Фонд «Я особенный»: система поддержки детей-инвалидов в России спотыкается на местах

В Екатеринбурге продолжается противостояние фондов-операторов социальных услуг и властей. Первые утверждают, что из-за неправильных действий Минсоцполитики вскоре дети с ментальными особенностями останутся без необходимого количества часов занятий. Власти уверяют, что разработали новый стандарт работы с особенными детьми и никто в итоге не пострадает.

Поводом стало заявление фонда «Я особенный». По версии общественников, приказ министерства «Об утверждении стандартов социальных услуг», установивший временные промежутки занятий с детьми, негативно сказывается на развитии таких детей. Коллеги по «цеху» уверяют: претензии фонда необоснованны.

Президент фонда Александрина Хаитова и юрист Павел Акулов в интервью ЕАН подробно рассказали о своих претензиях к решениям региональных чиновников и спрогнозировали, как новые правила отразятся на детях. Также они объяснили, что нужно сделать, чтобы рынок социальных услуг стал процветающим сегментом экономики.

Расскажите, пожалуйста, о том, в чем заключаются ваши претензии к властям?

Александрина:

Мы стали одними из первых поставщиков социальных услуг. Тогда еще никто особо не понимал, кто мы такие и что предлагаем, почему спорим с чиновниками. Прошли годы, в нашей системе появились и другие организации, которые стали понимать, что многие виды социальных работ должно оплачивать государство.

В законе четко прописано, что государство гарантирует гражданам определенные виды помощи, для которых должна существовать инфраструктура. Мы – часть этой инфраструктуры, мы входим в реестр поставщиков региона, которые работают с особенными людьми, и эту работу должно оплачивать государство: в бюджете на это закладываются деньги. Но никто не знал о том, что на такие услуги есть бюджетные средства, никто не выстраивал систему, не пользовался этими деньгами. Так как нас было мало, общественность относилась к нам с недоверием, полагая, что мы просто хотим получить выгоду.

Время идет, мы работаем, несмотря ни на что, и это доказывает само по себе, что мы правы. Постепенно внимания к проблеме стало больше, в результате люди стали интересоваться реестром поставщиков и при появлении очередного барьерного нормативного акта, рожденного в недрах Минсоцполитики, смогли это отследить и среагировать. Среагировали родители, которые привыкли получать помощь и видели результат: они поняли, что при снижении объемов услуг и квалифицированной помощи их дети начнут скатываться в инвалидность.  

На федеральном уровне законодатели понимают, что государство заинтересовано в реабилитации особенных детей, чтобы они в дальнейшем могли приносить обществу пользу.

Но, как правило, местные чиновники, причем зачастую даже не на уровне министра, а какие-нибудь начальники отделов, этого не понимают. Он привык обращаться с парой сотен своих подчиненных, и ему совсем не хочется вникать в новую, сложную систему. Кроме того, не секрет, что иногда играет роль и коррупционная составляющая.

И средства распределяются по воле конкретных лиц, куда им захочется – как в пользу государственных организаций, так и в пользу НКО, которые имеют личные привилегии перед остальными организациями. Такого ручного регулирования распределения средств быть точно не должно. Деньги государства должны доходить до всех людей, а рынок будет сам регулировать их движение. Это законы конкуренции: если у людей есть максимальный выбор поставщиков, они пойдут туда, где им наиболее качественно оказывают услуги.

Вы обращались за помощью в Законодательное собрание Свердловской области. Чего удалось добиться от депутатов на сегодняшний день?

Мы до конца не были уверены, что у нас получится выступить на заседании, хотя мы совершили все необходимые звонки и разослали письма. Я имела полное право там выступать, помешать мне могли только непосредственно депутаты, которые проголосовали бы против моего выступления. В итоге мы до самого конца не знали, что получится.

Но мне дали слово, депутаты меня выслушали, а спикер Людмила Бабушкина поддержала, что стало для нас шоком. Она рекомендовала комитету рассмотреть обращения, которые мы направляли губернатору и министру, и пообещала взять вопрос на личный контроль.

Выяснилось, что не все представители власти противодействуют новым инициативам, хотя мы привыкли к постоянным барьерам. Люди часто бездумно обвиняют весь институт власти во всех бедах, но на самом деле проблема именно в отдельных людях, а не в системе целиком. А простые люди просто хотят нормально жить, их не волнует, кто и в чем виноват.

Есть контакт с представителями исполнительной власти?

Мы пока так и не смогли наладить полноценную работу и получить поддержку в необходимом нам объеме. Исключением является замгубернатора Павел Креков, которому поручаются главные социальные вопросы, такие как пандемия или беженцы. Если нам удается его привлечь, то он вникает в ситуацию, и после этого со стороны Минсоцполитики делаются шаги для реальной поддержки людям.

Мы делаем косвенные выводы, что Павел Креков этим вопросом интересуется, разбирается в нем и придерживается политики, направленной именно на людей.

