Несколько дней режиссер Алексей Герман-младший провел в Екатеринбурге, на родине своей жены Елены Окопной, обладательницы "Серебряного медведя" Берлинского кинофестиваля, художника-постановщика фильма «Довлатов». Несмотря на их плотный график, две премьеры и встречи со зрителями, ЕАН удалось поговорить с режиссером и его супругой. О фильме, глубинном понимании родины и том, чем мы на самом деле отличаемся от Европы, - беседует сценарист и редактор Татьяна Андриянова.
Алексей Герман — российский кинорежиссёр, сценарист
Мы встретились с Еленой и Алексеем после пяти часов, проведенных ими на местном радио, в тихом ресторане, за 40 минут до первой екатеринбургской премьеры. Ошарашенным количеством мероприятий, немного уставшим, им явно был в новинку насыщенный премьерный тур, который организовал прокатчик Walt Disney Studios, с размахом, не характерным для авторского кино. Продюсеры приняли революционное решение и организовали с дистрибутором широкий, но сверхкороткий прокат. И этот шаг полностью себя оправдал: в первый же уик-энд сборы превысили все даже самые оптимистичные прогнозы, а фильм увидели более 300 тыс. зрителей по всей стране.
Берлинский международный кинофестиваль — ежегодный международный кинофестиваль, проводится с 1951 года в Берлине. Основной приз — «Золотой медведь»
- Поздравляю вас c февральской премьерой на Берлинале и с мартовской - в России! Можете меня поправить, но, несмотря на то, что фильм называется «Довлатов», это фильм, скорее, про эпоху, а не про писателя. Ваши художественные высказывания – это всегда высказывания аналогичного масштаба, то есть в первую очередь об эпохе. Почему вас в большей степени интересует эпоха, чем человек?
А.Г.: Нас и люди интересуют в эпохе. Просто, мне кажется, нельзя человека отрывать от его времени. Потому что мы же существуем вместе со временем, существуем рядом со временем. Очень многие вещи от времени нельзя отделить. Потому что, в общем, у нас у всех более-менее одинаковые переживания.
Понятно, что они разнятся. Но у многих одинаковая тоска есть, одинаковая любовь есть, желание самореализации. Очень важен именно тот отсвет, который на нас накладывает время. Поэтому не хотелось бы отрывать время от человека, человека от времени.
- Чем именно Довлатов для вас олицетворяет 70-е?
«Проверка на дорогах» — советский военный фильм 1971 года, самостоятельный режиссёрский дебют Алексея Германа. Сценарий Эдуарда Володарского основан на повести Юрия Германа (отец режиссёра) «Операция „С Новым годом!“» о коллаборационисте, который присоединился к советским партизанам с целью искупить свою вину за переход на сторону противника.
А.Г.: Послушайте, Довлатов же прошёл тот путь, который довольно много людей прошли. Потому что многие художники, писатели не могли самореализоваться. Мой папа несчастный сидел с запрещённым фильмом 15 лет, который сейчас входит в список ста лучших фильмов (фильм Юрия Германа «Проверка на дорогах», который был снят в 1971, но пролежал на полке до 1986 года, - прим. ЕАН).
И не только он - надо понимать, что проблемы были у целого ряда людей. Они были, в общем, более или менее идентичны. Другое дело, что нас сейчас ругают ультрадемократы - что слишком светлое время, а ультрапатриоты - что слишком темное время мы показали. Но оно примерно такое и было. 70-е - это было такое безвременье, время мягкого геноцида талантливых людей, что, как мне кажется, мы достаточно точно отразили на экране.
- В своих берлинских интервью вы обратили внимание, что европейцу сложно понять условного человека русской ментальности. Особенно когда мы пытаемся оценить наше прошлое или настоящее, мы стоим на разных позициях. При этом вы со всеми фильмами всегда участвуете в венецианских, в берлинских кинофестивалях. Сегодняшнее русское кино - это уже часть европейского культурного сообщества?
А.Г.: Незначительно. Человека три-четыре в нашей стране, может, как-то являются, все остальные - нет. Учитывая, что у нас страна под 150 млн, это все-таки непропорциональное существование.
Очень много культурных проблем, очень много проблем взаимопонимания. Нас плохо понимают. И, собственно говоря, есть некоторое количество решений этих проблем. Например, Звягинцев решает эти проблемы определённым высказыванием и определённой сюжетной конструкцией, которая вписывает в достаточно убогое представление, так скажем, более понятное для них.
Мы решаем эти проблемы другим образом - переводом.
- Расскажите, пожалуйста, про это поподробнее. Я слышала, что вы адаптировали материал каким-то образом под европейского зрителя.
А.Г.: Да, у нас достаточно сильно адаптированный перевод. Многие вещи, которые нельзя высказать и которые они никогда не поймут.
