вкладывать деньги в развитие объекта, вносить в бюджет концессионные платежи, гарантировать качественное обслуживание населения. Как правило, самая неприятная для населения часть – это повышение тарифов на услугу. Это обусловлено тем, для компании в тариф включают деньги, которые пойдут на реконструкцию действующих коммунальных объектов и строительство новых. Без этого, особенно в коммунальной сфере, частникам работать неинтересно.
И у жителей Екатеринбурга в этой ситуации остается очень много вопросов и по самому механизму концессий, и по перспективам, и, главное, по нужности этого договора и его последствиям для отдельно взятого семейного бюджета. На вопросы ЕАН о концессиях в эксклюзивном интервью отвечает управляющий партнер компании «Пионеры ГЧП» Дарья Годунова.
— Дарья, допустим, есть компания, которая хочет коммунальную концессию, а тут в регионе скандал: посадили профильного министра. Влияет ли на принятие решений о концессии деловой климат в регионе?
— Еще до стадии подготовки документов на заявку на объект и задолго до заключения договоров компании изучают ситуацию в регионе. Как правило, все начинается со встречи с профильным вице-губернатором, и уже по итогам становится ясен настрой. И, если у компании есть карт-бланш со стороны губернатора, это упрощает процесс подготовки концессии.
Но в последние годы, разрабатывая проект соглашения, уже никто не рассчитывает, что весь срок его реализации пройдет при одном и том же губернаторе. Их меняют, назначают по своим принципам, а концессионный контракт обычно рассчитан минимум на 15 лет — только при таком сроке он окупается.
У него был «Мотив»: кто выигрывает от ареста экс-министра ЖКХ Свердловской области 5 февраля в 15:09Как я уже говорила, многое зависит от настроя властей в конкретном регионе, от их расположения к потенциальным игрокам. Конечно, компания может попробовать «ворваться» на территорию, без предварительных встреч. Сейчас для этого есть все инструменты: если подается частная инициатива, ее обязаны рассмотреть и в случае отказа обосновать решение. И даже если губернатор изначально не настроен лояльно, всегда можно апеллировать к закону, подключить федеральные структуры — Минфин, антимонопольную службу, прокуратуру. Вопрос только в том, насколько компания уверена, что сможет вернуть вложенные средства. Если ее расчеты окажутся ошибочными, дело, скорее всего, закончится судом и требованием компенсации.
Сейчас, кстати, наметилась тенденция: не все губернаторы активно используют механизм концессии, государственно-частного партнерства. Это связано с тем, что работа на местах достаточно сложная. Плюс федеральный Минфин, в котором не так много опытных специалистов, может задавать региональным властям неудобные вопросы. Причина не в том, что чиновники там плохие или на местах плохие, просто уровень компетенции у них невысокий, зарплаты низкие, а еще и сильный дефицит бюджета, за который тоже надо отвечать перед тем же федеральным центром. Поэтому мы часто концеденту (стороне, передающей права на объект соглашения - прим. ЕАН) помогаем документами и морально.
Но если губернатор в принципе боится таких слов, как «концессия» и «частный инвестор», то переубедить его будет практически невозможно. И еще о диалогах с государством. Иногда на переговорах представители власти говорят: «Ну что вам, постройте уже, а мы потом вам как-нибудь компенсируем».
Но в ЖКХ все концессии идут только на кредитные деньги, на свои там не строят, очень дорого. И в концессионном соглашении инвестору нужны гарантии возврата вложенных средств, ему займ отдавать. И когда чиновники искренне недоумевают: «Ну у вас же денег много, неужели жалко?» — это выглядит наивно.
— Я сталкивалась с позицией муниципалитетов: мол, концессия — дело хорошее, но это столько бумаг, мы еще столько лесов не вырастили. Поэтому в Челябинской области, чтобы «не разводить бюрократию», коммунальные объекты просто сдают в длительную аренду коммерческим организациям на основании гражданско-правовых договоров. А что, так можно было?!
— Нет!
— А может ли муниципалитет заключить концессию без участия властей региона?