 «Система штампует инвалидов»: в Екатеринбурге родители детей с аутизмом взяли в заложники министра 

Павел:

Отдельно хотелось бы отметить, что удалось нам добиться некоторого результата и после письма замгубернатору Валерию Чайникову. Мы обратили его внимание на процедурную часть разработки приказа Минсоцполитики. Документ должен был быть не только разработан, но также ему надлежало пройти определенную оценку. После нашего обращения в министерстве согласились провести оценку регулирующего воздействия. Это длительная процедура, и, по моим данным, она пока не началась.

Но нужно иметь в виду, что оценка регулирующего воздействия за все время, начиная с 2016 года, у Минсоцполитики проведена в отношении восьми документов. Проводится процедура по аналогии с общественным советом: неким экспертам рассылаются письма с просьбой оценить документ, они присылают свои отзывы, составляется протокол.

Но есть нюанс: эти эксперты, как правило, достаточно далеки от сферы социальной поддержки населения. Да, это статусные организации: Союз промышленников и предпринимателей, «Деловая Россия», «Опора России» и другие, которые на самом деле не дают реальных отзывов на документ. Все делается исключительно для статуса. По протоколам видно, что там нет ни мнений, ни предложений, ни какого-либо обсуждения в целом, ни даже подтверждения получения проекта.

Александрина:

Что касается остальных представителей власти, имеющих отношение именно к социальной политике, то о них я такого сказать, к сожалению, не могу. Это при том, что мы выполняем именно их работу, берем на себя выполнение обязательств перед людьми за те деньги, которые заложены в бюджете, и учим работать другие организации по всему региону. Последний приказ министра, который сейчас находится на согласовании, только усугубил ситуацию.

Расскажите подробнее об этом документе.

Александрина:

Поясню: есть стандарт, согласно которому социальные услуги оказываются человеку в разных случаях по мере необходимости. И определять уровень этой необходимости должен эксперт в той или иной сфере. Вместо этого за дело берется чиновник, который высчитывает, что определенному количеству людей за определенный период времени оказывалось определенное количество услуг. Он приходит к выводу: «Что-то они много хотят, раньше объем был меньше». Но он не учитывает, что статистика охватывает только два детских реабилитационных центра, через которые проходило примерно 1000 детей-инвалидов в год. При этом в Свердловской области таких детей около 20 тыс. Получилась просто ужасная погрешность, которую превращают в стандарт.

Есть мои коллеги, которые поддерживают инициативу министерства, и у меня к ним есть серьезные вопросы. Есть чиновники, которые также доказывают, что реформа необходима. Но мое мнение, что изменения направлены на обеспечение контроля рынка социального обслуживания: чиновники заинтересованы сохранить только свои подведомственные организации. Соответственно, напротив независимых организаций выстраивается нормативная база, которая их просто отсекает. Экономически работать на таких условиях невозможно. 

Кроме того, я считаю, что новая инициатива нарушает федеральный закон, который гарантирует всем получение помощи через государственные и негосударственные организации на равных условиях. С помощью таких барьеров работать смогут только государственные организации либо НКО на условиях грантов: недостающее финансирование туда «запуливается» кусками, и они могут продолжать работу.

Хотелось бы узнать подробнее о финансовой стороне вопроса.

Отдельно хочу остановиться на тарифах, по которым мы получаем компенсацию из бюджета за оказываемые услуги. Они очень низкие, работать по таким нельзя, однако чиновники убеждают нас, что государственные операторы социальных услуг пользуются ими же и все у них нормально. Мы долго не могли понять, пока не сопоставили некоторые факты, тогда у нас открылись глаза.

Дело в том, что государственные организации спонсируются бюджетным способом, для них средства закладываются на год. Такие организации должны составлять регулярные ежемесячные отчеты, которые сдаются в министерство. Но в отличие от нас им не нужно получать компенсацию, они могут указать любое количество оказанных услуг. Главное – предоставить отчет. И эта система работает уже несколько лет. Если взять сумму финансирования и поделить ее на количество оказанных услуг, то выяснится, что каждая из них стоила в десятки-сотни раз дороже. Тут речи быть не может о равных условиях работы.

Павел:

В конце декабря Минсоцполитики опубликовало протокол, изучив который, мы понимаем, что за 2022 год ведомство планирует распределить определенной части АНО на социальные услуги порядка 310 млн рублей. О причинах такого приоритетного финансирования можно только догадываться, ответ может скрываться в сведениях об учредителях и руководителях этих организаций, а также структуре их взаимосвязей между собой и с другими компаниями. Мы сейчас работаем по тарифам, согласно некоторым из которых услуги могут стоить 3 рубля, 10 рублей, 30 рублей. Я решил наложить нашу систему на их финансирование и составил условную математическую модель. В третьем столбике таблицы указано общее количество услуг согласно реестру ведомства. Если разделить сумму денег на количество услуг, то мы получим следующий столбик, где указана себестоимость конкретной услуги в год. Далее делим на условное количество раз, когда услуга была оказана. В конечном итоге получаем сумму в 2-3 тыс. рублей, а не в 2-3 рубля, как это бывает по тарифу.