Е.О.: Культурные коды приходилось расшифровывать.
А.Г.: У нас есть момент, когда Довлатов с Бродским говорит, что он не хочет никого учить, что он не хочет стоять на кафедре, что он хочет заглянуть в замочную скважину времени и т.д., и т.д. То есть Довлатов в принципе говорит о себе, упрощая, что он хочет просто разговаривать, а не поучать. В англоязычном переводе более простая версия, которая относительно имеет отношение к тому, про что говорит Довлатов. Потому что, если бы мы это буквально сделали, у них бы совсем шарики за ролики заехали.
- Некий образ, который необходимо было упростить?
А.Г.: Слушайте, они же про нас ничего не знают. Они живут неким количеством представлений про нашу историю и нашу ментальность. Поэтому, собственно говоря, Довлатова в мире не знают. Потому что они не могут понять, про что это, они просто не въезжают.
- При этом тот же Бродский и многие другие литераторы, музыканты, танцоры уехали и реализовались там.
А.Г.: И они спаслись. Правильно. Но время было немножко другое. Немножко и западные ребята были поумнее. Славистики было много, русистики было много. Все-таки к Советскому Союзу было другое отношение, более внимательное, так как боялись больше.
Тогда всё-таки очень часто была эмиграция политическая. Уезжали, собственно говоря, интеллектуалы. А сейчас в значительной степени эмиграция экономическая и уезжает неизвестно кто. Поэтому у них было немножко другое время. Да и то, если вы посмотрите в грустные глаза Довлатова где-то лет в 46 и печальные глаза Бродского, вы не увидите, что они как-то особо счастливы.
- Естественно, отрыв от почвы существует, но тут существует в целом писательская тоска, которая от внешних обстоятельств не зависит. Это очень сложно отделить.
А.Г.: Возможно, возможно. Тоска есть всегда. Просто вопрос почвы и вопрос окружения мне тоже кажется важным.
Если вы прочтете некоторые эссе Бродского, с которыми меня познакомила моя мудрая жена… Их читая, мы поняли, что ну ему вообще было уже неинтересно. Он уже понимает, что Нобелевская премия у него есть, и ему было просто неинтересно с ними разговаривать, мне кажется. Потому что там были такие условные темы, как квадратура платоновского не знаю чего, и бла-бла-бла.
Мне кажется, вопрос почвы для них был важен, что-то они упустили, что-то они не нашли. Потому ушли рано, оттого и глаза печальные. Все-таки культура вокруг - это важно, и Родина - это важно. Просто Родина не плакатная, не так, как у нас, знаете: на телевизорах эти потные люди, которые все время кричат, потрясают кулаками. А в каком-то глубинном понимании, в понимании запаха мочи в ленинградском подъезде, снега, пивной, пьянки на кухне, стакана с бычками, разговоров, утра на Невском проспекте.
Вот эта, мне кажется, довольно важная, к сожалению, часть русского человека, как ни странно.
«Больной человек Европы» (англ. sick man of Europe) — публицистический штамп, который используется (преимущественно в англоязычной традиции) для обозначения европейского государства, испытывающего продолжительный экономический или социальный кризис.
Термин вошёл в употребление в середине XIX века применительно к Османской империи. Принято считать, что именно так во время обсуждения накануне Крымской войны «восточного вопроса» с британским послом Сеймуром назвал слабеющую державу российский император Николай I.
- А как вы думаете, какая в этом смысле наша цивилизационная перспектива? Вам не кажется, что мы сейчас оказались оторваны от Европы?
А.Г.: Да ничего мы не оторваны именно сейчас. Мы всегда были оторваны. Почитайте газеты 19 века про очередную войну России с Турцией, где «хромые люди Европы сражаются» (вероятно, Герман имеет в виду высказывание Николая I, в котором тот называл Турцию «больным человеком Европы», - прим. ЕАН). Мы всегда были оторваны.
Андрей Звягинцев: Мы все стремимся в Европу, но их ценности нашему дереву не прививаются 6 июня 2017 в 17:58Мы и внутри-то разорваны. Мы никогда не были в чистом виде Европой, мы никогда не были в чистом виде Востоком. У нас всегда была другая степень ответственности интеллигенции. У нас всегда был колоссальный разрыв внутри общества. У нас всегда было другое отношение к жестокости. У нас всегда было другое отношение к искренности. Мы немножко просто иные. Это не плохо и не хорошо. Мы не французы, не немцы, не жители кантона Швейцарии. Это надо понять.
Но проблема в том, что это не означает то, что написано в газете «Культура», или то, что трындит писатель Поляков и так далее. Это не означает квасной патриотизм, когда вся любовь к Родине заканчивается тем, что сейчас пойдем и, если они не будут нас любить, мы шибанем им топором по голове. Просто мы такие, и ничего мы с этим не можем сделать.