— Скорее нет, от ситуации зависит. Сейчас регион может присутствовать в договоре третьей стороной. В свое время для нормальной эксплуатации объектов ЖКХ и для контроля за ними было принято стратегическое решение, что они остаются в ведении муниципальных унитарных предприятий (МУП). МУП — это организации, которые ежегодно получают финансирование из бюджета и не обязаны зарабатывать. Им не нужно думать о доходах, потому что деньги они все равно получат. В результате они, как правило, не слишком стараются — у них просто нет стимула. Конечно, есть исключения, где действительно пытаются эффективно работать, улучшать услуги, снижать тарифы, но таких случаев немного.
Поэтому и было решено передавать коммунальные объекты в концессию, чтобы работу делал заинтересованный в результате частник.
Но в коммуналке не обойтись без повышения тарифов, и вот тут именно региональные власти регулируют величину повышения, проверяют затраты и т. д. через тот же РЭК. Плюс часто объекты находятся именно на региональной земле.
Но основная проблема в том, что губернаторы всегда против повышения тарифов. Они говорят концессионеру: «Сделайте что-нибудь, но без роста тарифов, а то меня снимут». Но без повышения не обойтись.
— Почему тарифы растут после начала коммунальных концессий?
— Людям важно понимать - первое: тарифы растут просто из-за инфляции, но ГУП или МУП ничего не ремонтирует, и потери остаются прежними.
Второе: тариф повышается в рамках инвестпрограммы, когда идет полная реконструкция и модернизация сетей. В таком случае через несколько лет (обычно около пяти) тариф начинает снижаться — потому что меньше потерь, меньше затрат на аварийные ремонты. Это экономика, ничего нового.
Да, рост тарифов никого не радует, но есть ограничения — бесконечно повышать их нельзя.
— Можно ли намухлевать с тарифами, чтобы брать с населения побольше, а в объекты вкладывать поменьше?
— Раньше пытались, но сейчас это практически невозможно. Все проходит через Региональную энергетическую комиссию (РЭК), а договориться с ней – это отдельная история.
Люди, которые туда ходят тарифы согласовывать, в цирке не смеются, настолько все сложно.
Чиновники проверяют каждую цифру, буквально водят пальцем по таблицам и задают вопросы, на которые приходится отвечать с аргументами.
Конечно, есть теоретические способы подкрутить что-то на ремонтах, если это не реконструкция, но этим обычно занимаются те же самые ГУП и МУП – они давно научились. А в частных концессиях все цифры рано или поздно всплывут.
Понижение тарифа только через суд: водоканал Оренбурга на 30 лет отдали "Альфа-групп"27 апреля 2023 в 13:15— У кого в ходе работы по договору концессии остается контроль за объектом?
— В принципе, схема везде одинаковая во всех видах концессий, я имею в виду по объектному составу: собственность и на земельный участок, и на объекты остается у государства. Концессионеру – частному инвестору этот объект передается на баланс, это удобнее просто с бухгалтерской точки зрения.
— А что дальше происходит с объектом?
— Компания его строит, реконструирует, модернизирует и эксплуатирует, получает с этого прибыль. Но когда контракт заканчивается, объект возвращается государству с учетом всех наших вложений. Если государство решит его продать, у компании есть преимущественное право выкупа.
При этом контроль процесса эксплуатации со стороны концедента (то есть государства) очень жесткий. Это прописано и в законе, и в каждом соглашении – обычно там есть большая глава, посвященная этому вопросу. Власти проверяют все, устанавливается график посещений, график контроля, финансовые модели. Кроме того, за всем процессом следит антимонопольная служба и прокуратура.
Так что представить ситуацию, когда бизнес получил объект и все о нем забыли, невозможно. Наверное, предприниматели и хотели бы, чтобы над ними никто не стоял, но в реальности такого не бывает.
— В связи с трендом на все больший контроль будут ли как-то ужесточаться требования к компаниям за это время?
— Сейчас обсуждается проект поправок в законодательство. Во-первых, теперь хотят обязательно подтверждать опыт компании в этой сфере, чтобы не допускать на рынок случайных «залетных» игроков. Ко мне часто обращались такие люди: мол, ЖКХ — это золотая жила, на тарифах можно заработать, опыта нет, но разберемся. Конечно, есть талантливые предприниматели, которые быстро вникают в тему, но их немного. Все-таки прежде, чем выходить на крупные объекты, нужно набраться опыта, например, на тепловых концессиях, где сравнительно небольшое количество оборудования. Но сразу заявлять: «Я заберу водоканалы и очистные сооружения» — зачем так перегружать себя?
