В текущем году большинство россиян на своих кошельках ощутили, что рост цен, кажется, вышел за пределы всех прогнозов. Это чувствуется после каждого похода в магазин. Но цифры в чеках не очень сходятся с данными, которые регулярно демонстрирует Росстат. О том, как официальные ведомства считают инфляцию, что считать реальным индикатором роста цен и почему правительство не может остановить обесценивание денег, в интервью ЕАН рассказал экономист Дмитрий Прокофьев.
— Дмитрий, на ваш взгляд, насколько реальная инфляция отличается от тех цифр, которые демонстрируют Росстат и Центробанк?
— Экономисты ориентируются в своих прогнозах на ту инфляцию, которая идет из официальных источников. Но ее влияние на население зависит от двух факторов. Первый – это сколько у кого конкретно денег, второй – на что тратятся эти деньги. Один процент граждан, имеющих супервысокие доходы, инфляцию не замечает вообще. Тем более что на дорогие товары, как ни парадоксально, цены растут медленнее, чем на дешевые.
Этот феномен чипфляции уже описан и российскими экономистами. Если растут цены на составляющие любого «условно дорогого» товара, то у производителя всегда есть возможность на чем-то сэкономить, чтобы тормознуть цены.
С обычными товарами повседневного спроса ситуация другая: они «просто сделаны», компонентов в них мало, если что-то дорожает, то растут цены на все, поскольку возможностей для маневров у производителей нет. В этом сегменте ощущаемая инфляция в полтора раза выше официальной. Вообще здесь тоже зависит от того, как считать.
Если ориентироваться, например, на потребительскую корзину, которая есть в исследовании «Ромира», то у них инфляция получается 20% из-за высокой доли импортных товаров. Но даже 10% инфляции – это очень много.
Пожалуй, на сегодня главным индикатором я выделил бы ставки по депозитам. Когда банки принимают вклады под 20% годовых, можно представить, на какой уровень роста цен они в действительности ориентируются.
— То есть ставки по вкладам и показывают реальную инфляцию?
— Они показывают, насколько деньги обесценятся с точки зрения банков.
— А нет ли ощущения, что Росстат может манипулировать данными, выставляя одновременно для баланса товары и услуги, которые не пользуются особым спросом и цена на них мало меняется?
— Задача Росстата не определить инфляцию по каким-то ощущениям, а дать некие ориентиры. Росстат прозрачно раскрывает, как он считает. Претензии могут быть к методике, но в рамках этой заявленной методики Росстат считает честно. Это один из показателей, на которые мы можем ориентироваться, - важный, но не единственный.
У каждого человека все равно будет та инфляция, которую он видит в своем кошельке.
— Какое влияние продовольственная инфляция оказывает на общий рост цен?
— Это зависит от того, сколько денег уходит на продовольствие. В России много тратят на еду, еда дорогая по отношению к доходам — в среднем около 40% от общего объема трат. Но опять же у богатого человека расходы на еду ничтожны в его общих расходах. Для бедного они могут превышать половину всех его расходов. Но продовольственная инфляция действительно оказывает сильное влияние на общую картину, поскольку для граждан подорожание продуктов питание – самое болезненное. Люди каждый день ходят в магазин, видят, как растут цены, и это их раздражает.
— Как-то вы писали в одном обзоре, что в условиях дефицита валюты государство в первую очередь будет предоставлять ее производителям для закупки критически важного оборудования (например, будет субсидировать привилегированных покупателей валюты, чтобы они могли приобретать импорт, не обращая внимания на курс). А для импортеров товаров народного потребления будут уже обычные условия, «что хочешь, но за свои деньги». Производители продуктов питания тоже будут получать доступ к валюте по остаточному принципу?
— У правительства сейчас ключевая задача – это обеспечить перераспределение ресурсов из потребительской экономики в производственную, чем оно успешно занимается. На это работает и высокая ключевая ставка ЦБ РФ, которая притормаживает остальную экономику. А на предприятия и отрасли, которые финансируются правительством, ключевая ставка не действует никак. Они, конечно, хотели бы, чтобы кредит был подешевле для того, чтобы увеличить свои прибыли, но это не принципиально для них. Правительство готово платить.
Из-за этого сокращается предложение товаров, которые правительство не собирается оплачивать напрямую. Вследствие этого и наблюдается рост цен, тем более что национальная валюта ослабла даже к юаню.
— Мы видим, что государство уже третий год пытается активно влиять на цены на продовольствие. Но не всегда это дает ожидаемый эффект. Продукты продолжают дорожать, некоторые исчезают с полок, как яйца и сливочное масло. Есть посмотреть на реальность, какие в действительности у государства есть механизмы, чтобы повлиять на цены и смягчить последствия девальвации?
— Есть два варианта. Первый - это госрегулирование цен, то есть покупка продуктов по стабильным ценам, но нормированно — переход к карточкам.
Но по сути у правительства выбор между дефицитом и инфляцией, поэтому оно идет другим путем. Там прекрасно понимают, что текущая бюджетная политика провоцирует инфляцию, и втягивают людей в гонку: «Успей купить, пока не подорожает». Поэтому в действительности в правительстве относятся спокойно к тому, что люди набирают кредиты. Потому что если в магазинах вдруг не будет товаров, то сразу будет вопрос: «Это какой-то косяк системы? Я работаю, а купить ничего не могу. Что случилось?»
А если у нас инфляция, то правительство всегда может сказать, что это нехватка денег. Это личная проблема человека, поскольку при необходимости он может взять кредит.
А не дают кредит – спроси у нас, мы скажем, где взять денег. Куда важнее, что сами витрины заполнены.
— Тогда зачем Банк России так стремится ограничить доступность кредитов?
— По итогам года Центробанк прогнозирует инфляцию на уровне 8%, а цель по инфляции – 4%, потому он поднимает ставку. Если регулятор скажет, что он рассчитывает на большую инфляцию, все будут думать, что надо сейчас покупать как можно больше, и цены будут расти еще быстрее. Центробанк управляет ожиданиями.
Он старается донести до субъектов рынка, какой уровень цен он считает желательным: «Не хотите меня понимать, вот вам наказание, вот вам высокая ставка». Но поскольку правительство говорит другое, то аргументы Центробанка оказываются менее убедительными.
— Оказывает ли изменение ключевой ставки реальное влияние на инфляцию?
— Мы сможем сказать это только через некоторое время, когда мы увидим замедление роста цен. Пока правительство раздает деньги тем, кто ему нужен, без ограничений, цены будут расти.
— Какой будет экономическая модель поведения правительства и населения в 2025 году?
— Хотя потребительское кредитование замедляется, население все равно будет стараться брать кредиты, будет стараться так или иначе их отдавать. Люди в смысле платежей (особенно за ипотеку) у нас очень дисциплинированные. А правительство будет продолжать свою политику перекачки ресурсов из потребительского сектора в производство.
Можно сказать, что задачи макроэкономической стабильности, то есть умеренной инфляции и равномерного развития всех отраслей, вступили в противоречие с задачей «роста производства» любой ценой.
— Можно ли ожидать, что в дальнейшем у нас продолжатся перебои с наличием продуктов и в каком масштабе?
— Могу сказать лишь, точно что-то подорожает, но что именно – не прогнозируемо. Ведь помимо сливочного масла в этом году сильнее всего подорожали картошка и соль. Но цена на них сама по себе не очень высокая, поэтому не все это заметили.
Правительство спокойно к этому относится, потому что оно видит, что ключевые социальные группы не просто лояльны, но и активно поддерживают проводимую правительством политику.