Математическая модель финансирования государственных учреждений

А почему не вмешиваются ФАС, прокуратура?

Александрина:

В стране так организована работа, что федеральные законы, как правило, рамочные, а полномочия по разработке порядка, оплаты социального обслуживания и других нюансов отдаются в регионы. На месте губернатор направляет работу в профильное министерство, в нашем случае – Минсоцполитики. И когда министерство напишет выгодные самому себе законы и не будет их нарушать, прокуратура не сможет найти здесь нарушений. Когда приказ № 400 от 9.09.2019 года впервые порезал социальные услуги, родители обратились в суд, но все инстанции ответили, что чиновники действовали в рамках своего права.

ФАС также бессильна, так как есть множество инструментов, которые завуалированно создают монополию. Министерство не устанавливает, что на рынке будет работать только подведомственное учреждение, оно просто урезает стоимость социальных услуг, порой до нескольких рублей. Попробуйте организовать в таких условиях высококвалифицированную работу: это будет либо обман потребителя, либо не будет ничего. Вот и получается выстраивание собственной монополии, но в обход антимонопольного закона.

Минсоцполитики является законотворцем, заказчиком, исполнителем и ревизором исполнения услуг. Они подают заявку в Минфин, получают средства и распределяют их, как им угодно. В нашем регионе выстроена структура, которая полностью основана на конфликте интересов. Спросите себя: на кого она будет работать?

 «Истеричный балаган»: руководители уральских НКО заступились за министра и обвинили коллегу в пиаре на детях-инвалидах 

Павел:

Представьте себе систему ПНИ, которые также подведомственны министерству. Они не только содержат человека, оказывая ему соцуслуги, но и являются его опекунами. Представьте: человек, который не отдает себе отчета в происходящем, живет у своего опекуна, который оказывает ему социальные услуги качества, которое трудно установить. Даже если они некачественные, опекун никогда не будет сам на себя жаловаться. Кроме того, ПНИ часто сами распоряжаются деньгами своих подопечных в виде их пенсий и пособий.

Александрина:

Несколько лет назад один из подмосковных чиновников во время выступления на мероприятии заявил, что содержание человека в ПНИ в месяц стоит 200 тыс. рублей. Думаю, что к сегодняшнему дню эти цифры несильно изменились. Если добиться уничтожения этого монополизма и сделать так, чтобы юристы, общественники либо некоммерческие организации становились опекунами таких людей, они бы могли следить за тем, как с ним обращаются и выбирать для него условия содержания лучше. Именно так должна работать система.

Павел:

Когда вводят инициативы, подобно той, что вводит сейчас Минсоцполитики, их выносят якобы на публичное обсуждение некоего общественного совета. Но если посмотреть список тех, кто принимает участие в таких обсуждениях, то можно увидеть, кто именно утверждает такие нововведения. Это, например, бывшие сотрудники ведомства либо НКО, которые получают соответствующие гранты. Как думаете, насколько открытым и честным будет такое обсуждение?

Александрина:

Мы стараемся привлечь внимание к проблеме на всех уровнях, в том числе на федеральном. В конце мая мы провели совещание с участием сенаторов Совета Федерации, которые нас поддержали. Представители поставщиков социальных услуг говорили все то же, что и я: во всех регионах картина примерно одинаковая. Слово «коррупция» не звучало, хотя такая ситуация создает благотворную почву для злоупотреблений.

Систему помощи нужно развивать по всей стране, и речь не только о детях-инвалидах.

У нас очень много малого бизнеса, ИП, самозанятых людей. Какая-нибудь деятельная женщина живет в небольшом свердловском городе. У нее в соседних домах есть пожилые люди, которые нуждаются в социальной помощи и уходе: им нужно принести продукты, наколоть дров, навести порядок в жилище, сходить в аптеку, на почту. И эта женщина могла бы войти в реестр и работать с этими людьми по месту жительства, получая за это компенсацию от государства, а пожилые люди получили бы необходимую помощь. Еще раз повторю, что по закону средства на это в бюджете заложены.

Нам говорят, что развивать такой вид услуг нельзя, потому что это приведет к расцвету мошенничества: людей будут обижать, унижать и обворовывать. Как будто таких скандалов мало с государственными учреждениями. Но если развивать рынок социальной помощи, то будет расти и конкуренция, получатель услуг никогда не пойдет к тому, кто плохо с ним работает, и все проблемы будут отрегулированы рынком.

Люди должны знать, что их дети могут получить помощь от государства и не стать инвалидами, если с ними вовремя поработать. Судьбы многих могли бы сложиться совсем иначе. Очень многим можно помочь, они не станут инвалидами и проживут свою жизнь счастливо. Не понимаю, почему у чиновников не болит об этом душа.