Поэтому теперь вводят несколько жестких условий:
1. Подтвержденный опыт — без него не пустят.
2. Задаток — обязательный финансовый порог.
3. Запрет на участие бюджетных учреждений в конкурсе. Раньше бывало, что так создавалась искусственная конкуренция: выходили на тендер через родственников — сыновей, племянников.
4. Право государства на одностороннее расторжение соглашения. Если власти что-то не устраивает, они предупреждают концессионера и разрывают договор. Это невыгодно для инвесторов: они берут кредиты, закладываются на долгосрочную окупаемость, а тут вдруг могут лишиться контракта. В ЖКХ все концессии — это миллиардные проекты, финансируемые за счет банков.
5. Штрафы за нарушение сроков.
И, думаю, до лета поправки примут окончательно.
— Такие требования под силу крупным компаниям. А вот у небольших есть шанс получить что-то в концессию?
— Есть два типа людей, которые хотят зайти в ГЧП или концессионные проекты.
Первый — молодые, горячие ребята, которые где-то что-то услышали, сами ничего толком не прочитали, но уже рвутся в бой, думая, что там быстрые деньги. Они не разбираются в механике процесса, но считают, что заработают легко и сразу.
Второй — вдумчивые инвесторы, которые подходят к делу системно. Они:
• сначала делают финансовую модель, чтобы понять, вообще стоит ли это затевать;
• прорабатывают концепцию проекта, изучают варианты юридических схем, в том числе возможности подрядчиков, местного бюджета;
• общаются с регионом, причем на уровне начальников департаментов, а не просто «договариваются с кем-то»;
• изучают тарифную политику, чтобы оценить реальную окупаемость
• и только потом решают, стоит ли собирать этот огромный пакет документов и вкладывать деньги в подготовку.
Оба подхода имеют право на жизнь, но очевидно, какой из них более разумный. Это как с ремонтом: прежде чем начинать, вы же сначала хотя бы минимальный проект делаете, верно? То же самое и здесь.
Поэтому прежде чем ругать инвесторов, стоит понимать: да, залетные компании появляются, да, некоторые зарабатывают не на том, на чем должны. Но сам регион и муниципалитет тоже должны включаться в процесс. Если они не решают вопросы инфраструктуры, то концессии превращаются в бесконечные проблемы.
— В концессиях есть коррупционные риски? И где заложены?
— Конечно, есть. И государство со своими госзаказами, и частные инвесторы – все делают деньги на строительстве. Почему так происходит? В сфере ЖКХ это связано, во-первых, с тарифами, а во-вторых, с изношенностью инфраструктуры.
Нужно понимать, что, во-первых, сейчас инфляция, и, как только началась специальная военная операция, я сразу сказала: «Ребята, тарифы пойдут вверх по всем статьям». И именно это сейчас и происходит.
Но рост тарифов связан не только с инфляцией, но и с тем, что сети изношены катастрофически – в большинстве регионов износ 90% в лучшем случае.
Соответственно, нужны не просто текущие ремонты, а капитальные вложения. И концессии в ЖКХ всегда идут вместе с инвестиционной программой. Это не просто формальность – это отдельный большой документ с конкретными расчетами, который, кстати, приходится защищать перед законодательным собранием. Я сама дважды стояла там на стульчике, отвечая на вопросы депутатов. Все зависит от устава субъекта, но в большинстве случаев инвестпрограмму согласовывают долго и жестко.
Крупнейшую коммунальную компанию Свердловской области возглавил подследственный экс-министр28 августа 2017 в 20:44— Частный инвестор – это выход?
— В сегодняшних реалиях — да. И если к вам заходит крупный оператор – это благо. Их в стране немного, но если они пришли, то хоть что-то сделают.
Да, концессия временная. Да, объект потом можно забрать обратно. Но он хотя бы будет в нормальном состоянии. Так что я бы не отказывалась. Если выбирать из двух зол, я бы выбрала частного инвестора.
— Один из нашумевших проектов и известных в России проектов – метротрам в Челябинске. Вы знаете о нем, принимали там участие?
— В Челябинске я вела несколько контрактов, и, честно говоря, проблем там было достаточно. Многие люди в итоге оказались под следствием, кого-то посадили — это не секрет, об этом все знают.