И цифры выборов, которые пройдут, вам покажут, что большое количество довольно образованных людей в нашей стране пытаются нащупать эту идентификацию и не могут ее нащупать ни среди патриотов, ни среди западников.
- В ваших фильмах, Алексей, вы используете образы родителей как некую гавань или, если угодно, убежище, куда приходит герой за утешением и подпиткой. Это личная история?
А.Г.: В какой-то степени. Видите, я же близок с родителями был всегда. У нас были крепкие семьи всегда, поэтому действительно для меня это было в определенной степени важно.
Мне вообще кажется, что это важно для большинства людей. Мне кажется, что мы состоим как из сознательного, так и бессознательного, мы состоим как из отношений со Вселенной, какого-то внешнего взаимодействия, так и внутреннего взаимодействия. Поэтому для меня всегда важна параллель жизни внутри и повседневности.
- В ваших фильмах отношения с родителями — это принципиальная деталь, которая характеризует героя?
А.Г.: Наверное. Но я не подхожу к этому аналитическим способом. Я анализирую изначально проблематику: почему у кого-то что-то получается, у кого не получается. Да? Или: что такое биографический фильм? Я анализирую. Но когда мы начинаем делать, я анализирую меньше. Я пытаюсь делать то, что для меня важно, невзирая на то, что скажут по этому поводу, не скажут.
То есть я пытаюсь двигаться какими-то внутренними тропами, скажем так. Мне показалось это правильным. Потом, если говорить про Довлатова, то действительно у него были близкие отношения с мамой. Это известно. До последнего. Как без этого обойтись? Это же часть биографии. Потом как говорить о человеке, отрывая от него значительную часть его жизни. Понятно, что у нас выдуманная история, но тем не менее.
- Лена, так как вы создавали тот мир, который мы видим на экране, к вам такой вопрос. Я знаю, что вы сознательно избегали выхолощенного мира 70-х и добавляли туда много историй, множество предметов 50-х и 60-х годов. При этом если представить хрущевки 60-х, то это было новое пространство, куда въезжали люди, которые в очень незначительной степени перевозили с собой предметный мир.
Е.О.: Да, но в конце концов он набирался. Все равно было очень много необязательных вещей, тех, которые всегда окружают человека, где бы он ни находился. Вне зависимости от времени, вокруг нас есть какой-то набор предметов, вплоть до скомканной салфетки.
Я очень много смотрела домашних архивов жителей Петербурга. Собственно говоря, я ничего не выдумывала, и очень многое было основано на именно на них. Потом никто не отменял профессорские квартиры, скажем. Я не люблю округлять. Мне кажется, что всегда есть частные истории, и вот это для меня важно. Мне кажется, очень все по-разному.
А.Г.: Да, правильно Лена говорит. Это накопление. У нас старая мебель в доме стоит до сих пор, часть которой Лена ненавидит. После революции, когда ничего не осталось, дед пошел, сдал шинель и сапоги и купил всю мебель, которая стоит до сих пор. И там тоже существует наслоение современных вещей, старых вещей. То есть такая диффузия времен.
Е.О.: Времен с одной стороны. Быта и поэзии - с другой стороны. Потому что, если вы помните кадр, где Довлатов проходит в одну из соседних комнат, там женщина играет на рояле, а под роялем стоят банки для консервации помидоров и огурцов. Мне кажется, это тоже часть того наполнения, которое создает очень правдоподобный и симпатичный образ.
- И многослойность пространства. Конечно, это первое, что поглощает зрителя...
Е.О.: Конечно. Ну и в процессе изучения материла мне очень любопытные вещи рассказывали. Что, например, как писатели в основном писали заданные истории, как Довлатов, работая на определенное издание, так и фотографы были вынуждены снимать очень специальные фотографии. Но для себя они снимали свой Питер.
Свой Питер был у каждого фотографа. И где-то еще по домам сохранились эти альбомы, закрытые и мало кому известные. Это была частная такая история для себя, для души.
- Алексей много говорил про свой интерес к 70-м. А что вам больше всего сейчас, уже после работы над фильмом, понравилось в этом времени?
Е.О.: Мне очень нравится, что была рукотворная история. Потому что очень мало всего было, и многие старались что-то добыть, сшить, улучшить какие-то платья, перешить какие-то платья, скажем, взяв из сундуков бабушек или мам или даже свои более ранние платья перешивая на другой манер. И в этом, безусловно, существовала индивидуальность. В отличие от современных очень заданных порой тенденций.
Очень много было как раз таки личного, для меня вот это важно. Ну и конечно, жадность до информации, которая была. Потому что вырезали какие-то вещи из "Огонька", все, что было, за то и хватались. Художников изучали по тем альбомам, которые доставали из-за границы, передавали друг другу.