Тем не менее губернатор Алексей Текслер всегда подчеркивал, что инструмент ГЧП ему близок. Единственное, что вызывало у нас сомнения, — это проект метротрама. И не только у меня: экономисты, социологи тоже не совсем понимали, зачем это нужно.
Но пока его обещают. Более того, в центре города уже идет изъятие земель под проект, причем по суду. Так что, по сути, процесс уже запущен.
Там вообще очень интересная история. Этот проект тянется еще с советских времен, и, если посмотреть на состояние работ, сразу становится понятно, какие у него реальные перспективы. А стоит он, мягко говоря, ощутимо. Очень дорого. Вопрос в том, насколько этот инструмент вообще оправдан и нужен ли он в нынешних условиях.
Свет в конце туннеля: стройка метротрама в Челябинске стала главным проектом года27 декабря 2023 в 11:18— Дарья, в период экономических стрессов, как сейчас, концессий заключаются больше или меньше?
— Очень сложный вопрос. Знаете почему? Потому что ситуация в целом непростая. Когда все это началось, у меня было ощущение, что из профессии придется уходить — казалось, что частных инвесторов просто не останется. Казалось, процентная ставка так вырастет, будут кредиты неподъемными. А ведь вся система ГЧП зависит от займов. К тому же не все банки готовы кредитовать ГЧП и концессионные проекты — этим занимаются в основном только крупные игроки.
Тем не менее после начала СВО в центральной части страны начали больше вкладываться именно в крупные ГЧП-проекты. Серьезные инвестиции идут в создание платных дорог. Хорошо продвинулась социальная сфера — особенно школы, где действительно был большой прорыв.
Стало известно, кто сможет учиться в новой челябинской школе в Парковом 1 февраля в 16:49А вот медицину частным инвесторам пока не отдают. Минздрав категорически против, чтобы услуги по ОМС оказывались частными компаниями. Почему? Неясно. Дискуссия по этому поводу идет уже давно, но пока результат один — палки в колеса вставляют регулярно.
Что касается ЖКХ, то Минстрой выбил довольно большой транш и, что важно, его не сильно урезали, даже с учетом военного бюджета. Это произошло потому, что в сфере ЖКХ все действительно очень плохо. Поэтому пока предполагается, что основная часть объектов в этой сфере будет реализовываться именно через концессии.
— Какие есть тренды, что государство готово отдать в концессию?
— Возле городов резко стало не хватать земли, поэтому кладбищенский бизнес сейчас чувствует себя не очень хорошо. Минстрой разработал законопроект, который позволит передавать управление кладбищами от муниципалитетов к частным инвесторам. В целом идея разумная, потому что закон о похоронном деле у нас где-то с 90-х годов, а ситуация давно изменилась.
Например, в Якутии недавно построили колумбарий с крематорием. Причем сделала это частная компания, и, судя по всему, проект оказался востребованным. В некоторых регионах такие инициативы проходят, а в других – нет, потому что считается, что это муниципальная зона ответственности. И хотя крематорий утвердили, но это на грани фола.
Свердловские похоронщики просят разрешить частные крематории22 августа 2024 в 08:45Сейчас активно инвестируют в культурные центры. Это стало популярным, видимо, чтобы люди могли отвлечься. По спортивным объектам прямо соревнование между регионами: у кого больше, круче и кто привлек более частного инвестора. Но есть нюанс. Возврат инвестиций на таких объектах очень медленный, и не все это просчитывают.
Мусорные концессии – сплошные судебные разбирательства, особенно это касается Челябинской области, где история с мусором – одна из самых проблемных.
В мусорных концессиях две ключевые сложности. Первая – регулятор. Это компания «Российский экологический оператор», и без договоренностей с ним вообще смысла нет выходить на рынок. Второе – логистика транспортировки мусора и его переработка – они часто не проработаны, хотя давно можно было бы наладить систему.
— У концессий есть перспективы?
— Если считать, что история циклична, то, в принципе, перспективы есть.
Частный инвестор всегда был ключевым драйвером экономики. Именно за счет него в свое время происходили индустриализация, модернизация, а население реально ощущало изменения, а не просто слышало о них.
Сейчас, когда мы рано или поздно завершим эту эпопею с СВО, нам предстоит отстраиваться. Я не говорю о новых регионах, но приграничные территории точно придется приводить в порядок. А учитывая, что у государства и так огромные расходы, оно вряд ли справится в одиночку. Значит, придется привлекать частный бизнес.
Свердловские власти вернулись к идее платного проезда по ЕКАД 9 октября 2024 в 12:10Поэтому я бы рекомендовала тем, кто размышляет о возможностях концессии, все-таки присмотреться к этим направлениям. Я никого не агитирую влезать в кредиты с текущими ставками и пытаться строить бизнес в таких условиях. Хотя, как ни странно, люди все равно берут кредиты — видимо, деваться некуда.
Да, есть субсидирование, да, с банками приходится договариваться индивидуально. Но я всегда говорю: прежде чем отказываться, сходите в банк, поговорите. Возьмите с собой финансового модельера, специалиста, разберите условия — иногда они могут неприятно (или приятно) удивить. Идите не в один банк, а хотя бы в пять — потратьте время, но получите полную картину. Без частных инвесторов, которых придется государственно стимулировать, мы не обойдемся.
— Что с преференциями для них?
— Очень надеюсь, что государство пересмотрит свою политику. Потому что все специалисты — экономисты, юристы, банкиры, строители, социологи — говорят в один голос: «Ребята, надо стимулировать бизнес, а не закручивать гайки».
История с деприватизациями, которые сейчас ведет прокуратура и Росимущество, рано или поздно плохо кончится. Как бы государство ни пыталось, посягательства на частную собственность никогда не заканчивались хорошо.
Концессия по свердловскому горнолыжному комплексу «Гора Белая» поставлена на паузу27 января в 13:17— Часто, когда мы видим сообщение о том, что начинается реализовываться какая-то концессия, нам кажется, что концессия и государственно- частное партнерство – это примерно одно и то же. Ведь в обоих случаях у государства нет денег на реализацию каких-то значимых проектов, и оно отдает проекты бизнесу, взамен гарантируя стабильность и собираемость платежей. Это действительно одинаковые вещи?
— Государственно-частное партнерство — это такой шар, внутри которого находятся инструменты, помогающие ему вращаться. Если объяснять совсем просто.
Один из первых и самых старых инструментов ГЧП — концессия. Этот механизм использовался еще в Древнем Риме. С латинского «concessio» переводится как «разрешение» или «уступка». По сути, государство передает бизнесу право на реализацию определенной своей функции.
Кроме концессии, движение «шара» обеспечивают и другие инструменты — соглашения о ГЧП, контракты жизненного цикла, соглашения о капитальных вложениях, долгосрочные инвестиционные контракты, офсетные контракты. Все они регулируются федеральным законодательством.
Исторически подобные механизмы применялись давно. В Европе еще с XV века государство передавало в частные руки строительство и эксплуатацию мостов, мельниц и других объектов. В России концессии тоже использовались, хотя не всегда складывались удачно для концессионеров.
Вот, например, история Саввы Мамонтова. Он искренне хотел построить железную дорогу к Архангельскому порту, но, одновременно с разрешением на это, государство передало ему убыточный металлургический завод. Чтобы завершить строительство дороги, ему приходилось перебрасывать средства между проектами. В итоге его обвинили в финансовых махинациях, хотя на самом деле он лишь пытался спасти ситуацию.
Министр финансов Сергей Витте воспользовался моментом: когда дорога стала стратегически важной, он добился отзыва кредитов и закрытия концессии. Мамонтова арестовали, провели через весь город под конвоем, а затем состоялся суд. Оправдали, но позор, банкротство — все это сломало его жизнь. Вскоре он ушел из нее.
Что касается Витте, то он сыграл в этой истории далеко не лучшую роль — очень цинично и прагматично использовал ситуацию в свою пользу.
Интересно, что во времена НЭПа концессии получили второе дыхание. Ленин открыто поддерживал этот инструмент, есть множество его цитат, где он хвалит концессии и говорит, что частные инвестиции — это наше все.
Возвращаясь в наши дни: в России механизм ГЧП активно применяется с 2005 года, когда был принят федеральный закон о концессиях. У нас уже довольно большая практика — заключено около 4000 соглашений. Да, в этих проектах были и крупные, и мелкие инициативы, приносившие пользу людям. Конечно, коррупционная составляющая тоже присутствовала — но, как вы понимаете, везде работают люди.