Некоторые петербуржцы рассказывают про то, как случайно попадали в квартиру Бродского именно на почве обмена книгами и альбомами. Вот это мне кажется очень трогательно.
«Под электрическими облаками» — фильм режиссёра и сценариста Алексея Германа-младшего. В работе над кинокартиной приняли участие Россия, Польша и Украина, сопродюсером ленты выступил польский режиссёр Кшиштоф Занусси.
Фильм участвовал в основной конкурсной программе 65-го Берлинского кинофестиваля. Кинооператоры Евгений Привин и Сергей Михальчук получили награду «Серебряный медведь» за выдающиеся достижения в области киноискусства.
- А какое время вам интересно вообще? Допустим, если прикидывать с точки зрения работы над следующими проектами. Про какое время вы хотели бы рассказать?
Е.О.: Я не знаю… Когда мы работали над «Облаками» (предпоследний фильм Германа «Под электрическими облаками», где Елена выступила в роли художника-постановщика, - прим. ЕАН), а скорее, после, когда уже Леша захотел снимать "Довлатова", я изначально не очень хотела браться за этот проект, потому что мне казалось, что это есть некоторая иллюстрация чего-то чужого, то есть тут нельзя выдумывать. Но потом, уже в процессе «Довлатова», я поняла, что все равно ты создаешь образы, все равно ты пропускаешь через себя, чего-то выдумываешь.
Поэтому, наверное, неважно, какое время, важно иметь возможность свободы, в своих решениях в том числе. Потому что Лёша мне во многом доверяет. И это важно, иначе, мне кажется, я бы сломалась.
А.Г.: Ну да, я тебе доверяю потому, что ты бы не смогла работать с человеком, который тебе не доверяет.
Е.О.: Не смогла бы.
А.Г.: Ты бы его просто послала, когда бы пришёл человек и начал тебе рассказывать, как надо или как не надо. Потому что Лена правда все делает очень долго, долго выдумывает - и в последний момент делает. Но в ней есть эта потрясающая способность, что она как-то вдруг понимает. Она как-то доводит меня до производственной истерики, конечно, каждый раз, но она сама чувствует, она сама видит, она видит объемы.
Это свойство личности. Свойство не благоприобретенное, это врожденное. Человек как бы врожденно чувствует индивидуальность, фальшь, объемы, сочетание фактур, цвета.
Е.О.: Я звук иногда в костюмы закладываю…
А.Г.: При том что у нее нет профильного образования....
- Вы имеете в виду художественного?
Е.О.: Да, у меня продюсерский факультет.
- У вас, кажется, отчим работал на Свердловской киностудии, а мама была телеведущей. Вы, когда жили в Екатеринбурге, занимались тут кино или телепроектами?
Е.О.: Нет. Но мама у меня стояла у истоков «4 канала». Я все детство, естественно, в паузе между занятиями попадала к маме на студию. И для меня это было родное место.
Это с одной стороны. С другой стороны, отчим. Но я здесь не занималась кино. Я, уже приехав в Москву от Свердловской киностудии, работала администратором на постпродакшне фильма «Егерь». Это была первая история, первый опыт. Ну а потом, когда снимали проект «У ангелов нет крыльев», мои вгиковские друзья пригласили меня сюда, и я тоже работала со студией. Это был второй опыт. Но тогда я уже была представитель ВГИКа, а не Екатеринбурга.
Уже в неформальной беседе Алексей Герман выразил уверенность, что успех проката обеспечило промо на Первом канале, при непосредственном участии которого создавалась кинокартина. Он с изумлением обнаружил, что в двадцатиминутных девятичасовых новостях выходили пятиминутные новостные блоки, посвященные его фильму.
«Было такое ощущение, что ничего важнее в стране нет», - пошутил Герман.
По результатам первого уик-энда «Довлатов» собрал невиданные для авторского фильма 98 млн рублей и оказался третьим среди всех фильмов недели по величине сборов, уступив только фильмам «Черная пантера» и «Лед». В связи с удачным стартом проката было принято решение о продлении сверхкороткого проката минимум до 11 марта. С учетом того, что страну ожидают длинные выходные, есть большая вероятность, что «Довлатов» значительно превзойдет «Нелюбовь» по общим сборам, которые составили 95 млн рублей за весь срок проката.
Кроме того, Алексей выразил уверенность, что в связи с коммерческим успехом ему и его команде будет проще получить средства на следующий проект, над которым уже идет работа.
Состояние нелюбви. Рецензия Татьяны Андрияновой 8 июня 2017 в 11:02ЕАН благодарит за помощь в организации интервью директора кинотеатра "Салют" и "Колизей" Сергея Валентиновича Федякова.
